Памяти Феликса Антипова

Выпуск № 8-188/2016, Вспоминая

Ушел из жизни Феликс Антипов, народный артист России.

Феликс Николаевич, Филя, Филимон, Потя... как только не звали его на Таганке. Он пришел в театр в 1968 году, сразу после окончания Щукинского училища. Пришел и пророс всем существом. За все годы существования любимовской Таганки он был одним из наиболее востребованных актеров труппы.

По молодости простоватому и грубоватому на вид Филимону доставались в основном роли характерные. Колхозный самодур Мотяков в «Живом» по повести Б. Можаева (такую глыбу попробуй переспорь!); один из могильщиков в «Гамлете» (на пару с Р. Джабраиловым) - эдакий мрачный клоун; Полицейский в «Добром человеке из Сезуана». Стоило ему только выразительно поднять вверх руку, сжатую в кулак, и бедняки-сезуанцы мгновенно затихали... «Симпатичнейший» директор варьете Лиходеев в «Мастере и Маргарите» (неподражаемое его: «Скажите, какой это город? Я не пьян, я просто болен, со мной что-то случилось!»)...

Антипов никогда не был гладеньким - ни характером, ни видом. Бесшабашность и даже «безбашенность», начитанность и чувство юмора, скромность и непокорность, обаяние и суровый вид - все было намешано в нем как-то спонтанно, «плеснувши краски из стакана». Человек широкой натуры, он был как необработанный самородок, ценный своей неправильностью. С возрастом Антипов становился только интереснее. Природа гранила его на свой манер, не заботясь о «золотом сечении», укрупняла черты, острее прорисовывала глубину характера. С конца 1970-х в репертуаре Феликса стали появляться роли трагедийного, философского плана, а в последние годы и экзистенциального.

«Дом на набережной», где Феликс Николаевич сыграл Шулепникова, был этапным спектаклем как для театра, так и для самого Антипова. Случайно встретив Шулепникова, Глебов (его играли В. Смехов и В. Золотухин) уже больше не мог выбросить его из памяти. Левка Шулепа - бывший одноклассник, а теперь сторож в мебельном магазине - колол и без того неспокойную совесть героя. Он то насмешливо терзал его, то будто снисходительно прощал, и тут же снова напоминал, напоминал и глумился. Казалось, от всего в своей памяти можно было хоть как-то отгородиться пыльными окнами Дома на набережной, но только не от Шулепникова. Левка оставался вечным свидетелем его малодушной юности.

Тема прошлого, не отпускающего людей, преломилась у Антипова в «Живаго». Если Шулепников олицетворял «говорящую совесть» Глебова, то Комаровский-Антипов был для Лары - А. Агаповой настоящим демоном, губителем душ. Живаго - В. Золотухин отмечал эту роковую зависимость: «Каким-то уголком своего отвращения ты в большем подчинении у него, чем у кого бы то ни было». Жанр спектакля был близок к опере. Голос Феликса - что-то фантастически мощное из самых недр... Даже и не вокал в строгом смысле. Просто существование в звуковой стихии. Антипов-Комаровский выпевал свои реплики, и, преобразованные в музыкальную фразу, слова ранили и опутывали Лару и Юрия. И еще были жесты, разложенные по тактам. Спектакль уже давно сошел со сцены, а я закрываю глаза и вижу каждый поворот головы, взмах руки - все было «впето», в каждом движении смысл и импульс.

Когда после училища Антипов только появился на Таганке, он дебютировал в роли Оргона в «Тартюфе». Спектакль до сих пор стоит в афише театра, и только последние пару лет идет без Феликса. Оргон - персонаж комический, близкий комедии масок: благородный отец семейства, одураченный пройдохой Тартюфом. Ю.Любимов расширил его права: Оргон то и дело выходил из образа и становился самим Мольером, режиссером небольшой труппы, который репетирует свою пьесу и добивается у короля разрешения играть ее. Этот спектакль в спектакле вносил в действо серьезную ноту, приоткрывая завесу смеха над невидимыми миру слезами Художника.

В двойной роли Оргона-Мольера Любимов запрограммировал актерское будущее Антипова: во многих спектаклях Таганки он был корифеем хора, опорой режиссера. И переиграл всех возможных «отцов семейства». При этом диапазон этих «отцов» был широчайший. Их взаимоотношения с Любимовым складывались по-разному на протяжении многих лет. Но Феликс неизменно оставался его талисманом, поводом для гордости. Однажды на репетиции Любимов обратился к театроведу Б.Зингерману, сидевшему рядом: «Посмотрите, какой у меня артист!» И после паузы добавил: «Второго такого в Москве, пожалуй, и нет». С начала 1990-х Юрий Петрович, казалось, просто не мыслил себе спектакли без Феликса. С тех пор труппа Таганки дважды обильно пополнялась молодежью. Среди этой «поросли» Антипов имел серьезный авторитет без тени высокомерия.

Окруженный совсем тогда молодыми актерами, Феликс Николаевич сыграл Федора Павловича Карамазова, воплощение «силы низости», той силы, «которая все выдержит»! Он работал здесь особенно ярко, бросая своего героя от сладостной похотливости в богоискательство. Федор Павлович один соединял в себе все пороки и сомнения, терзавшие его сыновей. Как смачно Феликс-Карамазов убивал тапком воображаемого таракана! Разговаривая с Алешей (Д. Муляр), он, не прерывая своих рассуждений, снимал домашнюю туфлю, тщательно прицеливался и ловким хлопком несомненно уничтожал насекомое. И кстати сообщал, что точно так же разделается и с сыном Дмитрием (А.Цуркан), соперником в любовных делах. Эта сцена была квинтэссенцией «карамазовской силы».

Трагическим отцом-правителем предстал Антипов в роли Креонта в «Антигоне» Софокла. Низводя Креонта от бессердечного упрямого властителя, поправшего законы любви и милосердия, к одинокому человеку, раздавленному гибелью сына и его невесты, актер возвышал своего героя в его страшном прозрении. Образ получился контрастным, с меняющимся внутренним темпоритмом. И как же замечательно Феликс справлялся со сложнейшим гекзаметром греческой трагедии!

Говоря об «отцовской» линии в творческой биографии Феликса Николаевича, нельзя пройти мимо роли Фамусова в грибоедовском «Горе от ума». Спектакль, который Юрий Петрович поставил к своему юбилею, получился несколько декоративный, но Фамусов-Антипов был классическим лидером фальшивого и напыщенного «фамусовского общества».

«Заматерев», актер не утратил ни чувства юмора, ни страсти к хулиганству. Как «полетно», с куражом он играл в «Евгении Онегине»! Он вообще разбирался в музыке, в поэзии, ценил и умел подать слово. Чувствуя ритм и стих, Феликс легко включался в импровизации в «Сократе» и сам с удовольствием дурачился в «Хрониках» в роли Фальстафа: то ввернет словечко на актуальные политические события, то пройдется по какой-нибудь внутритеатральной проблеме. «Гарри, я решил жить вечно!» - заявлял Фальстаф принцу - Т. Бадалбейли. - «Ну и как?» - интересовался наследник престола. - «Пока получается», - не без гордости сообщал Фальстаф.

После того, как Ю. Любимов покинул театр на Таганке, Антипов сыграл Крутицкого в постановке В. Мирзоева «На всякого мудреца довольно простоты», старика-ветерана в спектакле Ю. Муравицкого «День победы». Однако последние триумфы актера, естественно, связаны с именем Юрия Любимова. Степень их взаимопонимания на репетициях по временам просто поражала. В поздние годы Любимов обратился к теме бытия. Именно так: все его последние спектакли на Таганке были о жизни и смерти. Он рассматривал эту тему со всех сторон, находил ей лирическое и драматическое воплощение. Феликс Николаевич стал для режиссера доверенным лицом в воплощении его чувств и мыслей. Элегически мягким, задумчивым был актер в спектакле «Мёд» по произведениям Т. Гуэрра. Вместе с В. Золотухиным они сыграли двух братьев на склоне лет, светло и грустно вспоминающих прошедшую жизнь.

К экзистенции в чистом виде театр подошел в «Суф(ф)ле» - двухчастной композиции по произведениям Ф. Кафки и С. Беккета. В первой части Антипов играл дядю Йозефа К. (В. Черняев). Как и все, кто окружал Йозефа, дядя сразу верил в виновность племянника и, бросившись искать ему адвоката, сильнее раскручивал колеса Процесса, увлекая Йозефа к гибели. Во второй части Феликс преображался в старика Макмана из романа Беккета «Мелони умирает». «Мак-астматик с милой Молли ужас жизни побороли», - как детскую считалочку декламировали Антипов-Макманн и Смирдан-Молл. Молл была для Макманна проводником в другой мир, и старик весело шел за ней, не имея сил сопротивляться. Актеры вели всю сцену на улыбке, и это давало потрясающий эффект: невозможно было не улыбаться вместе с ними. И не плакать тоже было невозможно.

Совершенно же ошарашивал степенью приближения к небытию (или, наоборот, к бытию...) спектакль «Идите и остановите прогресс» по поэзии обэриутов. В сложнейшей структуре композиции Феликс мощно, объемно нес тему спектакля, свободно существуя в атмосфере поэзии и музыки. У него было здесь много разных ролей. Так заведующего из рассказа Д. Хармса «Кассирша» он играл в стиле черного абсурдистского юмора. А Отец из драматического произведения А. Введенского «Потец» поражал монументальностью и нездешней мудростью. Сыновья вопрошали Отца: «Обнародуй нам, отец, что такое есть Потец?» Но Отец не давал прямого вербального ответа и отвечал на вопрос сыновей своей смертью. «Господи, могли сказать сыновья, если бы они могли. Ведь это мы уже знали заранее».

Его не стало в половине восьмого вечера. В этот момент на Таганке играли «Антигону». Ничто и никогда не нарушит этой сакральной связи актера со своим театром. «Феликс» значит «счастливый» или «приносящий счастье». Миссию, заложенную в имени, Антипов выполнил. Он прожил жизнь, богатую на события и эмоции, был счастлив на сцене и в семье. Светлая память! И... будьте счастливы, Феликс Николаевич!

Фотогалерея