Не(Идеальные) лжецы / "(НЕ) Принятый вызов" в Театре на Литейном

Выпуск №7-217/2019, Премьеры Санкт-Петербурга

Не(Идеальные) лжецы / "(НЕ) Принятый вызов" в Театре на Литейном

Заимствование киносюжетов для театральной продукции заметно приобретает шекспировские масштабы. От европейских триллеров Иво ван Хове до «Побега из Шоушенка» где-нибудь в российской глубинке. Спекуляция на культовом названии, попытка ревизии культурной эпохи или просто кризис идей? Вариантов достаточно много, а мотивы продюсера или режиссера не всегда очевидны. Тем не менее, кинематографический первоисточник ставится во главу концепции и маркетинга, несмотря на то, что зачастую сценарии великих фильмов основываются на как минимум знаковой литературе.

Со спектаклем Сергея Морозова «(Не)принятый вызов» в Санкт-Петербургском театре «На Литейном», кажется, ситуация обладает совсем другими нюансами. Фильм Паоло Дженовезе «Perfetti sconosciuti» не культовый, да и вряд ли им станет. Его относительная свежесть (российская премьера 2017 года) к моменту выпуска спектакля уже успела потускнеть. Возможно, мирового кинозрителя ждет американский римейк. Но очевидно, что сюжет бытовой, довольно камерной и неспешной трагикомедии так и просится на сцену. Стихийно-космический символизм в виде лунного затмения добавляет наивной мрачноватой иронии, романной пикантности адюльтерным переживаниям семерых закадычных друзей. Авторы постановки, в целом используя тот же набор персонажей и их социальных ролей, сюжетную интригу, пробуют сочинить свою версию.

Драматург Вера Павлова воспользовалась старинной технологией перелицовки. А потому пьеса очень напоминает водевили XIX века - имена, шутки, культурно-повседневные аллюзии вроде бы отечественные, но в целом остается ощущение импорта, подражания не свойственным нам ситуациям и отношениям. Да и подбор профессий с большой натяжкой в российской действительности мог бы составить один круг общения. Успешный пластический хирург поддерживает близкие отношения с водителем, который еще и не признанный, но пытающийся выставляться художник? Ветеринаром какой элитной клиники нужно быть, чтобы попасть в компанию нотариуса, мечтающего о карьере адвоката? Драматург всю эту неправду социальных комбинаций не приводит к жизненным соответствиям. Зато, неизбежно рискуя сравнением с фильмом, режиссер Сергей Морозов пытается историю поправить, примирить заимствованную идею с родной действительностью. Его сценический язык замешан на игровой условности и психологических заземлениях, высокотехнологичных сценографических решениях и незатейливых комедийных гэгах. Из этих противопоставлений создается объем, раздвигающий узкие рамки человеческой коммуникации, закодированные стереотипами. Не только локализация, но и возможность иначе прожить предлагаемый сюжет отделяют постановку от первоисточника. И полуторачасовая кинолента превращается в трехчасовой спектакль.

Физическое ощущение продолжительного времени тем более важно, что тратится оно отнюдь не на психологические глыбы застольных бесед, как это обычно бывает у нас в таких случаях. Здесь и стола-то толком нет. Сценография Дарьи Гориной лаконична и технична. Через весь объем сцены переброшен хромированный мост, который в разных сюжетных и психологических ракурсах будет обрастать образами и значениями. А на свободном от лишних подробностей планшете лишь барная стойка и мягкие пуфы в виде дзен-камней от известного брэнда KATSU. На одном из них герои раскладывают закуски и стоя выпивают. Никакой бытовой основательности и уж тем более домашнего раскрепощения. Но в то же время с юмором подмеченная сосредоточенность на самом процессе возлияния - слегка судорожного, развязного, в ожидании вожделенного эффекта. Впрочем, до первой подобной сцены пройдет немало неуютного времени, которое зритель тратит на знакомство с персонажами.

Не сразу зрителям рассказывают, что этот модный интерьер - съемный коттедж. Постепенно съезжающиеся гости его обживают, где-то за кулисами проецируется бассейн, а мост превращается во второй этаж и в то же время смотровую площадку, откуда удобно наблюдать лунное затмение. Несмотря на слегка преувеличенный «дворцовый» объем, остается чувство герметичности. Оно лишь усиливается, когда из разговоров выясняется удаленность этого места от большого города. Герои, пытаясь освободиться от повседневных забот для отдыха, в лучших традициях триллера запирают себя в чужом, опасном для психики пространстве. Единственный прорыв в большой мир - огромная, во все зеркало сцены проекция. На экране медленно, отмеряя ход времени, вырастает луна. И в тропической яркости красок, плоской цифровой графике (видеохудожник Валентин Суханов) еще больше тревожности, предощущения роковых событий. Монументальность этого решения оставляет и пространство для провиденциальной иронии. Лунное затмение провоцирует людей на душевное обнажение, неотвратимо надвигаясь, как расплата за прошлые грехи. Некоторой иррациональной значительности добавляет костюмное дефиле Стаса Лопаткина. Более претенциозный модельер в этой работе, нежели художник, он одевает наших современников, собравшихся на загородный отдых, в некое подобие карнавальных костюмов. Мотивы русского авангарда с использованием геометрии и кричащих цветов, конечно же, далеки от социальной характеристики героев, хотя фасоны и элементы декора игриво намекают на черты характера. Костюмы очень наивно зарифмованы, предполагая некий дресс-код у мужчин и женщин, что лишь усиливает ощущение театральной праздничности. Для режиссерской стилистики Сергея Морозова всегда оказывается важным найти не просто зрелищную визуальную среду, но и максимально отдалить ее от обыденности. В «(Не)принятом вызове» сценографический образ составляется из сочетаний модных интерьерных находок и символических намеков. И сама игровая ситуация, и актерские нюансировки в работе над персонажами, позволяют осмысливать такое решение.

Если у Дженовезе мы видим героев в домашней обстановке и практически сразу же узнаем их род занятий, отношения в парах, то в спектакле длинная экспозиция заполнена растянутыми жестами и малозначащими диалогами. Зритель становится невольным соглядатаем, наблюдая за людьми, обменивающимися полунамеками, колкостями и порой преувеличенной эмоциональностью. Эти люди находятся вместе будто по давно уже потерявшему смысл обычаю. Долго первая пара героев поочередно появляется в разных углах комнаты, занятая полуосознанными приготовлениями к приезду друзей. Они равнодушно пересекаются, проявляя разве только внимание к пространству в предвкушении чего-то незаурядного. Далее следуют натянутые приветствия, шаблонные объятия, неловкие шутки об алкоголе. Режиссер оживляет текст комедийными мизансценами, позаимствованными у клоунады. И не всегда ясно, то ли это выход за пределы бытовой ситуации, то ли герои обладают такой эстрадной находчивостью.

Поворотом от скучающего ожидания к экзистенциальному абсурду становится та самая игра, легшая в основу сюжетной интриги. Устав от того, что вялое общение друзей нарушают звонки и sms из внешней жизни, Марина (Мария Овсянникова) предлагает игру. Но и без драматического саспенса ясно, что разговоры по громкой связи и чтение вслух сообщений превратятся из забавы в настоящую драму. Герои узнают о любовных изменах, тайных увлечениях, продолжают лгать перед лицом неминуемого разоблачения. Старинный литературный прием письма, по ошибке или злонамеренно попавшем не тому адресату, переосмыслен в узнаваемом современном контексте с использованием гаджетов. В то же время отсылает к трагикомическим патологическим играм Эдварда Олби.

С этого момента и драматург, и вся постановочная команда будто находят друг в друге общий интерес, а драматические слои начинают стремительно набухать. Игровая рельефность позволяет даже не замечать таких условностей, как голоса по громкой связи, раздающиеся откуда-то из колосникового пространства или приблизительное изображение чтения в нервном азарте. В тени надвигающейся пейзажно-интерьерной луны бытовая небрежность становится отзвуком психической неуравновешенности, взрыхленного лицедейства.

У занятых освоением огромного пространства актеров почти нет времени на психологические кружева или тихие сцены. Каждый из исполнителей занят сохранением характерной стилистики и удержанием в секрете от зрителя неминуемой катастрофы. У каждого с достоинством проработанная индивидуальность, выбранная из миллионов копий основных стереотипических моделей. Роман Агеев, играя успешного пластического хирурга, наделяет Дениса балагурством и стремительностью не по возрасту. Герой-любовник по внешности, он тратит силы и скорость реакцию не на флирт, а на мальчишеское озорство. Денис и провоцирующий трикстер, и организующий центр всей компании. С подкупающим достоинством он выносит измену. Агеев обладает необходимым зарядом легкости, комедийной виртуозности и внутреннего невинного света, чтобы побороть затмение. Вынести рефреном проходящую через многие постановки Сергея Морозова мысль о прощении и примирении даже после невыносимо болезненных катастроф.

Наоборот, молодому и нескладному Диме игривость совсем не к лицу. Иван Рябенко будто не знает, что делать со своим длинным телом, участвуя в коллективных мужских дурачествах. Он всего лишь нотариус, который втайне пытается сделать карьеру в юридической сфере. А потому лучшие его сцены связаны не с типовой комедийной ситуацией обмана, а переживанием желаемой победы. Получив право быть адвокатом, Дима по-детски торжествует, продолжая чувствовать вину за то, что сделал это втайне от жены. Эффектная Нина равно гордится статусом адвоката, дающего преимущество над мужем, и пышной фигурой, хотя психологически зависит от внимания окружающих и явно им не избалована. Татьяна Тузова собрала в своем персонаже все расхожие представления о таком женском типаже, чтобы упрятать в них настоящую драматическую боль и судьбу. Тема бездетности беспроигрышная, но актриса в последних эпизодах передает ее без привычной чувствительности и манипулятивности.

Марина, супруга хирурга Дениса, сдержанная эмансипе в стильных брюках, представлена жертвой мужского собственничества. С одной стороны остроумный отец (голос в трубке мог бы принадлежать языческому божеству), с другой - супруг. Марина постоянно находится в эпицентре мужских стычек на профессиональном и семейном поприще. Женского кокетства и сдерживаемой тревоги хватает на то, чтобы отвечать колкостями на претензии и создавать иллюзию независимости. А еще неясна судьба бунтующей дочери-подростка и камень за пазухой - любовник из числа присутствующих друзей. Статность, грация, будоражащая сухость делают Марину в исполнении Марии Овсянниковой действенным лидером всего спектакля.

Сюжетный твист, обыгрывающий современную тему сексуальной толерантности, на отечественной почве по-прежнему смотрится немного чужеродно и саркастически. Что прекрасно демонстрирует Михаил Лучко в роли Рината. Темперамент и органичное негодование позволяют испытывать к его герою раздражение за сексуальную нетерпимость, оправданную еще национальностью персонажа. Режиссер и актер удерживаются от злободневных аллюзий новостных сводок по этой теме. Из заведомо комедийной ситуации они пытаются извлечь драму разницы мировоззрений. Хотя Лучко не стесняется резких комедийных красок, что лишь подчеркивает его человечность. Это тем более сложно, что на персонаже лежит сюжетная ответственность за посредственность, развязность и самое большое количество наглой лжи. Рядом с Ринатом несколько теряется его девушка Аня. Режиссер предоставляет Марии Ивановой центральные места в мизансценах, но этого оказывается недостаточо. Типаж наивной глупышки в комедии не предполагает заметной динамики, поэтому даже ее очень трогательная история по весу уступает окружающим.

Все главные зрительские симпатии, пожалуй, на стороне Александра Майрова. Сложно заподозрить в этом красивом, маскулинном парне с жестким взглядом предпочтения, которые связаны стереотипами с совершенно иной манерой поведения. Максим - интеллигентный автомеханик, подкупающий тем, как он стойко переносит свою любовную драму. В этой роли есть не только мессианское стремление к добру и пониманию окружающих людей. В человеческом объеме, транслируемом Майоровым, находится место для детской улыбки и чистоты, умению слышать чужую боль и не перекладывать свою на дружеские плечи.

А в определенные мгновения пестрые индивидуальности вдруг уравниваются. По «новодрамовской» традиции, у каждого героя есть выход, когда он перед лицом зрительного зала делится своими тайными мыслями, пытается оправдаться. На экране начинают по-мейерхольдовски крутиться диджитал-арт шестеренки и ползать гусеницы из слов, составляющих текст роли. А световые акценты (Денис Дьяченко) напоминают прием у психотерапевта. В этих монологах герои серьезны до конца и удивительно похожи. Надломленные взрослые люди, вышедшие из тьмы своих и чужих ошибок. И это остается главным. Поменяв разноцветные костюмы на банные халаты, а затем на тусклую одежду, герои испытывают с обнажением свободу от масок и схем.

В финале луна равнодушно занимает почти всю площадь экрана, а герои собираются наверху, чтобы сделать сэлфи. Фотографию покажут на экране, и люди на ней разительно отличаются от тех, утомленных, но освобожденных, что видит зритель в живом плане. Сергей Морозов неутомимо верит в театр и людей, открывая за границами реальности идеал о дружбе и любви. Театр позволяет показать даже самые постыдные ситуации в игровой, отвлеченной форме. Сочинять ритмы и рифмы, украшающие жизнь и помогающие с юмором взглянуть на повседневность. Принять житейский вызов не как звонок телефона, а как пусть и опасное, пусть травматичное, но приключение. «Не» в скобках вроде бы дает иллюзию выбора. Только в финале спектакля становится очевидным, что знаки препинания просто отсекают сомнения. Вызов принят.

Статья в PDF

Фото Дарьи ПИЧУГИНОЙ

Фотогалерея