На фоне Пушкина / XXVI Пушкинский фестиваль в Пскове
Выпуск №7-217/2019, Фестивали
Во Пскове прошел XXVI Пушкинский фестиваль. Гостей принимал заснеженный городок, где средневековые башни и стены соседствуют с советскими зданиями, а публика ощущает особую причастность к гению Пушкина. В фестивальных «пакетах» - стильная программа на крафтовой бумаге, забавные открытки, блокнот и, непременно, - значок в виде зайца. Символом фестиваля оказывается тот самый заяц, который, по преданию, перебежал дорогу Пушкину, когда тот собирался на декабристское восстание. Суеверный поэт вернулся в Михайловское; и фестиваль, каждый раз, - жест возвращения к Пушкину.
В третий раз программу фестиваля «собирал» арт-директор Андрей Пронин. Организаторы оказались в непростой ситуации. Верстать фестиваль вынужденно начали поздно, в ноябре, когда у большинства театров репертуар уже был расписан. Бюджет оказался не так велик, и потому приезд театров обеспечивался в том числе с помощью регионов и программ культурного обмена (фестиваль проведен при поддержке Администрации Псковской области, Правительства Республики Татарстан и Правительства Сахалинской области). Несмотря на непростые обстоятельства, в итоге получилась достойная программа, с широкой географией, со спектаклями, которые уже успели громко прозвучать - и с постановками, которые имеют на это все шансы. По традиции, в рамках фестиваля прошли выставки, творческие встречи, обсуждения спектаклей и открытый лекторий; псковичи и гости прослушали лекции театроведов Анны Степановой и Павла Руднева, киноведа Алексея Гусева, литературоведа Яны Глембоцкой.
Некоторое время назад фестиваль вполне обоснованно отказался от стратегии привозить только «пушкинские» постановки: на сценах и в лекционных залах происходит диалог времен и эстетик, классиков и современников. Это намерение отражено в названии программ фестиваля: «Пушкин на современной сцене», «Русская классика на современной сцене» и «Современный писатель на современной сцене».
Пушкин на сцене: искусство комментария
«Пушкинский» блок фестиваля продемонстрировал, что сегодня обращение к «нашему всему» трудно или даже невозможно без отстраненного и вдумчивого исследовательского подхода.
Например, постановка «Нашего театра» (Санкт-Петербург) названа «Пушкин. Борис Годунов (Спектакль, который никогда не будет поставлен)». Режиссер Лев Стукалов учитывает весь объем метатекста пушкинской трагедии: мнение о ее несценичности, опыт постановок, массив комментариев. И получился мета-спектакль, который с помощью минимальных сценических средств представляет оригинальную трактовку как трагедии (которая тут, по первому названию, провозглашена комедией), так и образа Пушкина-сочинителя. Четыре актера и три безгласные женские фигуры в черном отражают все разнообразие персонажей; из атрибутов - кусок «богатой» набивной ткани и разлетающиеся на фоне мрака белые перья-снежинки. А также - чучелко. Режиссер расслаивает пушкинский образ Григория Отрепьева на трех «персонажей»: сам рассказчик-Пушкин (чаще всего Сергей Романюк), призрак царевича Димитрия (выразительная, многогранная Ольга Кожевникова) - и то самое соломенное чучелко. Чучелко власти - дутая, возвеличенная людьми фигура; к концу спектакля оно вырастает в размерах, обернутое в тогу из богатой ткани, угрожающе возвышается над сценой. Эстетика бедного театра, театра перерождающегося, изобретательного, апеллирующего к фантазии, кажется не вынужденной, а намеренной. Может быть, этой предельно подвижной эстетике несколько противоречили лишь порой прорезавшиеся «литературные», чтецкие интонации и сильная характерность в голосах персонажей, которые «приземляли» летящую над сценой постановку на фундамент традиционного театра.
«Комментаторский», остраненный подход к Пушкину очевиден и в спектакле Казанского ТЮЗа «Выстрел». Режиссер Туфан Имамутдинов начинает и заканчивает постановку цитатами из Ю. Лотмана, добавляет в текст повести комментарии, а в конце и вовсе звучит рэпер Хаски. Правда, в итоге получилось несколько механическое сочетание, и постановка с ее лаконичностью форм и приемов, с живой музыкой несколько напомнила жанр литературно-музыкальных чтений. Главного героя, Сильвио, играет харизматичный Ильнур Гарифуллин, - играет как героя романтического, без тени иронии. В финале Сильвио превращается в Пушкина, в которого стреляет сама современность - рукой артиста в повседневной одежде.
«Смотрителя» из Великих Лук я, к сожалению, не увидела. Но посмотрела моноспектакль московского артиста Данилы Стеклова «А.С. Пушкин. Из повестей Белкина». Актер продемонстрировал довольно смелый и даже панибратский подход к классику в манере стендапа, актуализировав темы «Пушкин и восставшие мертвецы» и «Пушкин и мизогинная комедия». Восстание мертвых в «Гробовщике» было продемонстрировано живо и оправдательно, а Марья Гавриловна из «Метели» превратилась в отвратительно жеманную дурочку. Сложилось впечатление, что артист не ставил целью глубокое погружение в пушкинский текст или, скажем, уточнение ударений в устаревших словах, а хотел просто напугать и повеселить публику. Что, впрочем, по большей мере удалось.
Русская классика на современной сцене: про вчера или про сейчас?
Хотя международный статус фестиваля и не был заявлен, в программе оказался румынский театр «Nottara». Он привез один из самых впечатляющих спектаклей фестиваля - гоголевскую «Женитьбу» в постановке Петра Шерешевского. Отчасти вынужденно (из-за предложенного распределения), отчасти в поисках актуального прочтения режиссер отдал мужские роли женщинам, а Агафью Тихоновну играет мужчина. Этот парадоксальный ход помог раскрыть в произведении непривычную проблематику и возвести на новый уровень то ощущение сущностного одиночества человека, которое у Гоголя звучит тоскливой нотой в подтексте. Подколесина играет молодая актриса Андреа Танасе; в ее устах реплики о детях, о том, что седина хуже оспы, приобретают особый глубокий смысл. Действие перенесено в настоящее - а может, и в будущее: на листках сбоку от сцены указано, что «Женитьба» писана в 2033 году. Ощущение современности воплощается и в одиноком холостяцком быте Подколесина, и в активности колоритных женщин-«женихов», с перераспределением гендерных ролей. Центральную роль в этой истории играют гаджеты: «Гоголь» звучит почти как «Гугл», он становится искусственным собеседником, в то время как реальная коммуникация трагически рушится. Сцена «свидания» героев решена как неумение говорить, как встреча людей, которые могут общаться лишь с помощью телефонов. При этом удивительное лицо румынской актрисы, ее выстроенная пластика на протяжении всего действия свидетельствует о напряженной внутренней жизни, о тоске, о надеждах Подколесина. Но слова уже не помогут, они не работают. И финальное решение героини «выйти в окно» - следствие непоправимого одиночества.
«Про сегодня» поставил Петр Шерешевский и «Ревизора» в Псковском театре драмы. Очевидно, глубина здешней сцены и несколько недостаточный подъем амфитеатра подсказали режиссеру решение: весь спектакль проецируется на экран, растянутый над сценой, а действие происходит в глубине, время от времени выплескиваясь на авансцену. Эта кинематографичность и мультиэкранность (порой поверхность разделяется между несколькими изображениями) позволили артистам существовать камерно, а зрителям большого зала - видеть крупные планы. Минимально изменяя текст Гоголя, режиссер перенес действие в современность: спектакль открывается узнаваемым застольем небедных людей, и им же заканчивается - пляской под «Лабутены» Шнурова. Привязка к сегодня позволила артистам максимально оправдать своих персонажей: так, Евгений Терских играет Городничего как обаятельного, талантливого, полного жизни человека. Он прямо смотрит на нас - как с телеэкрана; он любит свою семью и стремится ее обеспечить, и потому ворует у государства и берет взятки - ну а кто же так не делает? Ворует, подличает и Земляника: в исполнении прекрасного Виктора Яковлева это сложный персонаж, и обаятельный, и подлый, решающийся на донос, но прежде всего - узнаваемый, наш, такой же, как все. У каждого горожанина своя гамма чувств, есть и общее представление о высоком: так, чиновники, собравшись, задушевно поют Окуджаву, кто-то читает Ахматову... Это ироничное и сочувственное изображение сложной натуры таких человечных, даже милых, коррупционеров - главное впечатление от сложно сочиненного, тонко сделанного спектакля. Безликий, наглый Хлестаков (Камиль Хардин), как зеркало, отражает страхи и надежды жителей города; он становится причиной трагедии Марьи Антоновны (Дарья Чураева), он провоцирует мучительную мечту семьи Городничего о заоблачной столице... Но городок безвыходен.
Современный подход к классике продемонстрировали и два спектакля по М. Булгакову. «Морфий» петербургского Этюд-театра в постановке Андрея Гончарова. Спектакль-трансформер предложил трактовку произведения через серию актерских этюдов, различной природы, от стендапа до цигуна. Получился своего рода сборник комментариев, хрестоматия прочтений «Морфия», складывающаяся в некое единство.
«Чехов-центр» привез с Сахалина, через всю страну, постановку Олега Еремина «Собачье сердце». В этой барочно-избыточно оформленной постановке профессор Преображенский и доктор Борменталь оказываются воплощением умирающей цивилизации - ничуть не менее кровавой и извращенной, чем «грядущий хам» большевизма. Шариков (Владимир Байдалов) быстро эволюционирует - от собаки до пролетария, от пролетария до хозяина жизни; во втором действии он станет многолик, его реплики отзовутся эхом в словах множества персонажей. История получилась довольно мрачная, с живым изображением дурной бесконечности исторических воплощений власти.
Самым традиционным спектаклем этого блока программы оказались горьковские «Мещане» Театра на Васильевском (Санкт-Петербург). Владимир Туманов поставил эту драму как историю о конфликте поколений, где особенно ярким персонажем стал неистовый отец-Бессеменов в исполнении Юрия Ицкова. Статичная сценография: готическая мебель, огромные растения на заднем плане (лес? фикусы?) - подчеркивают безвыходную, неподвижную атмосферу мещанского дома.
Современность + современность = легенда. Если получится.
К разряду легендарных спектаклей в программе фестиваля относится «Видимая сторона жизни», спектакль Бориса Павловича по стихам и дневникам поэта Елены Шварц, поставленный им когда-то в Кирове с актрисой Яной Савицкой; спектакль, отобранный для «Золотой Маски», но так и не попавший на нее. Сегодня и режиссер, и актриса живут в Санкт-Петербурге, там и играется - редко - этот спектакль. «Видимая сторона жизни» проходит в нетеатральном пространстве. Перед посетителями буфета Псковского театра драмы появляется неяркая, простоволосая женщина, читает стихи: то вдохновенно, то комкая строки. А после - выходит из жанра «поэтического вечера»: хватает меч, бежит с ним к окну, как страж; пьет коньяк и переругивается с барменом; погружается в свои откровения и в трансцендентные метаморфозы, за которыми буфетная публика поспевает с трудом. И сквозь сумбурное дневниковое начало, сквозь скандальное поведение, сквозь высокие трагические строки прозревается образ поэта как праведника высшего толка; такого праведника, без которого не стоит земля.
Личность как легенда - тема спектакля «Свидетельские показания» красноярского «Театра на крыше». Эта первая постановка пьесы Дмитрия Данилова выдержана в лаконичном стиле хорошей читки; действие шло в Приказных палатах. Режиссер Семен Александровский распределяет множество реплик между четырьмя актерами, которые сидят по углам квадратной площадки. Стороны квадрата - зрительские места; в центре же зияет пустота, аллегория той неуяснимой личности, о которой говорят персонажи. Умерший человек предстает как сумма высказываний, и чем больше сообщают о нем, тем более противоречивым он оказывается; человек не сводим к вербальному описанию, и каждый видит в другом скорее свое зеркало, чем его собственные черты. В начале спектакля и в финале в центре квадрата появляется трубач с небольшим соло: описать человека невозможно словами, но может быть, можно выразить в музыке?
Загадка личности становится центральной проблемой и в нижегородском спектакле «Подлинная история фрекен Хильдур Бок, ровесницы века». Драматург Олег Михайлов пересматривает историю о Карлсоне, делая фрекен Бок голосом эпохи, а Малыша - ребенком со странностями. Александр Ряписов поставил эту историю с талантливой молодой актрисой Натальей Кузнецовой. Актриса виртуозно перевоплощается в медленную, усталую старуху - чтобы, вспоминая непростую молодость, молодеть и оживляться вместе с той Хильдур Бок, которая страдала, любила и чудачила.
Наконец, на сцене Псковского театра драмы в рамках фестиваля прошла европейская премьера знаковой пьесы Оливии Дюфо «Гробница малыша Тутанхамона». Эта пьеса, прозвучавшая на Любимовке еще пару лет назад, долго искала своего постановщика и свой театр. И вот нашла: режиссер Елизавета Бондарь, медиахудожник Алина Тихонова, Евгений Афонин, спроектировавший «черную дыру», а также композитор Николай Попов создали мультиформатную историю об утрате, вине и прощении, об эгоизме и арт-терапии, о невыносимости и ранимости эго. В пьесе американского автора мать-художница, узнав о смерти дочери-подростка, не может остановиться и бесконечно рисует комиксы о маленьком диктаторе Тутанхамоне. В спектакле египетские образы переосмыслены, на них накладывается история XX века, и диктаторы тут поновее: от Ленина до Гитлера. Страшный, сложный, быстрый, громкий спектакль в финале застывает, наполняется сосущей тишиной: это мать с ребенком (Наталья Петрова и Дарья Чураева) встречаются - неважно, на каком свете - и долго-долго смотрят друг на друга.
Итак, Пушкинский фестиваль остается точкой обогащения театрального опыта, местом встречи с экспериментом. Псковская публика проявила себя как неравнодушная и внимательная, открытая к различной эстетике; недаром так активны оказались выпускники Школы театрального блогера, которую вела здесь Алла Шендерова.
Фото Андрея КОКШАРОВА
Фотогалерея
