Аромат гелиотропа / "Baden-Баден" в Театре им.Моссовета

Выпуск №5-195/2017, Премьеры Москвы

 Сейчас и не вспомнить точно, когда это было, наверное, полвека уже пролетело с той поры: на журнальном столике лежал том Тургенева с закладкой. Наверное, он был оставлен бабушкой или мамой, страстными читательницами и почитательницами русской классики. Я взяла его в руки - скорее от нечего делать, чем из любопытства, и, выхватывая отдельные строчки, прочитала о «сильном, очень приятном», манящем запахе гелиотропа. То ли незнакомое название привлекло, то ли ощутило подростковое сознание ту абсолютно живую картинку, что вставала за этими словами, но с той поры при упоминании названия тургеневского романа «Дым», ставшего с годами одним из любимых, возникает тот самый аромат, вдохнуть который мне довелось впервые много-много лет спустя после того, как попалась на глаза эта книга...

Причудливо складываются порой наши воспоминания, как, впрочем, и наши пристрастия, иногда порожденные одним словом, или жестом, или запахом!..

Наверное, из-за потаенного страха утратить или просто ослабить это таинство очарования, я не спешила на премьеру спектакля Театра им.Моссовета «Baden - Баден», поставленного Юрием Ереминым (в его же точной инсценировке и замечательной сценографии) по роману «Дым». Но почти с первой же сцены, когда под негромкую и более чем соответствующую атмосфере романа музыку стала медленно подниматься ввысь пышная крона «русского дерева» (выразительнейшая метафора цветения и изменчивости, так свойственная России во все времена), я... почувствовала аромат гелиотропа, потому что все происходящее было естественным, простым и отсылало память к тому, что поначалу после «Отцов и детей» Иван Сергеевич Тургенев намеревался писать повесть о любви, но потом, захваченный общественно-политическими событиями, общением с А.И. Герценом, начал писать политический памфлет, вызвавший резкие осуждения определенной части критики и общества. В первую очередь потому что читающая публика привыкла к тому, что в произведениях писателя главным становится герой, с помощью которого Тургенев выносит приговор поколению. «Дым» же оказался принципиально «безгеройным» романом, в котором с помощью едкой сатиры раскрывается глубокая печаль автора, его разочарование в возможности возрождения России - следствие реакции, наступившей после освобождения крестьян.

Работая над инсценировкой, Юрий Еремин принципиально и, как кажется, очень точно сместил с привычных координат ставшую для нас хрестоматийной мысль Тургенева, ни в чем ее не нарушив: в спектакле нет общества генералов, окружающих Ратманова и Ирину; яркой пародийностью наполнены образы тех, кто собирается вокруг «русского дерева» не столько для того, чтобы испить целебной баденской воды и посетить ванны, сколько для вечного и почти всегда бессмысленного нашего стремления поговорить о судьбах далекой родины и о планах ее возрождения. Конечно, соблазнительно было бы для Еремина пойти по пути наименьшего сопротивления и поставить спектакль о том, как безнадежна наша действительность, как ничего, по сути, не меняется с течением столетий - ни дураки, ни дороги, ни жажда наживы любой ценой, ни изменчивость идеалам, ни бесконечные разговоры о недостижимой никогда демократии...

Но режиссера волновали проблемы куда более значимые, поистине вечные. А есть ли что более вечное, чем трагическая любовь?..

Спектакль «Baden - Баден» завораживающе красив, изыскан, пародийность сочетается с глубокой лиричностью вполне органично, подчеркивая бессмысленность всего, кроме человеческих отношений, самым драгоценным из которых является любовь. Ей подчинено в этом спектакле абсолютно все: превосходная сценография, волшебным образом расширяющая горизонты сценического повествования в повествование прозы - так «русское дерево» то вырастает едва ли не касаясь колосников, то превращается в почти средневековую арку, ограждающую от посторонних взглядов любовные сцены Литвинова (к сожалению, Дмитрию Подадаеву не хватает темперамента в сложной роли «безгеройного героя») и Ирины (Евгения Крюкова играет очень ярко, выразительно, рисуя акварельными штрихами душевное смятение своей героини), эпизод прощания Литвинова с Таней (Александра Кузенкина), иными словами - ключевые, самые важные для любовной линии лирические моменты.

Что же касается «соотечественников-общественников», Юрий Еремин не пожалел для их изображения откровенно карикатурных штрихов: все эти персонажи индивидуализированы, в их репликах и кратких диалогах раскрываются отчетливо вылепленные характеры демагогов, вдали от России рассуждающих о ее будущем. Как не вспомнить здесь слова Н.С. Лескова: «Боюсь, что ее (Россиюю - Н.С.) можно совсем возненавидеть со всеми ее нигилистами и охранителями. Нет ни умов, ни характеров и ни тени достоинства...», - тем более что они сказаны именно в связи с «Дымом» и прямо отсылают к еще одному из героев романа, Созонту Потугину, очень выразительно и сильно сыгранному Дмитрием Поповым.

Потугин предстает в спектакле Юрия Еремина человеком умным, тонким, разочарованным, обреченным на горькие муки безответной любви пожизненно. Как и создавший его Иван Сергеевич Тургенев. И здесь артисту требовалось явить перед зрителем личность мощную, чьи любовные страдания скрыты глубоко в душе и накрепко переплетены с чувством безнадежности изменить что бы то ни было в общественной жизни своей страны.

Немногословный, сдержанный, скрытный, Потугин в исполнении Дмитрия Попова предстает именно таким и порой невозможно оторвать глаз от его молчаливой и выразительной фигуры, от ощущения, что человек впитывает в себя происходящее с особым, обостренным чувством.

Но и пародийность, о которой уже говорилось, дается Юрием Ереминым отнюдь не однотонно: присутствуя порой даже с некоторой долей излишества в образах Губарева (Виктор Прокошин), Бамбаева (Владислав Боковин), Суханчиковой (Марина Кондратьева), Ворошилова (Антон Поспелов), она по-иному явлена в образе Валериана Ратмирова, мужа Ирины (Сергей Зотов), и словно тонким флером особой, лирической пародии окутывает тетку Тани Капиталину Марковну, замечательно сыгранную Ольгой Анохиной.

Спектакль Юрия Еремина обращает не к сиюминутному (которое, по сути своей, является вечным и неистребимым), а к подлинно вечному, и потому он пронизан насквозь воздухом романа с его тонким ароматом гелиотропа. И когда, собираясь покинуть Баден, Литвинов укладывает в чемодан увядший букет, подаренный ему Ириной, кажется, будто сильный и манящий запах гелиотропов вместе с густым облаком словно переплывает в зрительный зал, одарив ощущением, что далеко не все в этом грешном мире уплывает, подобно дыму...

Фотогалерея