Томск

Выпуск № 9-119/2009, В России

Методично и целенаправленно Томский ТЮЗ строит свой репертуар, исходя из намерения быть театром для семейного просмотра. Очередная премьера пополнила список таких спектаклей. Пьесу Григория Ягдфельда «Музыка ночью» предложил и поставил главный режиссер Лысьвенского театра драмы Тимур Насиров.

Тема семейная, тема военная, тема мечты и тема взросления личности – все можно разглядеть в тексте Ягдфельда. Молодой, но весьма успешный и признанный режиссер разглядел в пьесе и другие достоинства – она атмосферна, акварельна. А еще дает возможность признаться в любви к Санкт-Петербургу (Ленинграду) – городу, где Тимур учился (сначала в Гуманитарном университете на специалиста по садам и паркам и Древнему Востоку, потом в ЛГИТМиКе), где жил и умер драматург Григорий Ягдфельд, где родилась и сама пьеса.

Поэтому и жанр, который дал своему спектаклю режиссер, – «ленинградская история». Это жанр–камертон, по которому все в спектакле настраивается на оптимистический, мажорный, и в то же время лирический лад. Драматургический текст постановщик прочитал как пьесу о счастье, о потерянном из-за войны счастье, но в большей мере - о возможности вернуть это самое счастье, любовь и нежность, пройдя через трагедию потери близких.

Камертон важнее, чем точный адрес. А вымысел, похожий на сказку (не будем забывать, что Григорий Ягдфельд был автором сценария фильма «Волшебная лампа Аладдина»), важнее реальности. Такой посыл в зрительный зал отправляют и режиссер, и художник-постановщик Николай Сазонов.

Ленинград в спектакле – не место действия, а некая культурная среда обитания, где сосредоточена сама идея красоты и интеллигентности. Именно с семьей потомственных русских интеллигентов и знакомит нас театр.

Под стук метронома в шкафу, который установлен в центре сцены, начинают происходить таинственные вещи: сначала раскачиваются китайские фонарики, а потом из разных дверей и дверок шкафа выходят, вылезают, выползают не то клоуны, не то матросы – на них тельняшки, а лица их разрисованы. Матросы-клоуны – домовые, добрые духи детства, хранители семейного счастья и уюта. Их придумал Тимур Насиров. Он же превратил соседа-музыканта Бельчикова в дирижера домовых (именно такого полусказочного персонажа сыграл Вячеслав Оствальд).

Несколько минут кувырканий домовых (их играют студенты колледжа культуры Денис Беринг, Юрий Мерунко и Максим Лачков) создают атмосферу спектакля – атмосферу дома, где живут мечты о дальних странах и морских путешествиях, где царят фантазия и вымысел, где сохранились традиции семейного чаепития и чтения. Даже в блокаду здесь уцелели и чайный сервиз, и старые книги. Не сгорели в пламени войны географическая карта и морские трофеи – чучела рыб. На прежнем месте висит абажур (точно семья следует завету Булгакова – «никогда не сдергивайте абажур с лампы»).

Художник Н.Сазонов создает удивительно гармоничный мир семейной идиллии, в центре которого многоуважаемый шкаф (привет Чехову). Благодаря фантазии детей он превращается в шхуну. Возле него происходят все события, все разговоры. На него по очереди запрыгивают, вскарабкиваются, залезают почти все персонажи, вокруг него постоянно возникает какая-то суета и беготня (иногда ненужная). В шкафу хранится семейная реликвия – книга «Алиса в стране чудес». Упоминание о книге Льюиса Кэрролла – подсказка, данная драматургом. Здесь нет реального времени и пространства, но есть игровое, вымышленное.

И даже война, реальный 1943 год, врывается в эту семейную идиллию как Абсолютное зло. Оно грозит разрушить, раздавить, искоренить, уничтожить и семейное Счастье, и саму Семью как модель гармоничного Мира. Правда, в пьесе есть еще один намек на реальные обстоятельства – в семье Морозовых нет отца. Он стал первой жертвой борьбы добра и зла, еще довоенной жертвой.

Режиссура Насирова располагает к актерской импровизации, в спектакле есть паузы, которые актеры заполняют, точнее, наполняют своей человеческой сутью.

Мы застаем героев в драматический момент. Под звук метронома Шура – Игорь Савиных собирается на фронт. Укладывает ложку-кружку в вещмешок. Сестра Лида – Евгения Петрова старается заболтать, скрыть под маской непринужденного разговора боль расставания, неясные тяжелые предчувствия, нежность к брату. Мать – Ольга Рябова отчаянье и любовь прячет за напускной строгостью. Она укладывает в походный вещмешок сына вместе с теплыми вещами и «Алису в стране чудес». Но делает это так, как будто провожает своего второго ребенка не на войну, а на экзамен. Отсюда и жесткие, сухие интонации, без сантиментов и жалостливых ноток, и даже подзатыльник.

Настроение персонажей меняется быстро, а с ним и ритм спектакля. Вот еще только мать, сдерживая слезы, говорила сыну, что он, как Чеширский кот, растает в воздухе и от него останется лишь улыбка. Кажется, Рябова с Савиных только что устроили кутерьму вокруг стола. А мы уже видим, как брат с сестрой в последний раз путешествуют на край света. И опять, как в книге Кэрролла, реальное время меняется на сказочное.

И.Савиных и Е.Петрова играют внезапно повзрослевших детей. Вспоминая смешные эпизоды из прошлого, представляя себя феями и отважными моряками, они инстинктивно заговаривают страшное будущее, они цепляются за последнюю возможность удержать счастливые мгновения или хотят их забрать с собой, на войну, как ложку-кружку.

В это мгновение ощущаешь и тревогу, и надежду. Последняя, быть может, рождается благодаря музыке Дунаевского из фильма «Дети капитана Гранта» и домовым-матросам, которые появляются как обещание того, что счастье вернется.

За эту оптимистическую ноту и влюбляешься в спектакль. С первых минут нам, зрителям, дано почувствовать, что в этом доме все устроено правильно. Здесь читают и хранят хорошие книги. Здесь чтят традиции. Здесь привыкли уважать, ценить и беречь друг друга и других. И эти устои позволяют не поддаваться отчаянью и сохранять веру.

В этот дом именно за теплом и верой будут приходить и соседка Аделаида Степановна – Елена Ильина, и почтальон Иголкина – Евгения Поздеева. Одна – с вестями с фронта, не всегда радостными, другая – из чувства товарищества.

Героиня Е.Ильиной добровольно взяла на себя обязанности опекать неприспособленных, по ее мнению, мать и дочь Морозовых. Аделаида Степановна полна энергии и решимости, бывает шумна, в эти минуты кажется, что ее слишком много. Она то взрывается негодованием, то гасит «бурю и натиск» нежностью. Но за этой практической энергией – безумная тоска одиночества. Аделаида Степановна приходит в гости к Морозовым, чтобы почувствовать себя членом семьи, она хочет быть нужной кому-то, заботиться о ком-то.

Иголкина тоже одинока. Но ее одиночество временно. Ведь героиня Е.Поздеевой молода. Именно в этом доме она и находит свое возможное счастье. Вот неожиданно вернулся Котя, старший сын Екатерины Михайловны, которого считали погибшим, – Всеволод Трунов. И вот уже смешная и нелепая Иголкина в длинном пальто ходит по пятам за гвардии лейтенантом и даже залезает за ним на шкаф, хотя смертельно боится высоты.

Но задолго до появления воскресшего Коти (Николая) к Екатерине Михайловне придет полковник Шатерников – Александр Виниченко. Придет, чтобы рассказать о подвиге Героя Советского Союза Шуры. Он прошагает из зала на сцену размашистым уверенным шагом, с твердым намерением доложить военную обстановку и… столкнется с теплотой и уютом. Ему станет так хорошо в этом доме, что назовет себя детским именем Ваня. И ему сделается страшно оттого, что надо разрушить страшной вестью этот семейный уют. Он будет бесконечно накладывать себе сахар в чашку с чаем. А мать – О.Рябова – подливать этот чай.

В эти несколько минут напряженного ожидания оба проживут самые страшные минуты. Но когда он уйдет, то на вытянутой ладони унесет солдатика, подаренного матерью, как залог материнской любви. Пока Виниченко спускается со сцены и идет через зал, зрители догадываются, что в этом доме его усыновили и благословили.

Из этого дома даже видно, как гибнет под танками Шура вместе с боевым товарищем Петром Петровым – Алексеем Поповым. Реальность и сказка столкнутся в этой сцене. И окажется, что безудержный мечтатель Шура больше готов к смерти, чем реалист Петров.

За подвигом «наблюдают» Екатерина Михайловна и Аделаида Степановна, которые гадают на картах о судьбе мальчиков. И мать видит, что сын усвоил уроки «Алисы в стране чудес». Он не умирает, а исчезает, как Чеширский кот.

Но от него останется улыбка. Ее унесет с собой младшая Лида, и эта улыбка будет просвечивать в ее письмах с фронта. Эта улыбка Кота-Шуры вернется с Котей, который не с фронта возвратился, а из дальнего путешествия. Поэтому с появлением на сцене Всеволода Трунова спектакль как будто приобретает второе дыхание. Темп ускоряется, спектакль движется быстрее, веселее. И вот уже и зал начинает улыбаться.

Действительность проступает через сказочное, как звуки из ночной тишины. Музыка является отдельным персонажем. О прошлом напоминает фокстрот. Он звучит со старой пластинки, которая слегка пришепетывает. О настоящем – Скрябин. В противовес героике 7-й симфонии Шостаковича импрессионистическая музыка Скрябина создает романтический облик города, дома и раскрашивает мир в те цвета, которые угодны художнику. Прежде всего, Ягдфельду, а за ним и Насырову.

...Далеко не все приняли эту расцвеченную под сказку действительность. «Где война? Где правда жизни? Кому сегодня нужны эти сказочки о войне?» – раздраженно предъявляли претензии поборники реализма. Что ж, спектакль дает пищу для вечного спора скептиков и оптимистов, романтиков и реалистов. Автор этих строк стоит на позиции романтиков и оптимистов: хорошо бы нашу жизнь настроить по камертону счастья.

Фотогалерея