Откуда есть пошла наша Раша / "Недоросль" в Музыкальном театре п/р Г.Чихачева

Выпуск № 6-186/2016, Мир музыки

Коль скоро вся российская литература вышла из «Шинели» Гоголя, то театральная ее сатира, словно из желудя, наверняка родилась из «Недоросля» Фонвизина: многие острые сюжеты нашей сцены мерещатся в этом шедевре, из него произрастая.

Художественная цельность и действенная мощь фонвизинского текста воистину ошеломляют. Страсть, с какой драматург бичует человеческие пороки, его «содрогание о зле» потрясает.

Музыкальный театр обращался к «Недорослю» редко. Яркий и яростный спектакль Саратовского ТЮЗа был поставлен Леонидом Эйдлиным во второй половине 60-х. Тогда поразили не только хлесткие зонги Юлия Кима, комментировавшие сюжет в брехтовском духе. Незабываемо радостное воспоминание той постановки, игра великой русской актрисы Зои Георгиевны Спириной в роли Простаковой, игра смелая, страстная и трагичная.

Московские «перепевы» этой версии большой сценической судьбы не имели.

У композитора Александра Журбина, драматурга Льва Яковлева и режиссера Геннадия Чихачева история про госпожу Простакову и сына ее Митрофанушку получила новый, более сложный контекст, специфическое развитие, ей добавили еще один, внешний, если угодно, историко-культурный разворот сюжета.

На сцене московского Музыкального театра под руководством Г. Чихачева в спектакле «Недоросль» появляется новая героиня, императрица всероссийская Екатерина Великая.

Очередную комедию Фонвизина, уже известного царице по «Бригадиру», ей читает Правдин, стараясь внушить государыне, что честная эта пьеса прославит ее не меньше, чем переписка с французскими просветителями.

От эпизода к эпизоду императрица колеблется, испытывая весьма противоречивые чувства. Однако повелевает сыграть «Недоросля» единожды на Царицыном лугу, в специальной театральной хоромине, которую на следующее же утро и разобрать.

Драматург и поэт Лев Яковлев, развивая этот сюжетный ход, пользуется мемуарами императрицы, а создавая стихотворные тексты к музыкальным номерам, остроумно стилизует лексику второй половины ХVIII века, иронизируя над патетическими порывами одних героев или проникаясь сочувствием к другим.

Живой оркестр под управлением Владимира Янковского звучит откуда-то с небес, угадываясь за облачной панорамой. А на переднем плане сценограф Татьяна Мирова водружает древо с голубятней на толстых ветвях, где предпочитает обитать Митрофанушка.

Народ, именуемый челядью, художник по костюмам Елена Бочкова одела в серую посконь. Мужики, сплошь бородатые, похожи на Мельника из «Русалки», а бабы с толстыми косами, сплетенными из веревок, недалеко ушли от язычества.

Новизна решения темы народа в том, что этот народ и в самом деле челядь. Он явно упивается собственным рабством, хотя господам своим цену знает. Не важно, кто нынче попал под раздачу: сегодня ты, а завтра я. Такая у них се ля ви, скорее трагикомичная, нежели водевильно-опереточная.

Культуру в эти массы несет не столько почти самоотверженный Правдин Олега Зимина и вовсе не давно познавшая преимущества двойных стандартов Екатерина II Людмилы Кафтайкиной, одетая в кокетливое подобие офицерского мундира. Задачу просвещать интуитивно берет на себя явившийся вовсе не из туманных далей, а откуда-то с большого свободного дела, обаятельный, зоркий и трезво мыслящий Стародум, сыгранный Станиславом Якубовским свежо и лирично.

Статусные лирические герои, Софья и Милон, в свою очередь, несут свой крест старательно, даже отважно. Дебютное волнение юной Натальи Ребровой умножает искренность героини, а романтическая природа дарования Константина Скрипалева смягчает туповатое упрямство Милона.

Номинального хозяина дома так и хочется назвать тишайшим.

Простаков, каким его являет нам Владимир Куркин, людям ничем дурным не грозит, у него какая-то своя, очень тайная жизнь.

Куда активнее в сюжете существует пышущий жизнелюбием господин Скотинин. Сергей Рязанов азартно воплощает предтечу опереточных свиноводов, да так увлеченно, что того и гляди запоет нечто вроде: «Поедем в Вараздин!»

Скотинин первым из персонажей оправдывает жанр спектакля как «оперетты-водевиля». Опереточна по природе своей моложавая и глупенькая нянька Еремеевна Натальи Замниборщ. Озабоченная надеждой на женское счастье, она получает под финал себе в супруги похожего на цирковую лошадь безответственного и забавного немца Вральмана - Григория Захарьева.

Опереточных «всплесков» в спектакле немного, но они придают событиям некое игривое обаяние. Таковы учителя Митрофана. Испуганный с рожденья семинарист Кутейкин Зинаиды Громоздиной от страха почти невесом и толку от него не дождаться. А отставной сержант Цыфиркин (Юрий Красов), мужик честный и совестливый, сам рад избавиться от роли, ему не свойственной.

У каждого героя есть своя музыкальная характеристика, свое чисто жанровое существование. Музыка Александра Журбина, живая и яркая, остроумно оркестрована дирижером Владимиром Янковским, который держит в своих руках все действенные связи спектакля.

Нынче, когда любое действо с музыкой называют мюзиклом, композитору Журбину показалась интересной экскурсия в эпоху ранней русской оперы. Он эффектно стилизует барочные мотивы музыки ХVIII века, пронизывая их сатирическими интонациями. Режиссер Геннадий Чихачев находит баланс этого разновысотного напряжения. В спектакле, темпераментном и стремительном, нет нарочитых торможений, как нет и безликой суетности.

По традиции ужасы деспотизма в «Недоросле» вроде бы должна воплощать госпожа Простакова. Но у героини Ирины Химиной деспотизм проявляется так органично и весело, что рискуешь заразиться ее бесшабашностью. Этой Простаковой жить интересно. Витальную энергию ей буквально девать некуда. Авантюру с умыканием Софьи она сочиняет с азартом, достойным героинь Достоевского, пусть выглядит все куда элементарнее. Глаза ее сияют вдохновением. Да и сына своего она любит не слепо, а радостно. Никакого изуверства в ней нет. Только любовь.

Дитятко, увы, не ценит маменькиных чувств. Митрофан жаждет не свободы, а воли, шалой, безответственной и грубой, какую ему вроде как гарантирует армия. Вадим Поповичев играет Митрофана парнем лукавым, себе на уме, готовым всех забыть и предать. Его рассудок вполне изощрен, а жестокость происходит из инфантилизма, который в нем страстно и почти насильственно культивировали.

Потеря власти над челядью Простакову, кажется, не так заботит, как сыновнее предательство. Этого маменька попросту не в силах осознать.

События развиваются стремительно. Небитая до поры часть челяди участвует в них не менее активно, чем хозяева. Классическая связка «мужики при господах, господа при мужиках» проявляется и здесь.

В финале пришлые интеллигенты от имени власть предержащих выясняют отношения со здешними самодурами, подчиняясь законам высокой дидактики ради хеппи энда, обязательного для классицистской комедии, тем более, в опереточно-водевильной аранжировке.

Фотогалерея