Зарево новой жизни и тотальное безразличие / "Три сестры" в СТИ и МХТ им. А.П.Чехова

Выпуск №10-210/2018, Премьеры Москвы

Зарево новой жизни и тотальное безразличие / "Три сестры" в СТИ и МХТ им. А.П.Чехова

Под занавес театрального сезона в Москве - две долгожданные премьеры «Трех сестер» Чехова. В Студии театрального искусства эту хрестоматийную пьесу поставил Сергей Женовач, в МХТ имени А.П. Чехова - Константин Богомолов. Любопытно, конечно, как так получилось, что два режиссера, не сговариваясь, практически одновременно выпускают спектакли по одной и той же пьесе. Любопытно еще и то, что Женовач теперь худрук МХТ, а СТИ станет частью Художественного театра. То есть премьеры состоялись по сути в одном театре, но на разных сценах.

Трудно представить себе двух настолько несхожих друг с другом режиссеров: провокатора, возмутителя спокойствия, нарушителя всех традиций, диктующего моду на трэш, угар и бесчинства Константина Богомолова, и традиционалиста (в хорошем смысле этого слова!) Сергея Женовача, студийца до мозга костей, бережно относящегося к авторскому тексту и зрительскому оку.

Никто не ожидал, что в этих двух постановках можно будет высмотреть что-то общее, помимо первоосновы. С нее и начнем. Текст оба режиссера решили почти не трогать, что удивительно для Богомолова и логично для Женовача. Без сокращений, конечно, не обошлось, да и некоторых персонажей не пощадили. Богомолов «избавился» от подпоручиков Родэ и Федотика, Женовач - от сторожа земской управы Ферапонта и няни. Но эти небольшие корректировки в спектаклях почти не ощущаются, главные действующие лица все на месте, основные монологи - тоже.

При всем видимом различии в работе с пространством принцип построения в обеих постановках - один и тот же: действие сосредоточено на одном ограниченном участке, по сторонам которого - зияют пустоты. Художник Александр Боровский выстроил на сцене СТИ узкую полоску тесно стоящих друг рядом с другом стволов берез. Получилась тоненькая березовая роща между сценой и авансценой. Сквозь эти стволы и «протискиваются» к зрителю актеры, а еще пробиваются лучи восходящего и заходящего солнца. За березами - ничего, зритель улавливает едва различимые движения актеров там, в глубине сцены, откуда доносятся шаги, шум празднования именин Ирины, звон бокалов и музыка военных маршей. Лариса Ломакина «поселила» чеховских персонажей в одну прямоугольную комнату, обозначенную светящимися разными цветами перекладинами, но открытую со всех сторон. В комнате, как водится у Богомолова и Ломакиной, - диваны, друг напротив друга, фортепьяно и стол. А вокруг - опять же голая сцена, обрамленная огромными проекциями по стенам. Слева, справа и под углом на заднике во всю длину, в режиме реального времени идет «кино», камера выхватывает лица актеров крупным планом, давая зрителю возможность улавливать нюансы выражений их лиц. У Богомолова и у Женовача мир чеховских трех сестер - замкнутый, пустоты вокруг таят неизвестность. Кажется, сестры, мечтающие уехать из провинциального города в Москву, заперты на одном отдельно взятом участке, ходят по заданному периметру и переступить порог почти так же страшно, как и остаться тут навсегда.

Сходства двух спектаклей на этом не заканчиваются. Решив оставить текст Чехова практически неизменным, не добавляя в него отсебятины и не переставляя местами разные куски, оба режиссера намеренно ушли от поиска так называемых новых смыслов, предлагая читателю вслушиваться в текст, искать эти новые смыслы в звучании, ритме, интонации, полутонах, игре актеров.

Но вот персонажи при этом у них получились совершенно разные. Богомолов отдал роли звездам: Александра Ребенок - Ольга, Дарья Мороз (не удивляйтесь - Тузебах), Светлана Устинова, на сцену выходящая чуть ли не впервые, - Наташа. Женовачу же было важно поработать с его недавними выпускниками, совсем молодыми артистами, и только Сергей Качанов, единственный возрастной артист СТИ, играет Чебутыкина.

У Богомолова все персонажи как будто писаны одной невзрачной краской, из них словно выпили все жизненные соки. Равнодушие, холодная отстраненность и даже какое-то высокомерие - основная характеристика героев его «Трех сестер». Разве только Маша (Александра Виноградова) - порой вызывающе капризна, неприветлива и резка, остальные же ни словом, ни жестом, ни взглядом не выдают эмоций. Кажется, все герои больны одной, явно неизлечимой болезнью - безразличием. Вот напился давно завязавший Чебутыкин (Александр Семчев), смешной, нелепый, грузный, и даже в чем-то обаятельный персонаж, и пьяный вдруг начинает говорить серьезные вещи: «Может быть, я и не человек, а только делаю вид, что у меня ноги и руки... и голова, может быть, я не существую вовсе», - а кажется, что ему по большому счету абсолютно все равно, есть у него эти руки и ноги и человек ли он на самом деле.

Тут даже Наташа не вызывает особого раздражения. Ее мещанские представления о жизни, ее откровенное хамство и издевательство над хозяевами дома тонет, теряется в этом застывшем мареве, в этом лишенном свежего чувства доме. Чувства здесь крепко держат на замке, говорят сухо, сдержанно и быстро, будто пытаются поскорее договорить свою мысль. Когда же эмоции все же берут верх, это имеет эффект разорвавшейся бомбы. Как внезапно открывшаяся любовь Тузенбаха к Ирине: Дарья Мороз исподлобья смотрит на предмет своей страсти, и душит, душит в себе желание кинуться, обнять, прижать к груди. Надо сказать, что актриса ничего особенного не предпринимает, чтобы сыграть мужчину. Но ей почему-то сразу и безоговорочно веришь: ее манера курить, подносить рюмку ко рту, ее походка, и даже исполненная ею эстрадная песня «Давайте выпьем, Наташа, сухого вина» Андрея Державина выдают в ней мужчину. Как страсть Маши к Вершинину, прорывающаяся в итоге истерикой, слезами и признанием сестрам. Как дикая, потаенная злоба в душе Соленого (Евгений Перевалов): вот-вот возьмет, да и рявкнет. Как чудовищная тоска Андрея (Кирилл Трубецкой), его нелюбовь к жене, жалость к сестрам, понимание своего униженного положения.

Совсем другое дело - у Женовача. Молодые, полные энергии артисты вовсю играют эту молодость, желание жить, стремление к счастью. Вот выходит элегантная Ольга (Мария Корытова) и произносит первую фразу: «Отец умер ровно год назад, как раз в этот день, пятого мая, в твои именины, Ирина». А Ирина (Елизавета Кондакова) отмахивается от нее, смотрит в зал резво, игриво, ей хочется праздновать собственные именины, хочется принимать гостей, пить шампанское, есть пирог. Маша (Дарья Муреева), поначалу мрачная, замкнутая, понурая, раскрепощается, оживает под влиянием Вершинина, отдается чувству, становится проказницей, хулиганкой, кокеткой, грубиянкой, даже огрызается на сестер.

В спектакле Женовача персонажи Чехова выписаны выпукло, многогранно, сочно. Неудачник Андрей (Даниил Обухов) в валенках и со скрипкой в руках - мягкий, тихий, покорный, в нем до сих пор живет мечта, что однажды он станет преподавателем университета. Вершинин (Дмитрий Липинский) - весельчак, резвый, скорый на руку, относящийся к жизни с легкостью. Легко влюбляется, легко пускается в философские разговоры, легко и безмятежно крутит роман с Машей и также легко ее оставляет. Тузенбах (Никита Исаченков) - глубокий, ранимый, в нем чувствуется сила, знание жизни, в нем видно подлинное чувство. Наташа (Екатерина Копылова) - вызывает страшное раздражение, от нее хочется отвернуться, закрыть глаза и не видеть, она беспардонна, навязчива, резка.

Богомолов увидел созвучие пьесы Чехова с сегодняшним днем в тотальном безразличии ко всему, что происходит вокруг, его три сестры в Москву никогда не уедут, они так и будут нехотя вставать с дивана, нехотя говорить, нехотя идти на работу. Финальный монолог Ирины: «Придет время, все узнают, зачем это, для чего эти страдания, никаких не будет тайн, а пока надо жить...», произносится так буднично, мельком, впроброс, что зритель и не слышит его вовсе. Куда там жить? Режиссер, используя минимум выразительных средств, полностью отказавшись от внешнего лоска, броскости своих предыдущих постановок, сталкивает зрителя с текстом один на один, дает ощутить его подлинное звучание. В его интерпретации он звучит негромко, вкрадчиво - простая история из жизни бесконечно уставших людей, которых не разбудит даже пушечный залп.

Женовач же рассказывает нам об обманутых надеждах и несбыточных мечтах, об обаянии молодости, слепо верящей, что все еще может измениться к лучшему. В финале спектакля березовая роща уедет в сторону, зрителю откроется голая сцена, собранные в дорогу чемоданы и три окна, в которые изо всех сил будут всматриваться сестры - в надежде разглядеть там зарево другой жизни.

 

Статья в PDF

Фотогалерея