Прокопьевск

Выпуск № 9-119/2009, В России

Прокопьевск

 

Проходишь «Горе от ума» в школе – все понятно. Перечитываешь, повзрослев, – вдруг возникает столько вопросов, на которые тщетно ищешь ответ… И с переносом на сцену схожая ситуация. С одной стороны, «классику ничем не испортишь». С другой – каждый творческий коллектив, взявшийся за эту пьесу, в процессе работы ломает голову: как же все-таки ставить? Как играть? В комедии «Горе от ума» скрыта загадка, которая, вероятно, не будет разгадана никогда. Наверное, поэтому к произведению Грибоедова снова и снова обращаются столичные и провинциальные театры. Состоялась премьера и в Прокопьевском драматическом театре. Спектакль поставил главный режиссер Ставропольского кукольного театра Григорий Гольдман . По большому счету это первая постановка Гольдмана на сцене драматического театра.

Опасался, что зрители откинутся на спинки кресел и станут рефлексировать над текстом гениальной комедии, не слишком обращая внимания на сцену. Иными словами, что не будет собственно театра. К счастью, этого не случилось. Спектакль начинается неожиданно. Не гаснет люстра, не открывается занавес. Молодые актеры, занятые в постановке, прямо из зала поднимаются на сцену. На них повседневная одежда. Начинают непринужденно общаться, точно студенты-одногруппники, встретившиеся после каникул. Затем по очереди читают строки из лермонтовского: «И скучно, и грустно, и некому руку подать…». После такого своеобразного эпиграфа действо входит в более привычное театральное русло.

Над сценографией работала театральный художник из Нижнего Тагила Людмила Семячкова. Это уже седьмая работа Людмилы Михайловны в Прокопьевской драме. Она не перегружает сцену. Оставляет достаточно места и для свободного перемещения актеров, и для работы зрительского воображения. Три колонны (вероятно, намек на любовный треугольник), несколько предметов мебели грибоедовской эпохи, свечи, закрепленные на штанкете, – этого оказалось вполне достаточно, чтобы создать образ спектакля. Персонажи выходят на сцену и покидают ее через вращающиеся ставки. Над сценой – макет сломанных часов – символ застывшего времени, которое Чацкий должен толкнуть вперед. Одежда главных героев выдержана в светлых тонах. За исключением Чацкого. Он выглядит эдакой белой вороной в черном фраке. Кстати, этот персонаж одет абсолютно точно по европейской моде 1820-х.

В роли Чацкого занят Вячеслав Гардер. Недавно он с успехом сыграл другого неврастеника – Раскольникова в «Преступлении и наказании» (этот спектакль поставила в Прокопьевской драме Ольга Ольшанская, режиссер из Санкт-Петербурга, см. «СБ, 10» № 2-112/2008). Гардеровский Раскольников победил в номинации «Лучшая мужская роль» на VII Фестивале театров малых городов России в Лысьве. У Александра Андреевича много общего с Родионом Романовичем. Оба наделены болезненно-острым умом и душой ребенка. Гардер рисковал повториться. Но сумел найти для новой роли новые краски. У его Чацкого пластика подростка-холерика, но поначалу нет внутреннего надлома, который в Раскольникове чувствуется сразу. С первого появления Чацкий-Гардер убедителен и нехрестоматиен. Заводит зрителей энергией и темпераментом. Он искренний и непосредственный (может, например, показать собеседнику язык или даже начать его передразнивать, и при этом остается органичным, не кривляется). Некоторые реплики главного героя, давно ставшие крылатыми фразами, слышишь как будто впервые. В советской школе из Чацкого делали пламенного революционера. Позднее освободились от идеологических догм, вспомнили высказывание Пушкина, что умен Грибоедов, но не Чацкий. Главного героя пьесы представить, пожалуй, сложнее, чем всех остальных персонажей. Он может быть каким угодно – даже прожженным циником или заурядным любителем произносить громкие фразы. Вячеслав Гардер играет гения, человека, живущего по своим собственным законам и не умеющего ладить с обществом. Вообще с любым, а не только с московским дворянским собранием 20-х годов позапрошлого века.

При всей своей эпатажности Чацкий-Гардер все-таки лирический герой. Когда разговаривает с Софьей, бравада с него слетает, и он смотрит на возлюбленную глазами, полными грусти и нежности. Отвергнутый любимой женщиной и объявленный сумасшедшим, гардеровский Чацкий и впрямь находится на грани нервного срыва, чувствует боль почти физическую. Он не просто оказался в одиночестве – потерпел полный крах. Гардер играет это состояние без нажима. Чацкий не срывается в истерику, но в его глаза страшно смотреть… В финале спектакля он не уходит, а падает замертво. Знаменитое «карету мне, карету!» раздается из динамиков.

В роли Молчалина занят Роман Михайлов. Когда Молчалин говорит о двух своих талантах («умеренность и аккуратность»), думаешь: а действительно, весьма нужные в жизни и не столь уж часто встречающиеся качества! Молчалина если не оправдываешь, то по-человечески понимаешь. Михайлов, кстати, оппонировал Гардеру на сцене и в «Преступлении и наказание» – играл Порфирия Петровича. Молчалин-Михайлов вовсе не глуп, как и прописано у Грибоедова. Он даже не лишен чувства собственного достоинства. Но в новом спектакле Михайлов и Гардер существуют в несколько разных стилистиках (в «Преступлении» этого «разнобоя» не было). Во время словесной дуэли Молчалин-Михайлов не теряет лица, но выглядит гораздо менее убедительно, чем персонаж Гардера.

В этом спектакле, особенно в первом акте, главный герой существует обособленно от других. Эдакий Герой, среди толпы. Иногда это напоминает игру в поддавки. Вероятно, так захотел режиссер.

Роль Фамусова в очередь исполняют Анатолий Коротицкий и Владимир Марченко. Фамусов Коротицкого гораздо менее ярок, чем позволяет сделать материал пьесы. Возможно, это согласуется с замыслом режиссера, который обещал поставить спектакль «про Чацкого, даже два раза про Чацкого». Марченко, напротив, использует всю палитру красок. Когда он мирно беседует с дочерью, в его голосе столько неподдельной душевной теплоты… А в финале он почти по-змеиному шипит на Софью. Марченко не скупится на жесты и мимику и несколько выбивается из стиля спектакля. Роль сыграна великолепно, но такая манера исполнения была бы уместна в какой-нибудь другой, более академичной постановке «Горя от ума».

Софья (Елена Безушко) – земная женщина, которая мечтает о земном счастье. К финалу спектакля ее становится жалко. Один воздыхатель, не сказав ни слова, пропал на три года. Другой чуть не закрутил роман со служанкой. Не везет девушке!

Сцена бала в доме Фамусовых – настоящий фейерверк коротких, но удивительно ярких актерских работ: затюканный женой военный в отставке Платон Горич (Георгий Болонев), его властная супруга (Анна Соколова), врун и дамский угодник Антон Загорецкий (Андрей Шрейтер), дергающийся и кривляющийся, как гальванический, Репетилов (Анатолий Иванов)… Гости больше похожи на механических кукол, чем на живых людей. Их жесты и мимика гротескны, прически комичны. В какой-то момент происходящее начинает забавлять главного героя. Он принимается говорить, увлекается. Но когда оборачивается к гостям, видит, что все они закрыли лица карнавальными масками, отгородились от крамольных речей правдолюбца.

У Грибоедова есть персонаж, которого, читая пьесу, воспринимаешь почти как часть интерьера – Арапка. Московская барыня купила ее для забавы, будто какую-нибудь болонку. В спектакле эту роль играет Татьяна Федоренко. Она не произносит ни единого слова, лицо закрыто тканью. Но Федоренко удалось создать запоминающийся образ. Пластика у этой актрисы потрясающая. Арапка ведет себя точно испуганный дикий зверек, удивительно гибкий и быстрый. Она присоединяется к Чацкому, который из угла сцены наблюдает за гостями. Оба чужие здесь. Оба смотрят на собравшихся, как на экспонаты в паноптикуме.

Режиссер очень серьезно отнесся к музыкальному оформлению спектакля. Встретившись после трехлетней разлуки, Чацкий и Софья танцуют под грибоедовский вальс. В конце и в начале первого и второго актов звучат русские романсы XIX века в исполнении Олега Погудина. Перед первым появлением на сцене Софьи публика слышит «На заре ты ее не буди». Когда Чацкий, всеми покинутый, сидит в кресле и ждет начала бала, – романс на стихи Дмитрия Минаева «Она мое сердце разбила на части, но плакал об этом один только я». На сцене вроде бы ничего не происходит, но у зрителей начинает щемить сердце в предчувствии трагической развязки.

На поклон актеры выходят под вальс А.Хачатуряна к спектаклю «Маскарад». Начавшись с Лермонтова, спектакль Лермонтовым и заканчивается. Такой режиссерский ход вызвал недоумение у некоторых зрителей и даже (по их собственным словам) у части актеров, занятых в спектакле. Во всяком случае, благодаря этому решению ни у кого не поднимется рука написать, что Гольдман осуществил «очередную постановку бессмертного произведения».

Фото автора

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.