Соблазны у брандмауэра / "Гроза" в Театре на Васильевском

Выпуск № 7-187/2016, Премьеры Санкт-Петербурга

Соблазны у брандмауэра / "Гроза" в Театре на Васильевском

«Гроза» А.Н. Островского ассоциируется с чем-то мрачным, тяжелым, но это в школе и при советской власти. Нынче жизнь у нас легкая, радужная, поэтому появляются «Грозы» веселые. Самой светлой была, пожалуй, «Гроза» в Молодежном на Фонтанке (Семена Спивака. 1992). Спустя 15 лет родилась безбашенная, очень смешная «Гроза» в Магнитогорске (Льва Эренбурга. 2007). И вот теперь премьера в Санкт-Петербургском театре на Васильевском (Владимира Туманова). Нельзя сказать, что она дышит оптимизмом, однако комизма и в ней много.

Первая же картина вызывает удивленный смех. Посреди небольшой сцены - лодка, а в ней пестрая, полууголовная компания попрошаек-музыкантов: немой татарин-гармонист (Тадас Шимилев), Кудряш (Арсений Мыцык) с народным инструментом варганом, Шапкин (Владимир Бирюков) в отчаянно пыльной шапке. Хотя и не играет, но поет. А на носу с веслом в рубище из мешковины матерый человечище Кулигин (Михаил Николаев). Внешне - какое-то чудище нечесаное. Ассоциаций масса: Эзоп (в исполнении Виталия Полицеймако), Пастырь с клобуком на голове, ведущий слепцов, Харон, перевозящий через Стикс (уж никак не через Волгу!). Заметьте, Кулигин с поэтом Херасковым из XVIII века «на дружеской ноге». И уж определенно мошенник (отяжелевший Бендер) в поисках миллиона, а пока облапошивающий пьяненьких. Продает многофункциональный камень то в качестве перпетуум-мобиле, то в качестве смартфона или средства от похмелья. Этот же камень превращается в череп, непременный атрибут монолога Гамлета «Тo be, оr not to be». Многовато нагружено на одного человека, пусть и не тщедушного.

Лодка - тоже не совсем лодка. И средневековый «корабль дураков», и Ноев ковчег. В нее лезут все кому не лень: Дикой, Кабаниха, само собой, молодежь. Она и жилище, и место отдыха, и центр сладострастия. А под лодкой «живет» другое синкретическое существо: полусумасшедшая барыня Феклуша (Татьяна Калашникова). Мой сосед по партеру шепотом требовал определенности: где находится Феклуша - в воде или на суше. Неважно это. Пространство, сочиненное художником Семеном Пастухом, условное, и фантастическая героиня Калашниковой может обитать хоть в воде, хоть в огне. Из скрещивания двух персонажей Островского получилась символическая фигура. Рыжая Феклуша в драных черных чулках и новенькой шинели чуть ли не на голое тело - знак соблазна, который преследует главных действующих лиц спектакля. Соблазн природный отсылает еще и к дальним странам. У вечно пьяненькой Феклуши кабаретная пластика, сигаретка в зубах и французское грассирование какой-нибудь Ла Гулю, любимицы Тулуз-Лотрека. «В Париж! В Париж!» - тянет жителей Поволжья. Впрочем, мечтаемые странствия не ограничиваются шенгенской зоной. Пышная служанка Глаша (Анна Захарова) завидует рассказам странницы Феклуши о зарубежных гражданах с «песьими головами». «Живут же люди!» И, конечно, рассказ о Махмуде Турецком «неправедном» тонко намекает на сегодняшние проблемы с Турцией. У другой актрисы взрывчатый набор ярких красок мог бы привести к грубому шаржу. У Калашниковой острый, гротескный рисунок роли органичен.

Текстовые и музыкальные «антре» Калашниковой как бы «прошивают» разнородные эпизоды представления. Текст оригинала (с незначительными сокращениями) как будто сохранен, но жанр постоянно «скачет». Нужен объединитель или «оттенитель». Скажем, «француженка» из Поволжья нарушает патетизм монолога Катерины о ключе (брать или не брать ключ от заветной калитки?). Разумеется, эта Феклуша (бывшая барыня) не будет никого пугать. Кого может напугать Ла Гулю? Она лишь напоминает: никто не избежит соблазна, а соблазн таит в себе наслаждение и наказание.

Как не быть соблазну, когда кругом почти глухая брандмауэрная стена? Только высоко наверху окошечко с жалкой лампочкой. Тут не место модным видеоинсталляциям с красивенькими пейзажами волжских берегов. Вырваться за темную стену хочется всем: от Катерины с Варварой до Дикого с Кабанихой. Не всем дано. Только Варваре, Катерине и Феклуше. Они, женщины, наэлектризованные страстью, способны войти и выйти через таинственную дверь с треугольничком-предупреждением трансформаторной будки: опасно, может убить током.

Пространство для быта выгорожено маленькое, и живут все кучно, без особого социального расслоения. Дикой (Сергей Лысов) в лодке старательно связывает нищему татарину шнурки от ботинок, чтобы упал. Однообразное существование расцвечивают музыкой, пением. На Фонтанке, в 1992 г. тоже много пели, но там были вольные, русские песни, с удалью. На Васильевском - больше перебрехиваются частушками. Только в финале звучит объединенный хор жителей города Калинова. По случаю освобождения от невыносимой жизни Катерины.

Соблазны у частушечников разные. Например, у Тихона (Сергей Агафонов) соблазн большого города и большой выпивки. Как Тихону не терпится выхватить у маменьки из рук портмоне с деньгами и выскочить вон! Это особый аттракцион, вызывающий хохот в зале. У Агафонова на подобный случай припасены свои приспособления: быстрое перебирание ножками, приседания, гримасы отчаяния, подвывание, обиженный девичий плач в стеночку. Агафонов - главный эксцентрик театра. За склонность артиста «ногами кренделя выделывать» (в «Женитьбе», «Чисто семейном деле», «Носорогах») режиссер Туманов Агафонова наказал. В сцене признания Катерины «на миру» Тихон вдруг необъяснимо обезножел и в дальнейшем передвигается на костылях. Потом, в суете, заимствует еще и пастырский посох у Кулигина.

Однако не будем о мужчинах. Премьера - подарок Театра к 8 марта. Женщины - народ особый. К ним приставлено штук 12 чертей с «плевелами». На каждой женщине Феклуша ставит свое тавро. Любо-дорого смотреть, как она гримирует, раскрашивает по-проституточному Кабаниху. Кабанова Натальи Кутасовой моложава, привлекательна, хоть сейчас под венец. Невестка для нее - соперница. Надо ли объяснять, у Кабанихи роман с Диким. Не только Тихон ждет отъезда - маменька тоже хочет погулять. На свободе Кабаниха наряжается в цветастое, розовое платье с прозрачной вуалью. Она большая грешница - отсюда и ее лицемерные попреки Катерине. Кабаниха-то знает, что такое соблазн. Стоит только пройти через сцену озорнику Дикому, бубнящему: «Уж как я свою коровушку люблю...», купчиха вся подбирается, облизывается и срывается вслед за ним, словно по свистку.

Кутасова не изображает давящую мрачность. Напротив, ее Кабаниха улыбчива. Игриво исполняет в драматический момент частушку про Танюшку, летевшую на метле. Еще и провокатор. Она подначивает сына, невестку, дочь. Варваре подмигивает. Не исключено, она все случившееся предвидела и сознательно не заметила подмену ключа. Хотелось подставить невестку. Правда, такого итога не предполагала.

И на плаксивой чувственнице Глаше, приходящей в полуобморочное состояние от появления любого мужчины, Феклуша ставит свой знак: красной помадой точку на нос. Глаша в спектакле Туманова превращена в более значительную фигуру, чем в оригинале.

Сложнее всего с Катериной. Елена Мартыненко играет на стыке жанров. Наиболее драматичные фразы («Я скоро умру» и т.д.) актриса произносит с сияющей улыбкой на устах. Первый откровенный разговор с Варварой проводит в бешеном темпе. Не нужно быть проницательной Кабанихой, чтобы заметить крайнее возбуждение женщины. Это возбуждение, болезненная лихорадочность оправдывают преувеличения в речи, над ними не без оснований потешался Д.И. Писарев в знаменитой статье «Мотивы русской драмы». Мартыненко - редкая актриса, у нее «роковые женщины» (та же Настасья Филипповна) не выглядят нарочитыми. Парадокс Катерины в том, что «роковитость» соединяется в экзальтированной женщине с крайней наивностью. Над наивностью своей героини в сцене первого свидания Мартыненко иронизирует. Девичьи поползновения, робкие подсаживания на лодке к «предмету» забавны. Прибавьте к этому еще игру с соломенной шляпой Бориса, отчасти напоминающей нимб. Окончательное сближение с Борисом выражено иносказанием: она осваивает игру на саксофоне любимого. А саксофон по форме напоминает Змия-искусителя. Впрочем, выдумка с саксофоном, в принципе, от лукавого, искусившего режиссера.

С классическими персонажами он поступил по-разному. Одних преобразовал радикально, других оставил Островскому. Борис, Варвара, Кудряш существенно не переменились. Конечно, если оставить за скобкой саксофон. Написано у драматурга: Борис «одет по-городскому». Он и наряжен в современный костюмчик, с тонким галстуком-«селедочкой». В драме - вялый красавчик. Андрей Горбачев и здесь жалковат, немного из оперетки. Пытается подзаработать саксофоном на бульваре, но местные нищие во главе с Кулигиным его отгоняют. Не по-мужски прихорашивается перед свиданьем, фиксируя слюнями тонкую линию бровей.

Кудряш (Арсений Мыцык) более ярок в прямом и переносном смысле. Одни красные штаны чего стоят! Но тоже чересчур суетлив и смешлив. Зато Варвара (Екатерина Зорина) статна, отнюдь не девочка. Многозначительно сексапильна, не прочь и Бориса между делом обольстить. О любви с Кудряшом, конечно, речи нет. Так, в соломе побарахтаться. Любви нет ни в драме, ни в спектакле. Есть томление о несбыточном.

Все в этом спектакле условно и прихотливо. Татарин, вроде, немой, вдруг заговорит. Представление начинается пародийной клоунадой Кулигина и компании. Продолжается торжественным, почти танцевальным, выходом трех фольклорных красавиц (Кабанова, Катерина, Варвара). Зыбко, неопределенно время действия и место действия. «Плавает» статус персонажей. Кулигин Михаила Николаева с повадками бывалого «пахана», явно крупнее, чем бедный полусумасшедший философ-изобретатель. Катерина перед смертью заимствует у Феклуши экзотический наряд: муленружевскую огненно-красную шляпку и непристойный боевой окрас - знак греха, падения.

И смерть Катерины условна. Нельзя ожидать, чтобы в спектакле XXI века финал сохранился из книжки. Он и не сохраняется. Никакой беготни в поисках утопленницы, приноса тела. Здесь не Катерина сигает в воду, а вода сама приходит к ней в виде фонтана. Фонтан бьет из лодки. Утопленница стоит в лодке. Вокруг нее сгрудились остальные содельщики. Все поют. Финал вполне оптимистичный.

Публика выходит после премьеры, по большей части, тоже радостно возбужденная. Простодушные зрители, возненавидевшие «Грозу» со школьной скамьи, приятно удивлены. Оказывается, пьеска вовсе не страшная. Критики отмечают актерские удачи для возможных будущих премий - василеостровские звезды поданы и в самом деле «вкусно». Однако все имеет обратную сторону. Некоторые фигуры перегружены «вариантами», приспособлениями. Если бы их уменьшить, спектакль стал бы стройнее, динамичнее. Я бы не рекомендовал бежать на эту «Грозу» людям с традиционалистским мышлением; тем, кто не любит фарс, гротеск. Прочие будут следить за действием с интересом. В конце концов, и у нас случаются соблазны.


Фото Анны ГОРБАНЬ

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.