Живой театр Александра Коршунова

Выпуск №9-219/ 2019, Гость редакции

Живой театр Александра Коршунова

2019 год для Московского драматического театра «Сфера» проходит под знаком не только Года театра, но и важных юбилеев. В феврале главный режиссер, народный артист России Александр Викторович Коршунов отметил 65-летие. В сентябре основателю театра, народной артистке России Екатерине Ильиничне Еланской, исполнилось бы 90 лет. Дело ее жизни продолжает расти, развиваться и умножаться. О доверительном общении со зрителями, верности принципам и вечном противостоянии мечты и реальности мы поговорили с Александром Коршуновым.

- Александр Викторович, вижу на вашем столе книгу Екатерины Ильиничны Еланской «Живой театр». Она пишет, что театр - не место службы, а статус веры, сфера доверительного общения и духовного соучастия. Меняются ли с течением времени, а театру «Сфера» уже почти 40 лет, его принципы?

- Принципы не изменились, и очень важно, чтобы они не менялись. Этот театр специфический, единственный в своем роде. Какие бы реформы не происходили в театрах, «Сфера» остается уникальной, и возникла она ради того, чтобы создать театр подлинного человеческого общения. И как мама пишет в книге, все, что помогает этому общению, должно быть сюда привнесено, а то, что мешает - убрано. Екатерина Ильинична замечательно начинала как актриса, служила в Малом театре и в Театре им. Вл. Маяковского, все у нее складывалось хорошо. Потом она увлеклась режиссурой, и первые ее спектакли шли на сценах Театра им. К.С. Станиславского, Театра им.  М.Н. Ермоловой, «Современника» и были очень удачными и заметными. Но в какой-то момент она заболела идеей создания принципиально новой формы театра. Это стало делом ее жизни и, действительно, статусом веры. Она вела наш театр более 30 лет, руководила им, строила. Поэтому основной принцип существования «Сферы», который заключен в самом названии, непреложен.

- Какой театр можно назвать живым?

- Вы заговорили о замечательной книге, мы издали ее полтора года назад. А вообще, это была рукопись, написанная мамой в 1979 году. Театр официально был создан спустя два года. То есть книга была написана на пороге создания «Сферы», когда проходили первые опыты, поиски. Сначала спектакли шли в музеях, старинных залах, и для каждого организовывалась «своя» сфера. В этой книге сформулированы основные принципы нашего театра. Почему он живой? Потому что в нем не нарушено звёнышко «актер-зритель», их взаимодействие. В традиционном театре все-таки присутствует разделение на сцену и зрительный зал, рампа, так называемая четвертая стена, что препятствует возникновению непосредственного общения. А живой театр существует благодаря этому прямому диалогу.

- Какие мероприятия, приуроченные к 90-летию Екатерины Еланской, состоятся в театре?

- Пока мы их придумываем, программа находится в стадии формирования. Но непременно будет спектакль-концерт, который мы для себя так и назвали «Живой театр». Нам важно поговорить со зрителем о том, что нужно для возникновения живого театра, о пути Екатерины Ильиничны, показать фрагменты из ее спектаклей, приобщить к ее образу мыслей и чувств. Она повторяла, что современный театр должен быть синтетическим, в нем необходим синтез искусств. Она очень любила и музыку, и пластику, поэтому у нас в этом вечере будут обязательно и танцевальные, и вокальные куски... Сейчас мы готовимся и пишем сценарий. А 13 сентября, в день рождения Екатерины Ильиничны, «Катюши», как ее называли в семье и в театре, это непременно должно состояться.

- У «Сферы» давно есть свой зритель. О чем сегодня вы хотите с ним разговаривать?

- Екатерина Ильинична всегда говорила, настаивала на том, и так и вела театр, что в основе должна быть очень хорошая драматургия. «Сфера» - театр высокой литературы. Ведь общение - это интимный, сокровенный процесс, когда душа говорит с душой, и чтобы возник глубокий, доверительный, душевный разговор, в котором и нуждается зритель, необходима очень хорошая литературная основа. И Екатерина Ильинична всегда бралась только за настоящую литературу. Первыми или одними из первых ставились спектакли по таким произведениям, как «Доктор Живаго» Пастернака, «Театральный роман» Булгакова, «Маленький принц» Экзюпери и другие... Мы рады, что за это время сформировался свой круг преданных зрителей. Очень приятно, что многие из них ходят сюда десятилетиями, приводят детей, внуков, друзей, и круг этот постоянно расширяется. Они часто говорят, что находят здесь свой дом. Мы и позиционируем наш театр как «театр-дом», где ты чувствуешь себя хорошо в окружении близких людей. А формы общения могут быть разными, как и тематика. Вместе можно и смеяться, и плакать, и размышлять. «Сфера» так устроена, что зрители видят друг друга, соучаствуют и чувствуют реакцию других, рядом сидящих людей. Радостно замечать, когда на спектакле люди включаются в происходящее. Как, порой, они меняются, уходят в себя, анализируют увиденное. В этом и заключается процесс соучастия. Не только буквального, но и внутреннего.

- В таком случае хочется узнать, а как артист, чувствуя на себе реакцию зрителей, отвечает на нее? Вносит ли он изменения в рисунок роли?

- Всегда нужен точный и крепкий каркас. Построение спектакля, по сути, незыблемо. Мы знаем, откуда мы идем и куда мы должны привести зрителей. А в самом процессе театрального действия лучшее самочувствие для актера - это ощущение импровизационности. Поэтому каждый спектакль - заново проживаемое событие, здесь и сейчас. Таково свойство живого театра. Кино, телевидение, интернет не дадут сиюминутного контакта.

- Для общения нужно слово. В репертуаре «Сферы» много русской и советской классики: Островский, Достоевский, Чехов, Гончаров, Шукшин, Вампилов и другие. Читаете ли вы современную драматургию или предпочитаете классическую литературу?

- Стараюсь читать. Конечно, не могу похвастаться, что очень хорошо ее знаю. Но пока я не набрел на своего автора. Хочется, чтобы произведения современных писателей и драматургов появлялись в театре, но так складывается, что я больше обращаюсь к классике. Для меня Шукшин и Вампилов - абсолютные классики отечественной литературы. Но ведь таковыми они стали со временем. Мы приглашаем режиссеров, и я этим озабочен, понимая, что необходим приток молодой энергии в театр. Новый режиссер - это свое видение и эстетика. Мы хотим, чтобы это были близкие нам люди, которые чувствуют и понимают «Сферу». И, на мой взгляд, нам удается приглашать именно таких режиссеров. Не один спектакль у нас поставила Юлия Беляева, мы работали с Викторией Печерниковой, Константином Демидовым, Владимиром Смирновым, Глебом Черепановым. Поставила свой спектакль и Марина Брусникина. Когда мы пригласили Марину Станиславовну, я как раз просил ее (она очень хорошо знает современную литературу и драматургию), чтобы спектакль был по произведению нашего современника. Так появилось «Обращение в слух» по роману Антона Понизовского. На мой взгляд, получился очень интересный и волнующий спектакль.

- Родители, наверняка, рассказывали вам о театре середины прошлого века, бабушка с дедушкой - о послереволюционном. А на ваших глазах менялась театральная Москва позднесоветского периода. Какие наиболее яркие воспоминания у вас остались о советском театре?

- Мы так или иначе все выросли из советского театра (смеется). Если говорить о точках отсчета, о том, что я видел, о чем читал или просто слышал, то это Немирович-Данченко, Товстоногов, Эфрос. Они для меня вершины режиссуры. Конечно, я не мог видеть «Трех сестер» Немировича-Данченко. Бабушка, Клавдия Николаевна Еланская, играла в этом спектакле Ольгу, и по воспоминаниям самого режиссера, это было одно из величайших достижений актерского искусства. Легендарный спектакль! Сохранились фотографии, радиозаписи. Я читал стенограммы репетиций, которые проводил Немирович-Данченко. Его человеческие и профессиональные принципы мне очень близки. Я много раз видел и в театре, и в записи «Мещан» Товстоногова. Для меня это эталон в режиссуре и в актерском существовании, в раскрытии замысла автора. В Малом театре долгие годы шел замечательный спектакль «Царь Федор Иоаннович» Бориса Равенских, в котором царя Федора сначала играл Смоктуновский, затем Юрий Соломин и Марцевич. А отец, Виктор Коршунов, на протяжении всего существования спектакля играл Бориса Годунова. Да, все эти спектакли, эти впечатления остались в памяти как вехи, вершины в становлении советского театра...

- Быть частью театральной семьи - привилегия, потому что Иннокентий Смоктуновский - это дядя Кеша, Игорь Ильинский - дядя Игорь. С другой стороны, нужно постоянно соответствовать, доказывать, нести на себе груз ожиданий. Был ли у вас период внутреннего протеста против некой предопределенности в выборе жизненного пути?

- Честно говоря, такой предопределенности не было. Я не могу сказать, что вырос за кулисами. И не было никогда «дяди Кеши» и «дяди Игоря» (смеется). С Иннокентием Михайловичем я вообще не был никогда знаком, только слышал рассказы отца о репетициях «Царя Федора Иоанновича», об общении со Смоктуновским, как тот вспоминал о войне, о плене и бегстве из плена. С Игорем Владимировичем Ильинским мы встретились непосредственно, когда я пришел работать в Малый театр. Первая моя роль - гусар Курчаев в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты». Это был ввод. Артист, который выпустил спектакль, ушел служить в Театр Советской армии. Игорь Владимирович очень тепло ко мне отнесся. Ему понравилось, как я сыграл, и он взял меня и в следующую свою работу. А в семье такой установки, что Саша должен непременно стать артистом и продолжить династию, не было. В последних классах школы я серьезно увлекался рисованием и даже думал этому посвятить свою жизнь. И мама с уважением относилась к моим занятиям. Но я чувствовал, что отец хотел бы, чтобы я продолжил его дело. Ему казалось, что я способный, но никто на меня не давил. В этом отношении была абсолютная свобода. Буквально за полгода до окончания школы я им что-то почитал из тех стихотворений, которые мы учили в школе. Родители остались довольны. И, заканчивая десятый класс, я решил попробовать. А когда поступил в Школу-студию МХАТ, уже в процессе учебы я врос в это дело. Но могу сказать, что еще в течение 5-10 лет периодически у меня возникали моменты сомнения, а своим ли делом я занимаюсь, а вдруг мне надо круто поменять судьбу? Потом эти сомнения улеглись.

- Должен ли театр идти в ногу с современным молодым зрителем и в какие-то моменты уступать его запросам, или задача театра его воспитывать, дотягивать до определенного уровня, приобщать к сложным темам?

- Для меня в этом нет противоречия. Необходимо и то, и другое. Екатерина Ильинична всегда была экспериментатором и новатором, взрывателем канонов. И как было сложно убедить власть имущих, чтобы наш театр возник. Что это не блажь и не фантазия, а насущная необходимость. И в прочтении произведений, открытии новых авторов она всегда была впереди. Безусловно, нужно идти в ногу со временем, нельзя от него отстать и превратиться в музей. Чтобы театр был живым, он должен разговаривать со зрителем о сегодняшнем дне. Даже если классическое произведение написано 100, 200 лет назад, разговор идет о нас. Я помню, когда мы играли «Дети солнца» в Малом театре в постановке Адольфа Яковлевича Шапиро, он повторял: «Играйте современный спектакль, про себя, свои мысли, слезы, радости». Для того, чтобы повести зрителей за собой, нужно быть глубоким. Не просто констатировать факты, а осмысливать современный процесс. Екатерина Ильинична стремилась к театру потрясений. Она приравнивала его к церкви.

- Не служба, а служение?

- Да. И он должен давать зрителю то, что человек находит в церкви - духовные открытия, поддерживать, лечить души.

- В каком направлении идет ваш театр?

- Думаю, зрители нуждаются в по-настоящему серьезном и душевном разговоре. Мне бы очень хотелось, чтобы наш театр был про людей и для людей. Мне сейчас не хватает в театре именно этого. К сожалению, я не могу похвастаться, что все смотрю и везде успеваю, но стараюсь вырываться. Я часто вижу профессиональный спектакль, хороших артистов, историю, постановочные эффекты, но мне недостает подлинного сопереживания, потрясения. Чтобы это взволновало, по-человечески открыло мне что-то новое и помогло жить дальше. Только театр это может дать в полной мере, и ради этого существует «Сфера».

- На мой вкус, уникальность «Сферы» еще и в том, что фокус на сцене направлен на человека, подчас непримечательного, со всеми его достоинствами и недостатками, но живого. Приоткройте, пожалуйста, завесу вашей режиссерской лаборатории, с чего у вас начинается работа над спектаклем?

- Вы знаете, он рождается с потребности высказывания, нужен болевой сигнал, ожог от литературного материала. Заранее я не могу представить себе весь спектакль, он создается в процессе работы, в общении с актерами. Я начинал как режиссер что-то пробовать в Малом театре больше 20 лет назад. Первой постановкой стали «Чудаки» Горького. Не самое легкое название для дебюта. Но я почувствовал, про что должен быть спектакль. Это вылилось в самостоятельную работу. Мы репетировали в свободное время, потом показывали, спектакль был принят, выпустили его, но все началось с болевой точки. И так всегда.

- В спектакле по роману Гончарова «Обыкновенная история» молодой человек Саша Адуев уступает влиянию извне, отказывается от идеалов юности, становится циником. В горьковских «Дачниках» вы продолжаете эту тему утраченных иллюзий. Как сохранить внутреннюю цельность, и возможно ли это - не изменить себе и своим принципам?

- Хорошо, если вы почувствовали и заметили, что эта тема из «Обыкновенной истории» продолжается в «Дачниках». Для меня, наверное, это и есть главная тема. Возможно, она шагает из одной постановки в другую. Мама как-то сказала, что одним из важных драматургических конфликтов является конфликт мечты и реальности. И, по-моему, все хорошие пьесы, если говорить всерьез, как раз об этом. Для меня основная проблема - что происходит с нами, почему мы подчас изменяем своим мечтам, почему человек входит в жизнь с каким-то божественным предназначением, а получается другое, почему в итоге он предает себя, разрушается? И самым трудным оказывается сохранить юношеские и детские мечты и не измениться в своей основе. Человек не может не меняться, но важно, чтобы суть его сохранялась. Чтобы во всех передрягах, с которыми он сталкивается на жизненном пути, он стремился не вниз, а вверх. Маленький принц говорит Летчику, расставаясь: «В конце концов, всегда утешаешься... И когда ты утешишься, ты будешь рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом! Тебе захочется посмеяться со мной...». Самое трудное в человеческой и творческой жизни сохранить «нежную ткань сердца», необходимую, чтобы жить, творить и создавать. Выражение «нежная ткань сердца» принадлежит Блоку. Разные силы извне и внутри самого человека хотят это разрушить, ему приходится преодолевать множество препятствий. Но надо суметь выстоять в столкновениях с жизнью. И в то же время не стать бронированным. Не случайно в «Дачниках» звучит Моцарт. Когда-то он звучал у меня и в «Чудаках». Помню, одна из статей о спектакле так и называлась «Горький под Моцарта», что казалось всем неожиданным, как же так - где Максим Горький и где Моцарт, но на самом деле, Горький был очень нежный человек и большое дитя. Трепетное существо, в чем-то трагическое.

- Суслов ставит себе и окружающим диагноз - да, я простой русский обыватель. Есть ли будущее у горьковских, да и у чеховских обывателей? У них много общего.

- Горький, конечно, продолжает Чехова. В «Дачниках» много чеховских мотивов, внутреннего диалога между авторами, спора, соперничества. Можно проследить развитие общих линий, тем.

- Астров в «Дяде Ване» говорит: «Во всем уезде было только два порядочных, интеллигентных человека: я да ты»...

- «Но в какие-нибудь десять лет жизнь обывательская, жизнь презренная затянула нас..., и мы стали такими же пошляками, как и все». А Горький еще жестче и беспощаднее. У него больше персонажей уже «заклепанных наглухо», до которых трудно достучаться. Но тот же Суслов, произнося монолог, не спокоен, он кричит. Значит, что-то в человеке продолжает болеть, ранить его. Дудаков следом говорит: «Это нарыв, нарыв прорвался в душе! Это у каждого из нас может быть».

- Их сметет революция?

- Кого-то - да, а кто-то найдет свой путь. Варвара, хочется верить, найдет, и Влас, Марья Львовна - твердо верующий и крепкий человек, Соня - тоже. Бог его знает, как у них сложится судьба. Но кто-то, безусловно, не возродится.

- Александр Викторович, кто подлинный герой нашего времени?

- Душевный и действующий человек. Тот, кто любит, сопереживает и что-то делает, чтобы помочь другим.

- Как вы объясняете театральный бум в России? В рамках программы «Большие гастроли» теперь можно увидеть лучшие спектакли практически в любом городе.

- Хорошо, что наше руководство озабочено этим. В последнее время театрам финансово трудно выезжать, но обнадеживает, что есть такая федеральная программа, которая помогает гастролировать. «Сфера» ездит достаточно много. В основном на фестивали. Мы были в самых разных городах: в Иркутске, Тбилиси, Могилеве, во Владимире, Тамбове, Кинешме, Ульяновске, Самаре и т.д. Совсем недавно в рамках Года театра мы ездили со «Старшим сыном» в Пензу и Кузнецк на фестиваль «Золотая провинция». В июне со спектаклем с Малой сцены «По снегу» по «Колымским рассказам» Варлама Шаламова мы побываем в Сергиевом Посаде. В сентябре нас ждет поездка в Иркутск с «Раскасом» по рассказам Шукшина. А следом - шукшинские дни в Барнауле. В октябре повезем «Дачников» в Нижний Новгород. В ноябре покажем в Великом Новгороде «Дядюшкин сон». Планы большие. И я ни разу не пожалел, что мы ездим на гастроли. Конечно, для нас это трудоемко, потому что спектакль нужно каждый раз переносить в другое пространство и по возможности заново создавать особую «сферу». Мы используем ходы по залу, стараемся затянуть зрителей в нашу атмосферу существования. Однако мизансценически и пространственно спектакль меняется. Обычно сцены везде больше нашей, но такое «укрупнение» спектакль в чем-то обогащает. Тех же «Дачников» очень хорошо приняли во Владимире. Мы получили серебряную «Шапку Мономаха», спектакль был отмечен. Актерам удалось создать единое пространство существования, и получился горячий, взволнованный диалог со зрителями. От этого становится радостно. Возвращаясь к вашему вопросу, почему такой бум? Были разные временные волны - и некий отток в перестроечное время, когда зритель реже приходил в театр, а потом, наоборот, приток, что не раз происходило за последние десятилетия. Необходимость в настоящем общении существует, она неистребима. Наше время непростое, но материальный успех не может полностью удовлетворять человека, ему обязательно нужно что-то для души. И он снова и снова ищет этого общения в театре.

- Влияет ли экономическая и политическая ситуация в стране на театр? Тот же «Современник» в 60-е годы был оплотом творческой свободы молодых, которые начинали что-то новое.

- Безусловно, влияет. Театр - живой организм, и все, что происходит в стране, воздействует на сам творческий процесс и на взаимоотношения со зрителем. Но во всякое время, подчас самое трудное, люди выкраивали возможность чем-то пожертвовать в бытовой жизни и пойти в театр, устроить себе праздник души. Повторюсь, такая потребность есть и сейчас, и будет всегда, и очень важно, чтобы мы этой потребности соответствовали.

 

Статья в PDF

Фотогалерея