Саратов. Двенадцатый стул
Выпуск №9-209/ 2018, В России
Все помнят, куда исчез последний стул из гарнитура тещи Ипполита Матвеевича?
А мы с пеленок знали историю каждого из 12 стульев. И где делается вся контрабанда. Кто у нас гигант мысли, отец русской демократии, а кто - сын турецкоподанного. Однокурсник, красивый, как молодой инфант, Игорь Любинский (точнее, как Остап - такое сравнение понравилось бы ему больше) цитировал наизусть целые страницы Великой книги, даже на лекциях. Мы глотали слюнки, слушая, что же бог послал Александру Яковлевичу на обед. Каждый раз Игорек вставлял в это нехилое меню еще «баночку паюсной икры», да так ловко, словно она там была с самого начала. Одесситам разрешается! Ведь Ильф и Петров мои земляки-одесситы. Маленького Женю Катаева, в пору, когда он и не думал брать маловыразительный псевдоним, поскольку вообще еще ни о чем не думал, крестили в церкви на моей родной улице.
И вот - первая постановка культовых «Двенадцати стульев» в Саратове, в ТЮЗе Киселева, с предпоказом двух действий, с окончательной сдачей трех через месяц, вся многочасовая энциклопедия времен советского нэпа, инсценированная самим постановщиком Алексеем Логачевым (ученик Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова). Итог работы главного режиссера театра практически со всей труппой.
Вышел спектакль - несомненно, талантливый. Значительный, подробный, откровенно ироничный, порой излишне медлительный для темпоритма «романа-фельетона» (как часто называют книгу блистательных журналистов), что ощущается в первом действии, набирающий нужную скорость лишь во втором.
Тут декорации коренным образом меняются. Уходят многочисленные стулья, везде наставленные и наваленные. В начале спектакля была скученность советской «общаги» с единственной мебелью в виде стула. Мало того, что театральный занавес-гильотина аж рябит изображениями этого необходимейшего предмета обихода, вся сцена в предпоказе была завалена мягкими и жесткими, гнутыми, округлыми, с прямыми спинками стульями. Весь город по объявлению понес стулья в театр. Мизансцены терялись в этих деревянных монбланах. Да, авторы пишут, что в СССР было примерно двадцать миллионов стульев. Но не в одном месте!..
К премьере спектакля их количество заметно поуменьшилось. Во втором действии сценическая конструкция вообще становится металлической, ажурной, словно палубное ограждение пассажирского корабля - художник Мария Утробина (Москва). И то: Остап с «мальчиком» Кисой и тиражной комиссией попадают на пароход. Когда поиски драгоценного стула выходят на просторы рек, морей и гор, на сцене появляются леер и палуба. А как театральными средствами показать тему «большого крымского землетрясения 1927 года»? Эффектно решает ее художник по свету (Тарас Михалевский, Москва): неожиданная сильная вспышка света, направленного в зал, угрожающие звуки, - и вот уже полное ощущение разбушевавшейся стихии.
На премьере заиграл в полную силу Остап Бендер (Алексей Кривега), как и побитый молью и жизнью Киса (Алексей Ротачков). Раньше обаятельному, пластичному Кривеге не хватало мертвой хватки и беспроигрышной наглости его героя. Конечно, и сейчас это «не Рио-де-Жанейро» (невозможно переиграть Сергея Юрского, которому сама Одесса поставила «высший балл»). Но убедительно.
Сцена в ресторане с томной певицей, «хорошо известной в Марьиной роще», сразу же переходит в сцену аукциона, где Великий комбинатор как никогда близок к сокровищам мадам Петуховой. Только мгновенным перемещением Кисы на аукцион и можно объяснить наличие недопитой бутылки в руках потомственного дворянина. Все участники аукциона, кроме манерного, подчеркнуто вежливого Ведущего (Александр Федоров), сидят спиной к залу. Тем неожиданней их превращение в комиссаров с наганами наперевес и - немножко как бы не в русле книги.
Спектакль многофигурный, он представил целую галерею удачных образов, из которых и складывается роман. Здесь нет лиц эпизодических, не важных. У многих артистов - по нескольку ролей. Только что мы видели красавицу Жанну Волошину неприступной дамой - помощницей аукциониста. И вот она уже гостья Авессалома Изнуренкова - «смешливая девушка из предместья». Авессалома играет Алексей Чернышев, тоже «многостаночник» в спектакле.
Тут и забавные пассажи допившегося до чертиков Дворника (Александр Федоров), и исполненная былого величия «гадалка» Елена Боур (Татьяна Лукина), и трогательная в своей непомерной страсти мадам Грицацуева (Елена Краснова). «Тертый калач» Коробейников (Юрий Ошеров) и вечно пребывающий навеселе гробовых дел мастер Безенчук (Алексей Карабанов). Жеманна и опереточна парочка «голубых воришек» Сашхен-Альхен (Ольга Федорова-Алексей Чернышев). Откровенно нагл официант (Владимир Егоров), почувствовавший слабинку в клиенте. Он же недоверчивый Одноглазый шахматист. Три маленьких роли у яркого комического актера Артема Кузина: слесарь-интеллектуал Полесов, взбунтовавшийся «подкаблучник» Щукин и «измученный нарзаном» монтер. И для каждой он находит свои краски.
Хороша и «конкурирующая фирма»: устремленный к великой цели отец Федор - Антон Щедрин и верная его «супружница» - Марина Климова... Наивно-смешные письма отца Федора они читают с матушкой в форме диалогов, стоя по обе стороны авансцены.
Всего один эпизод у Виктории Шаниной, но актриса создает незабываемый образ деспотичного Мусика в ансамбле с кротким мужем, стойким лишь в денежных вопросах (Владимир Конев). Небольшие роли старушек Старсобеса прекрасные тюзовские (еще киселевские) актрисы Нина Пантелеева, Татьяна Чупикова, Тамара Цихан и Марина Полозова наполнят всеми соками, а крупная, сдобная старушка Чупиковой еще и вступит в неравную молчаливую борьбу с всесильным Альхеном. Поют старушки очень музыкально - за исключением этой басящей дамы.
И все в спектакле, начиная с Бендера, с его скользящей бесшумной походкой человека, который «чтит уголовный кодекс», двигаются просто великолепно. Приятная музычка, как сказал бы герой Ильфа-Петрова, звучит даже в антракте. Иронично наблюдают за происходящим два смешливых молодых человека, чьи фамилии произносятся уже так слитно, как Миклухо-Маклай и Мамин-Сибиряк.
Илья Ильф-Евгений Петров. Евгений Сафонов-Олег Верин. Здесь есть кому произнести золотое авторское слово. Авторы и подыгрывают своим персонажам в отдельных сценах.
В пресс-релизе нам была обещана история создания книги. И письменный стол с лампой под зеленым абажуром на авансцене так располагал к авторским ремаркам... И немало текста, блистательного, легкого, как брызги шампанского, прозвучало. Но история романа, увы, осталась за скобками. Элементарно не хватило сценического времени. Никто так самого себя безжалостно не сокращает, как режиссер Логачев - нам это хорошо известно.
А жаль. Инсценировок и экранизаций романа повидали мы немало, а вот его литературоведческий аспект еще не привлек постановщиков. История же книги не менее увлекательна, чем она сама. Молодые, дерзкие журналисты все брали из жизни. «Старорежимные» клады тогда находили и находили. В той же самой Одессе, в Саратове, как писали газеты. И был уже детектив Конан Дойла о драгоценном камне, запрятанном в одном из шести бюстов Наполеона. Не попробовать ли показать погоню за бриллиантами в комическом ключе? - подумали молодые журналисты Ильф-Петров...
В какой-то момент существование авторов на сцене начинает буксовать, они как-то теряются среди массы стульев, толп бегающих беспризорников, отдыхающих, прочей публики. Зато очень четко проходит через весь спектакль мистическая линия зловеще хохочущей мадам Петуховой. Тещенька, как Пиковая дама Германну, является непутевому зятю с каждым распотрошенным стулом. Нет, недаром Тамара Лыкова сначала сыграла страшную пушкинскую старуху в театральном эскизе лаборатории «Пятая высота»!... Стулья проваливается в Тартарары, Киса с Осей добывают новые, гамбсовские, с гнутыми ножками и атласной обивкой (в романе, правда, они обиты английским ситчиком в цветочек).
И так до тех пор, пока сторож ДК железнодорожников (худрук театра Юрий Ошеров) не расскажет Кисе Воробьянинову, а заодно и нам, историю появления красивого театрального здания, указуя при этом на зал ТЮЗа. Так удачно обыгрывается затяжная история строительства нового здания театра.
В спектакле Логачева Бендер повержен и разбит. «Пиковая дама» знает финал изначально. А «судьи кто»? Не те ль, что прячут в смокингах и вечерних платьях для аукциона наганы и револьверы и плевать хотели на кодекс чести, который все еще пытается блюсти обаятельный проходимец Остап? Да и на все кодексы вообще.
Каждое поколение по-своему перечитывает бессмертный роман. Для нашего, послевоенного, он останется самым увлекательным, самым смешным, острым от первого до последнего слова, как будто написан только вчера. Не роман, а энциклопедия афоризмов!..
Их было ровно 12. Больше и не надо. Иначе этот «брызжущий веселой злобой и молодостью,... этот дышащий требовательной любовью к советской стране памфлет», по меткому слову Мандельштама, слишком утяжелится.
Фото Андрея ЛАПШИНА предоставлено театром
Фотогалерея
