Новокузнецк

Выпуск № 9-119/2009, В России

Если правда, что искусство – это рождение новых смыслов, то на премьере Новокузнецкого театра драмы – спектакле «Женитьба» Н.В.Гоголя в постановке Рината Фазлеева, состоявшейся в марте, один из таких смыслов определенно появился на свет. Бесчисленны режиссерские интерпретации этой пьесы, богата ее сценическая биография, но тяга театров к новым постановкам от этого только усиливается. Сердца постановщиков влечет не только прекрасная гоголевская драматургия, но и некая загадка. Почему Агафье Тихоновне, при наличии приданого и маниакального стремления к замужеству, никак не удается выйти замуж? Почему так и не женился Подколесин? Да и у самого автора была только одна неудачная попытка посвататься, хотя институт брака был для него священным.

Когда жениха и невесту в постановке этой пьесы изображают дефективными, то причина, может, и понятна. Но в спектакле Новокузнецкой драмы эта пара по-настоящему красива. От Агафьи Тихоновны Илоны Литвиненко невозможно отвести глаз в течение всего спектакля, так ее героиня хороша внешне, так простодушна и непосредственна по характеру. Актриса пользуется широчайшей гаммой выразительных средств, и Агафья Тихоновна получает живое лицо. Ее героиня то уморительно смешна, то трогательно наивна, то нерешительна, то сбита с толку и опечалена. Переходя от гротеска к юмору, от острой характерности к глубокому лиризму, И.Литвиненко не просто создает неповторимый и объемный образ, она еще и заново напоминает нам о нашей неистребимой жажде счастья вопреки всем преградам. Собственно, о семейном счастье не прочь помечтать и Подколесин Евгения Любицкого. Помечтать комфортно, ничего не предпринимая, откладывая на потом любой следующий шаг. При этом Подколесин обаятелен, мягок, интеллигентен и даже поэтичен. Это поэт безделья, вечный российский тип полу-Обломова, полу-Манилова. Евгений Любицкий воплощает в своем герое олицетворенную нерешительность, постоянно рефлектирующее сознание и пустое прожектерство. Его Подколесин напрочь лишен воли к действию, он лишь может подчиниться чужой воле. И такой волей становится неукротимая энергия Кочкарева (великолепная работа Степана Мамойкина), продиктованная местью свахе (Татьяна Кораблева) за собственную женитьбу. И под безудержным напором друга Подколесин совершает вынужденные действия, которые приводят к пустому результату. Женитьба разладилась, здание семейных устоев не завершено, о чем говорит нам и сценическая конструкция художника-постановщика спектакля Романа Ватолкина – образ недостроенного дома. На эти строительные леса к финалу загнан Кочкарев, он мечется по ним в совершенном замешательстве: его замысел потерпел фиаско. И короткого его отсутствия вполне хватило, чтоб Подколесин пришел в ужас от окончательности не им принятого решения и бросился прочь – в окно, как в омут. Даже забрезжившие было чувства к Агафье Тихоновне не помогли. Евгений Любицкий так убедительно мотивирует все внутренние побуждения своего героя – он и комичен, и парадоксален, и как-то тоскливо одинок, – словно звучит гоголевский «смех сквозь незримые миру слезы». Именно этот авторский смех с оттенком печали слышится зрителю и в работе Людмилы Адаменко, чья Арина Пантелеймоновна уж и горько состарилась, и почернела лицом от непонимания племянницы и бесплодных усилий удачно выдать ее замуж. Нельзя не отметить отвагу актрисы, не побоявшейся так органично постареть на сцене! А весь облик и интонации финального монолога Жевакина (Андрей Шмаков) так и отдают в сердце щемящими ассоциациями с судьбой Акакия Акакиевича Башмачкина. Впрочем, верный тон и стиль находят все исполнители без исключения. Даже в рисунке роли Дуняши молодая артистка Евгения Хитрина сумела вычертить линию целой биографии еще одного «маленького человека»!

Гоголевское «совершенно невероятное событие» подано в жанре музыкальной комедии (композитор Станислав Кудряшов, балетмейстер Юлия Дьячкова). Артисты поют и пляшут, им активно помогают поезжане – так называли в XIX веке своего рода свадебный кортеж – в исполнении артистов театра танца «Ритм и мы». И у этой стороны спектакля наверняка найдутся свои ценители, к коим я, увы, себя не отношу. Музыка мне показалась чужеродной, пение и хореография – избыточными.

И, тем не менее, режиссерская партитура внятно приводит нас к мысли о том, что отсутствие собственной воли к действию чужой волей заменить невозможно, как нельзя построить дом на зыбучем песке пустых мечтаний и мелочных расчетов. Это и есть то рождение нового смысла, которому мы так признательны и которому не мешает старый, хорошо известный сюжет.

Фото Егора Чувальского

Фотогалерея