Эдуард Кочергин. Человек, соединяющий времена
Выпуск №5-205/2018, Выставки
В Театральном музее им. А.А. Бахрушина проходит выставка, посвященная творчеству выдающегося театрального художника и писателя Эдуарда Кочергина.
Эдуард Степанович в этом году отмечает свой 80-летний юбилей. Из них 45 лет он служит в БДТ на посту главного художника. В рамках празднования этой весомой и почетной даты уже состоялись выставки в родном БДТ и в Эрмитаже. И вот сегодня московские почитатели и ценители театрального искусства могут прикоснуться к уже ставшим классикой и вошедшими в учебники по сценографии работам легендарного художника.
Выставка «Кочергин. Театр» вместила 200 экспонатов — фотографии, книги, макеты декораций, эскизы, костюмы, детали оформления из разных спектаклей. По словам искусствоведа и куратора выставки Надежды Хмелевой, творчество художника настолько объемно, что из него легко можно извлекать разные фрагменты. Например, в Санкт-Петербурге был издан альбом «Кочергин. БДТ», в котором представлены исключительно работы для БДТ. В Эрмитаже были представлены только знаковые, мощные и яркие спектакли, потому она и называлась «Кочергин. Избранное». В следующем году в Петербурге пройдет выставка, посвященная только его языческой теме, богам и духам древних славян. Что же касается этой выставки, то здесь можно познакомиться «со всем Кочергиным» от самых ранних работ третьекурсника и дипломника Кочергина и первой работы в театре «На Литейном», отличающихся ярким и напряженным цветом, до зрелых — фактурных, тонких, психологичных. На вопрос, почему произошла такая резкая перемена, Эдуард Степанович ответил: «Театр заставил». К слову, Эдуарда Кочергина искусствоведы по тонкости и глубине заслуженно сравнивают с Давидом Боровским и причисляют их обоих к уникальным мастерам, чьи работы влияют не только на развитие сценографии, но и театра в целом.
Эдуард Кочергин родился в 1937 году. Его мама Бронислава Одынец происходит из древнего польского рода, за что вместе с отцом и попала под статью «враг народа». Так в два года от роду маленький Степаныч остался, по сути, сиротой. В своей автобиографической книге «Крещённые крестами» он честно рассказывает о самых страшных в его жизни детских годах, когда он попал в детский приемник НКВД для детей «врагов народа», был эвакуирован в Сибирь, откуда сбежал и самостоятельно добирался до родного Ленинграда целых шесть с половиной (!) лет в надежде, что после войны мама обязательно вернется домой.
Потом была учеба в Ленинградском театральном институте имени А.Н. Островского на курсе Н.П. Акимова, служба в Малом театре оперы и балета. С 1963 по 1966 год служил главным художником в Ленинградском театре драмы и комедии (ныне Театр на Литейном), с 1966 по 1972 год — главным художником Театра имени В.Ф. Комиссаржевской, а с 1972-го и по сей день — главным художником Большого драматического театра имени Г.А. Товстоногова.
За этими несколькими строчками — большая, сложная, интересная жизнь, которую не вместишь и в несколько книг. Но к счастью, Эдуард Степанович пишет, фиксирует свои воспоминания. Из-под его талантливого писательского пера уже вышел не один бестселлер, но наверняка в памяти припрятано еще много того, что в скором времени оформится в очередную книгу.
На открытии выставки меня поразило не только огромное количество людей, среди которых было очень много молодых лиц — надо понимать, будущих сценографов, которые учатся по книгам Эдуарда Степановича, но и, конечно, присутствие, что называется, товарищей по цеху, народных и заслуженных художников, каждый из которых вписал свою яркую страницу в историю отечественной сценографии — Борис Мессерер, Сергей Бархин, Сергей Алимов, Александр Рюмин. А не в этом ли заключается самое важное — преемственность поколений и неразрывность времен?
Борис Мессерер отметил, что прежде всего он поражен книгой «Крещённые крестами», в которой описан путь мальчика из сибирской глубинки до Ленинграда, где он наконец-то обрел свою маму и свою фамилию: «Я потрясен этим подвигом, этой книгой и языком, которым она была написана. Это уникальный авторский язык... Я всегда почитаю его как великого театрального художника. Он прошел невероятный путь вместе с Георгием Товстоноговым, чему впоследствии тоже посвятил книгу. Пример уникального творческого содружества замечательных людей театра: режиссера и художника. Редко встречается такое безоблачное существование. Они действительно дополняли друг друга и не могли друг без друга.
Сам Эдик называет себя членом ордена Планшетной Крысы. Это, конечно, иронический термин, но он возведен в степень благодаря содружеству творческих людей. То, что он себя сам так называет, говорит о том, что все его творчество проникнуто невероятным вниманием к сцене».
Сергей Бархин отметил: «Уместно сказать, что по отцу его предки были поморы из Архангельска, и занимались они тем, что делали не кочерги, а кочи. Это лодки, которые не ломались, когда замерзало Белое море. Но «Кочергин» ему тоже подходит. Кочергой можно хорошо хлопнуть по спине, по голове; она такая пружинистая, и работает с огнем. Мне нравится, когда фамилия чуть-чуть отражает человека. Одновременно с тем по матери он поляк... Вот из этой смеси совершенно новаторской польской нации и деликатнейшего северного лиризма состоит Кочергин».
Сергей Алимов сказал несколько слов об Эдуарде Степановича как о писателе: «По-моему, он удивительное явление в русской литературе. Книга «Крещённые крестами» напомнила мне знакомство с Эдиком. Это было в Ленинграде, на чердаке его мастерской. Он рассказывал историю своей жизни, своего страшного детства. Но я думаю, что как Достоевский не был бы Достоевским без своих «Записок из Мертвого дома», без своей каторги, так и для Эдика детство сыграло свою роль.
В книге «Ангелова кукла» он открыл мир Ленинградского андеграунда, который был ему хорошо знаком. Мир пивных, подвалов и коммуналок. Но сколько тепла, сколько юмора!»
Александр Рюмин, заслуженный художник РФ, главный художник журнала «Наше наследие»: «Когда я думал, как описать Эдуарда Степановича, то ничего лучше, чем своевременный человек, я не придумал. Потому что Эдуард Степанович, как никто другой в своем творчестве выразил время, внес свой вклад и оставил грандиозный след.
Его книги на моей воображаемой полке стоят между трудами Боровского и Бархина, а его проза — между Платоновым и Гоголем. Причем рядом с Гоголем она оказывается неслучайно. Все мы знаем историю, когда Любимов затеял постановку «Ревизской сказки» в Театре на Таганке, а Боровский сказал ему, что есть только один художник, который сделает эту вещь лучше него, и привел Кочергина.
Он стал прекрасным художником, работал с замечательными режиссерами, стал писателем, выпустил книги, которые переведены на европейские языки, выпустил учебное пособие и был наставником, который создал свою методику обучения, и сейчас этой книгой интересуются зарубежные специалисты. Наконец, он состоялся как дедушка, потому что за короткое время общения с внуками он прививает им основные качества своей «выживаловки», как он говорит. Одного из его внуков зовут Эдуард, и он уже поклялся деду, что станет хранителем древней родовой памяти, которую Кочергин несет через всю свою жизнь...»
Организаторы нашли очень интересный ход подачи работ художника, не ограничившись только макетами к спектаклям, но и дополнив их фотографиями из постановок и эскизами, показав таким образом историю создания и воплощения художественной идеи. А заодно и напомнив нам о выдающихся режиссерах и актерах, без которых, возможно, не родились бы такие шедевры, как спектакли «Король Генрих IV», «Три сестры», «История лошади» в постановке Г.А. Товстоногова, «Мольер» С.Ю. Юрского, «Живи и помни», «Братья и сестры», «Бесы», «Кроткая», «Господа Головлевы» Л.А. Додина, «Гамлет» К.М. Гинкаса, «Ревизская сказка» Ю. П. Любимова и многие другие.
Для меня лично наибольший интерес на выставках театральных художников представляют макеты. Эта филигранная работа сродни работе Левши. И рассматривать их одно удовольствие. Анна Ахматова писала «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи». Думаю, что сценографы могли бы подписаться под этими строчками, изменив, конечно, одно слово. Используя в основном простые материалы — дерево и холст, но сочетая их с изысканными фактурами, художник добивается потрясающего эффекта и метафоричности. И в этом его гениальность.
К слову, на открытии выставки театральный критик и директор фонда «Друзья БДТ» Жанна Зарецкая представила альбом «Кочергин. БДТ», в котором собраны постановки, осуществленные на сцене этого театра, и поделилась своими ощущениями об этом уникальном человеке:
«Эдуард Степанович выполняет потрясающую миссию. Он соединяет времена, века, поколения. У нас в театре идет спектакль «Крещённые крестами» по книге, которую написал Эдуард Степанович. Это книга о том, как можно выжить в нечеловеческих условиях. Это книга про мальчика Степаныча с прозвищем Тень, но написана она как сказка, как баллада. Она не накручивает наши нервы, не вызывает у нас истерики, потому что ребенок всю свою жизнь видит как сказку, может страшную, но все равно сказку, и верит в хороший конец! Эдуард Степанович присутствовал во время всего репетиционного процесса спектакля «Крещённые крестами». И приходит на каждый его показ! И пока он будет в зале, этот ужас никогда не повторится.
Он воспринимает мир как рисовальный человек. Если вы начнете читать его книги, вы поймете, что это очень осязаемый мир: мир на ощупь, мир на цвет. Для меня чудо этой выставки в том, что среди театральных работ появились его языческие работы, которые тоже его суть и которые я лично видела у него дома.
Это человек с большим чувством юмора. Он работает удивительным образом и выполняет даже, казалось бы, невыполнимые задания. Один пример. Ставя горьковских «Дачников», Георгий Александрович Товстоногов попросил художественно воплотить идею «люди без корней». И Кочергин придумал, как это сделать: он наложил одна на другую муаровые сетки. Благодаря прозрачному волнообразному фону двух сеток и свету, в результате чего персонажи лишились теней и казались рыбками, плавающими в аквариуме. Найти такое решение мог только гениальный человек».
А еще в экспозиции нашлось место, причем центральное, для огромного яркого конусовидной формы экспоната от потолка до пола, представляющего собой генеалогическое древо «Наши предки», сделанное из цветных лоскутов. Нечто подобное художник увидел в маленькой деревушке на севере, где на маточной балке висел шатер из тряпичных кукол, и спросил у хозяйки: «Это что?» — «Вот умирает человек, — ответила она. — Мы из его одежды шьем куколку и подвешиваем». Так создавалось своеобразное крестьянское генеалогическое древо. Художник в свою очередь создал генеалогическое театральное древо, в основе которого, конечно, скоморохи.
Эдуард Степанович поблагодарил своих коллег за теплые слова: «Спасибо вам за память, за добро ко мне. Прекрасно, что мои коллеги говорят такие слова. Потому что цеховая похвала — это самая главная похвала. Раз профессионалы так говорят, значит, ты не зря коптишь это небо.
Здесь нет ни одной работы, кроме студенческих, которая не была бы поставлена. Это сделано для театра, для людей театра, для артистов.
Литература дело тяжелое, но тоже схожа с профессией художника. Законы те же, и понятие ритма, только в других ипостасях. Но не я первый, и не я последний. Целую библиотеку можно сделать из прозы художников. Так что ничего особенного я не открыл.
Мой первый русский язык был нецензурный. Мальчишки, которые были со мной в детстве, выражались как их отцы. Когда я говорил им что-нибудь по-польски, они начинали драться со мной, потому что думали, что я их дразню. Такой шипящий язык. Говорили, что это змеиный язык. Поэтому я забыл польский язык и косил под «муму» практически 2 года. А через 2 года стал говорить на языке этих ребят.
Я хорошо знаю старую феню, которая ближе к Далю, если говорить о словарях. Вот собственно и всё, если говорить о том, откуда я взялся. Спасибо хозяевам — музею за возможность выставиться. Спасибо моему цеху! Мы настоящие друганы. Мы помогаем друг другу, когда кто из нас попадает в беду. Низко кланяюсь».
Фотогалерея
