Новочеркасск - Ростов-на-Дону
Выпуск №10-210/2018, В России
В донских театрах - парад премьер: «Мамаша Кураж» по пьесе Б. Брехта в Донском театре драмы и комедии имени В.Ф. Комиссаржевской (Казачьем драматическом театре) и «Безумный день, или Женитьба Фигаро» по пьесе П. Бомарше в Ростовском театре драмы имени М. Горького.
«Надень черное платье, Катрин - мир»
В новочеркасском театре сыграли «Мамашу Кураж» в бенефис Валентины Ивановны Иванковой, которая проработала в этом театре 45 лет.
Над пьесой поработали. Самым существенным вмешательством в литературную основу можно считать «микс» из ролей вербовщика, писаря и каптенармуса. И поручено все это воплотить на сцене Людмиле Ильиной. Но в результате смешения трех персонажей получился четвертый. Существо в пестрых лохмотьях с украшениями в виде костей; с разрисованным, как у площадного комика, лицом; в шутовской короне. Оно появляется из преисподней и исчезает в ней. Ему поручены и слова автора. Существо куражится, ерничает, насмешничает над всеми, кто пытается как-то встроиться в непредсказуемую фронтовую жизнь. По существу этот персонаж - не что иное, как зловещий лик войны, живое воплощение ее ужаса. Это законченный образ, и к нему вряд ли стоило что-то добавлять: хождение с человеческим черепом в руке, баюкание воловьего черепа, с самого начала лежащего ближе к авансцене.
Кстати, оформление художника Светланы Архиповой можно трактовать как «первый этаж» преисподней с предельной концентрацией мрака. Огромные ядра лежат на земле и висят в воздухе. На длинных скрещенных пиках распяты черные полотнища с вкраплением куска красной ткани. А центр сцены занимает внушительных размеров пушечное жерло с обвитой веревками лесенкой к нему. Вероятно, по известной логике висящего в первом действии ружья пушка выстреливает дымом и светом в момент, когда где-то Катрин бьет в барабан.
А фургон - это аккуратненький сундучок, который легко катится, словно детская лошадка на колесиках. Подозреваю, что маркитантка Анна говорит о каком-то другом фургоне, который по существу ее дом, ее мир, ее главная ценность. Не имея в виду непременное сооружение походной кибитки впечатляющего объема (театральная история знает спектакли, в оформлении которых фургона нет вовсе), все же не определю роли этого игрушечного предмета.
Очевидный пацифистский пафос пьесы - это еще не весь смысл, извлекаемый из нее. Действие охватывает 10-летний период. Что происходит с людьми за это время? Первые сцены спектакля безжизненным пространством, интонацией разговоров, острым ощущением духа несвободы создают гнетущую атмосферу обозного быта. Здесь не свистят пули, но над всей этой чернотой витает дух опасности, и в любой момент человек может оказаться в боевых частях. А дальше жанровое переключение памфлета в драму приводит к тому, что брехтовскую стилистику теснит реалистический театр. Актеры не держат дистанцию между собой и персонажами.
По существу режиссер Андрей Лапиков выстраивает всю историю скитаний мамаши Кураж и гибели ее детей по психологической правде (справедливости ради следует заметить, что так зачастую в российских театрах эту пьесу и ставят). Притушив природный темперамент исполнительницы главной роли Валентины Иванковой (что, на мой взгляд, напрасно), он лишает ее возможности сыграть так, чтобы «обжигать нашу память». Актриса талантлива и режиссерскую задачу выполняет. Иванкова умеет - по классике! - в паузах держать темп диалога; в молчаливой каменной позе передать боль матери, не смеющей признать в убитом разбойнике своего сына.
Поначалу этой Анной движет лишь упорство человека, чувствующего себя, точно раб на галере, хотя долг перед детьми всегда заставляет искать выхода. Тут она находчива, изворотлива: обмануть, подольститься, разыграть спокойную уверенность, лишь бы защитить детей. Настырный вызов звучит в ее словах: «И не такие горшки о наши головы ломались». Умна эта маркитантка, знающая подлинную цену так называемым высоким добродетелям. Она с горькой иронией и нажимом произносит: «Надень черное платье, Катрин - мир». И хотя тут же предлагает пойти в церковь, но ясно, что черное платье все-таки не для церкви. И фраза Анны о том, что она рада миру, несмотря на то, что разорена, куда беднее эмоцией, чем обращение к дочери.
Война для маркитантки оказалась толковым учителем, но дорого взяла - жизнями детей. Наверно, она усвоила жестокие уроки, но в финале, стоя на коленях, протягивая руки к невидимым солдатам, мамаша Кураж тихо молит: «Возьмите меня с собой...». Надо понимать, что сломлена она всеми бедами, выпавшими на ее долю. Разве это брехтовская Анна? Она просто возвращается на свою галеру, повинуясь призыву финального зонга:
Вставайте, всем пора в поход,
Кто жив и дышит на земле.
Правда, этого зонга (и других тоже) в спектакле нет. Тут использованы романс на стихи О. Мандельштама «Я наравне с другими хочу тебе служить», «Вальсок» И. Бродского, знаменитая «Лили Марлен», песня группы «Любэ» «Ночь порвет наболевшие нити»... И хотя все, что называется, по теме, но это не зонги, задача которых - укрупнять то, что происходит на сцене, заострять идею. Именно зонги очуждают действие. Здесь же - музыкальные антракты. Но если брехтовскую пьесу открывать ключом драмы, то можно, наверно, и так...
Лестница ведет и вверх, и вниз
Режиссер Гульнара Галавинская поставила пьесу П. Бомарше как фарс, прослоенный жесткими социальными мотивами, исполненный бунтарского духа. То есть, следуя за автором. Но подступы к такого рода жанру займут некоторое время.
Подчеркнутый аскетизм оформления первого действия спектакля, вероятно, избран для того, чтобы публика не цеплялась взглядом ни за какой предмет, а сосредоточилась на довольно взвинченном выяснении отношений между персонажами. Разве что выкатят из-за занавеса кресло да взгромоздят разноразмерные коробки с красными лентами - подарки к близкой свадьбе Фигаро и Сюзанны.
Действие происходит на авансцене при закрытом занавесе, захватывая часть зала. Одни актеры лишь к концу спектакля поднимутся на сцену, другие так и будут обращаться к партнерам из партера.
Зато сцена второго действия украсится высокими зелеными конусами каштанов, перевитых гирляндами. Тут же перед нами поплывут на тросах к потолку сияющие люстры из больших подарочных коробок. В отвязном дискотечном восторге под «Сюзанну» Челентано запляшут графские придворные (сценография и музыкальное оформление принадлежат режиссеру). Не роскошный бал, а простое, плебейское развлечение. Заразительная радость льется через край.
Но за всей этой беззаботной суматохой, интригами с переодеванием, недоразумениями, коварными планами, гротесковым судом видится нечто, далекое от веселья. Камердинер графа (по существу слуга), остроумный вольнодумец, от которого хозяину особого вреда прежде не было, отстаивает свое право на независимость, на свободу решать свою судьбу. Его горячие монологи точно писаны сегодня. Исполнитель главной роли Алексей Тимченко наполняет их не только обличительным пафосом, но и горечью от ощущения нежданного крушения судьбы.
Этот сплав искрящейся комедии и драмы таков, как в пестрой, полосатой жизни: беспечальные дни и внезапные препоны, эйфория и разочарования... Такая драматургия требует актерской гибкости, филигранности исполнения. Есть актеры, способные к импровизации. Есть одаренные в рамках своего амплуа, и, если их поместить в чуждую
стихию, «романа с ролью» может не случиться. Мне кажется, что работа с некоторыми актерами оказалась для режиссера менее удачной, чем воплощение постановочной идеи.
Например, сумрачного графа, лишенного вельможной важности и по существу безразличного к предмету своих домогательств, вообще трудно заподозрить в любовной прыти. Графиня так же простовата и криклива, как и ключница в замке Альмавивы. Что за фигура Бартоло - вообще сказать затруднительно, уж больно неконкретный персонаж. И если допустить, что эти персоны так и замышлялись, в таком случае цена главному конфликту будет другая.
В любовной горячке тут только один человек - вызывающий всеобщее сочувствие (исключая графа, естественно), искренний в своих безоглядных порывах паж Керубино (Игорь Васильев). И если Сюзанна (Алена Гудкова) - просто милое шаловливое дитя, а не «Фигаро в юбке», то этот нарушитель спокойствия вообще в рамках держать себя не может. Гормональный взрыв у мальчугана во всей красе.
Играть водевиль - дело не шутейное. И актеры, профессионально оснащенные, умеют и в эпизоде быть уморительно-серьезными и комичными. Это относится к Сергею Власову (садовник Антонио) и Юрию Добринскому (судья дон Гусман Бридуазон).
Чем же, в конце концов, завершается безумный день? Свадьбами, естественно. Природный оптимизм Фигаро-Тимченко мощно подпитан счастливым разрешением щекотливой ситуации. Любовь примиряет с действительностью, и уже вроде не так болезненно ощущение поганого мироустройства. Но для чего-то стоят лестницы-стремянки, неуместные среди праздничного убранства? Не для того ли, чтобы вызвать простую мысль: лестница ведет и вверх, и вниз. Подниматься или спускаться - решает каждый человек самостоятельно.
Фотогалерея
