Новочеркасск. Эх вы, недотепы...
Выпуск №5-205/2018, В России
Вот интересно, подсчитал ли кто-нибудь, сколько «Вишневых садов» высажено на мировой сцене с начала прошлого века? Да и остальные пьесы Чехова, открывающие простор для толкования, есть в репертуаре десятков театров. Конечно, дать бы Антону Павловичу отдохнуть от нас, но ставят и ставят... Последнюю его пьесу трактуют то как плач по гибнущей дворянской культуре, то как язвительную насмешку над краснобайствующими барами. Еще как естественную победу прагматика нового времени, как трагический фарс, клоунаду... И образ вишневого сада создавался на сцене то нежно сквозящими за окном дома разноцветными листьями; то голой веткой, свисающей с колосников и «отрицающей» прелесть сада; то обилием деревьев внутри комнат. Словом, сад был везде...
Вот теперь поставили «Вишневый сад» в Новочеркасске, в Донском театре драмы и комедии им. В.Ф. Комиссаржевской (Казачий драматический театр). Определили, как у автора, комедией (режиссер Ашот Восканян, художник Степан Зограбян). Но в этой версии марку жанра поддерживает только витийствующий Гаев (Александр Коняхин), который к месту и не к месту заливается беззаботным смехом. И хоть это явно не входило в намерения постановщика, печать комизма лежит на фигуре Пети Трофимова (Алексей Ситников). Невозможно без иронии воспринимать обличительные речи человека, не состоящего ни при каком деле. И вовсе он не облезлый барин, а персонаж благообразный и уверенный («я силен и горд»), хоть и без бороды и без любовниц. С высоты сегодняшнего знания о мире улыбку вызывают Петины прогнозы: «Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле...»
В интервью местным СМИ постановщик определил тему спектакля «как предчувствие заката эпохи аристократизма» (!). Ну, декларации нередко расходятся с результатом. По моему впечатлению, тут играется чистопородная драма, не имеющая касательства к обозначенной эпохе. Дважды звучат в спектакле небольшие фрагменты знаменитого адажио Альбинони (Джадзетто). Это музыка, которая будоражит душу, и слезы близко. А танцующие пары в карнавальных масках - участники неуместного веселья в доме, доживающем последние дни. Они тоже будут сторониться Лопахина, когда он, вернувшись с торгов, станет кричать о своем неслыханном счастье и заказывать оркестру музыку, достойную его победы.
Чехов в одном из писем утверждал, что «декораций никаких особенных не потребуется». Особенных тут и нет. Оконный витраж на возвышении и впритык к нему многоуважаемый шкаф. Поворотом круга откроется почти пустое пространство («зеленое поле», которое хотел видеть Антон Павлович?). А главное - уходящие вверх и бьющие с боков снопы тускло-молочного цвета. Это деревья. По существу, призрачный сад. Его помнит «в рабочем состоянии» только Фирс (Александр Иванков), трогательный, с тихой речью старичок, который служит господам самозабвенно. Он тоскует по временам, когда мужики были при господах, господа при мужиках. Тогда богато вишни было. Ее сушили, мариновали, мочили, возили в Москву и в Харьков... Но хозяевам усадьбы это никогда не было важно. К саду и не могли относиться как к источнику дохода. А поскольку принято считать, что пространства, засаженного только вишневыми деревьями, не существует, то тем более в усадьбе было не плодовое хозяйство, а тысяча десятин красоты. К нынешнему моменту - позавчерашней красоты. И все страдания хозяев - это фантомные боли, ибо сад захирел и погиб прежде, чем ударили топоры. «Заросла дорожка». Иначе зачем бы рубил деревья Лопахин, человек здравого рассудка, умеющий считать и рассчитывать?
Эдуард Мурушкин играет чужака, который здесь не будет понят никогда. И Варя ему ни к чему, и Раневскую он «любит, как родную» только потому, что в его беспросветном детстве она единственная не унижала, а проявила добросердечие. Лопахин - человек, делающий жизнь, и лишь это дает ему ощущение ее смысла. Но отчего-то он не может оторваться от людей, среди которых провел много лет. Ему больно видеть, как беспомощно барахтаются они в крошеве жизни. Поэтому он терпелив и незлобив, до последнего надеясь хоть на чье-то благоразумие. Он не обижается на «хама», никак не реагирует на «тонкие, нежные пальцы...», о которых Петя говорит вдруг с неожиданной издевкой. Он жалеет людей, которые находятся в конфликте со временем. Оно идет, а они стоят. Лопахин им напоминает: «Время идет...». Куда там - он в стране глухих.
В эйфории победы, между двумя торжествующими вскриками «музыка, играй!» он распластывается у ног плачущей Раневской, выкрикивая, как мольбу: «... скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная несчастливая жизнь». Таков его выигрыш с горьковатым привкусом.
В призрачном саду, в его зыбком свечении понятна Раневская Натальи Лебедевой. В ней тоже все живое похоронено. Изяществом и нарядностью она напоминает искусную механическую фигурку. Сильные эмоции вспыхивают и безболезненно стряхиваются в одну секунду. «Я люблю родину, люблю нежно!.. - восклицает Любовь Андреевна. - Однако же надо пить кофе». Раневская порхает мотыльком над суетой дома, живет прошлыми временами и не вникает в обстоятельства сегодняшнего дня. Она знает только одну дорогу - назад, где и была до краткого свидания с детством и юностью, «к дикому человеку».
В этом пространственном решении уместны и тени умерших. Вот идет мама в белом платье по саду - появляется фигура в белом платье. Мальчик Гриша утонул здесь - вот вам и мальчик с сачком. Идет новый помещик - и сцену пересекают деловые работники с топорами. Называется все это иллюстрация, не самый удачный прием, мягко говоря.
К финалу выйдут бесстрастные люди разбирать оконный витраж, снимут штору, унесут шкаф. Уже бывшие обитатели дома безмолвно и безвольно остановятся в глубине сцены. Их лица высвечены так, что они похожи на догорающие маски. Маски гаснут по одной. Словно и не жил тут никто... И, наконец, забытый Фирс ляжет на лавку, приготовившись к неизбежному. Никто не позаботился о старике. Что с них взять - все недотепы. И те, что живут беззаботно, оглядываясь назад, и те, что произносят наивно-пафосные речи о грядущем счастье.
P.S. А насчет того, бывает ли сад из одних вишневых деревьев, можно и поспорить. Оставим за скобками «Садок вишневий коло хати». Хоть это и поэтическое творение, но, полагаю, Тарас Шевченко такие садочки видел. А я, по меньшей мере, один вишневый сад знаю и даже принимала участие в его посадке. В мае 2004 года (ЮНЕСКО объявил его годом Чехова) в Новошахтинск приехали артисты из всех донских театров и посадили сад. Он почти примыкает к боковой стене театра, зрительно укрупняя здание. Сад маленький - 200 квадратных метров. Садок, можно сказать: 15 кустов вишни китайской войлочной и 15 обыкновенной Владимирской. В свой срок сад зацвел и, когда положено, стал плодоносить. Ограды у него нет, и каждый проходящий мимо может сорвать ягоды и полакомиться ими.
Фото Екатерины СЕРЕБРЯКОВОЙ
Фотогалерея
