Не только японский колорит / "Мадам Баттерфляй" в Чувашском театре оперы и балета
Выпуск №6-216/2019, Мир музыки
Для того чтобы современное поколение зрителей, живущее день ото дня все быстрее, ощутило потребность в оперном жанре, необходимо попасть в проблематику нынешнего дня, увидеть в содержании то, что касается нас сегодняшних. Наверное, именно к этому стремились режиссер из Новосибирска, дипломант Российской национальной театральной премии «Золотая Маска» Александр Лебедев, художник из Ульяновска, заслуженный деятель искусств Украины Владимир Медведь и художественный руководитель Чувашского государственного театра оперы и балета, заслуженный деятель искусств Мордовии Сергей Кисс, берясь за постановку оперы «Мадам Баттерфляй».
Спектакль вызвал горячий отклик как у зрителей, впечатленных оригинальностью прочтения одного из самых сложных опусов Джакомо Пуччини, так и у самих исполнителей, получивших бесценную возможность поработать с приглашенными мастерами. Минувший год прошел в Чебоксарах под знаком оперы. В марте репертуар пополнил искрометный «Дон Паскуале» Г. Доницетти, в июне - проникновенное «Ожидание» М. Таривердиева, но все это было, скорее, данью академическим традициям оперного искусства, нежели экспериментом. Кульминационным залпом фейерверка премьер стала история роковой любви молодой японки к лейтенанту американского флота, вспыхнувшая на открытии XXVIII Международного оперного фестиваля имени М.Д. Михайлова в конце ноября. Несмотря на весь трагизм переживаемых героями событий, спектакль получился легким, динамичным, наполненным воздухом.
Японские фонарики разной длины и ширины, то наливающиеся таинственным светом, то расцветающие иероглифической росписью, то ловящие на себе узорчатые фотопроекции бутонов и ветвей, можно назвать лейтобразами постановки. Трансформируясь в диванчики, колонны, рейки и балки, они создают на сцене ансамбль, пленяющий лаконизмом и емкостью. Есть в подобном решении что-то музыкальное, мелодичное, будто декорации поют вместе с солистами. Цветовая гамма костюмов влечет экзотическим сочетанием черного и алого, желтого и синего, так что возникает ощущение пышного сада с его буйством сочных красок, от которых разбегаются глаза. Тем утонченнее выглядит главная героиня, облаченная в белоснежное кимоно и вырастающая среди всего этого изобилия подлинным «гением чистой красоты», лучистым и ясным, как восходящее солнце.
Несмотря на то, что хоры в спектакле можно по пальцам пересчитать (хормейстеры - народный артист Чувашии Анатолий Фишер и Любовь Казанцева), зрителей не покидает ощущение монументальности, созданное за счет броских балетных сцен в постановке талантливого хореографа из Новосибирска Василия Лукьяненко. Безмолвные самураи с пугающе выбеленными лицами, словно пришедшие откуда-то из потустороннего мира, появляются в узловых моментах сценического действа. Быть может, это души предков, стерегущие домашний очаг героини, быть может - посланники смерти, следующие за ней по пятам и выжидающие подходящего момента. Их пластический рисунок представляет собой жгучую смесь танца и восточных единоборств, покоряя буддистской выдержанностью поз и взвешенностью движений, разворачивающихся точно в замедленной съемке.
Кстати, в спектакле «орудует» еще один самурай, только появляется он не на сцене, а... в оркестровой яме. Это не кто иной, как маэстро Сергей Кисс, наряженный в костюм японского воина и виртуозно сражающийся с трудностями пуччиниевской партитуры. Оркестр в его руках околдовывает витиеватостью мелодического орнамента и аскетичной строгостью унисонов, диковинками пентатоники и гармонической свежестью итальянского веризма. Каждая фраза, вовлеченная музыкантами в хитрую тембровую игру, подается настолько деликатно, что буквально обнимает солистов. Интимное пианиссимо арий и дуэтов растворяется в мощных тутти, от которых дрожат даже полупрозрачные крылья огромных бабочек, замерших над сценой как некий символ быстротечности жизни. Недолог век этих порхающих созданий, но за то короткое время, что отведено для них Всевышним, им удается сделать земной мир чуточку прекраснее. То же самое можно сказать и о главной героине спектакля.
Партия Чио-Чио-сан в исполнении Елены Соколовой сравнима с медленно разгорающимся костром. Поначалу ее призрачное, словно доносящееся издалека сопрано ложится на оркестровое полотно тонкой серебряной нитью, согревая необычайной внутренней теплотой и нежностью девичьего сердца. Затем постепенно набирает силу, разрастаясь стремительным крещендо, и вдруг извергается таким жарким форте, что, кажется, сам воздух накалился до предела и вот-вот запылает. В его интонациях кипят отчаяние, нежелание мириться с жестокостью судьбы, робкая надежда на то, что все еще можно исправить. И хотя внешне героиня застенчива и хрупка, точно ваза из японского фарфора, динамические всплески голоса выдают в ней страстную, готовую бороться за свое счастье натуру.
Дуэт Чио-Чио-сан и самовлюбленного американца Пинкертона в воплощении великолепного тенора, заслуженного артиста Чувашии Ивана Снигирева трактован постановщиками гораздо шире, чем история личных отношений. Это еще и диалог двух кардинально противоположных культур со всеми вытекающими из него контрастами, спорами и разностью морально-этических норм, начиная с осмысления жизненных ценностей и заканчивая манерой поведения в обществе, отношением к религии, браку, супружеской верности. Затронутая тема как нельзя более актуальна в нашем мятежном «сегодня», объятом национальной рознью и опутанном межэтническими связями, где прочно вошло в привычку чудовищное деление на своих и чужих, а свобода давно перестала быть «осознанной необходимостью».
Еще один ничуть не уступающий по выразительности и глубине женский персонаж - вдумчивая, мудрая Судзуки. Меццо-сопрано заслуженной артистки Чувашии Маргариты Финогентовой, мягкое и в то же время напористое, обогащает симфоническую ткань сгустками масляной краски, отливая множеством тембровых оттенков и накрывая зал гигантским звуковым куполом. Несмотря на то, что Судзуки всего лишь служанка, солистка выводит ее за пределы бытового образа и наделяет большой психологической нагрузкой и богатым внутренним содержанием. В претворении певицы это не просто прислуга, следящая за порядком в доме Чио-Чио-сан, но и ее союзница, советчица, пытающаяся уберечь от бед и переживающая боль хозяйки, как свою.
Неповторимый колорит в сценическое повествование вносят сват Горо (Илья Гурьев) и принц Ямадори (Иван Николаев), дядя Бонза (заслуженный артист Чувашии Михаил Мокшанов) и другие жители города Нагасаки. Исполнители привлекают не только крепкими голосами, искусно справляющимися с запутанными мелодическими ходами, но и рельефностью образных характеристик. Чужеродными элементами вторгаются в микроклимат спектакля грациозная Кэт (Татьяна Прытченкова) и галантный Шарплес (Максим Карсаков), разрушающие атмосферу возвышенности и одухотворенности цоканьем каблучков и шуршанием американского флага. Герои купаются в световых облаках, то ослепительно ярких, то приглушенно дымчатых, что придает действу объем и расширяет границы театрального пространства.
Фото Сергея МИХАЙЛОВА
Фотогалерея
