Барочные страсти: диалог со временем / "Орландо" и "Поругание Лукреции" в "Геликон-опере" и Театре "Новая опера"
Выпуск № 10-220/2019, Мир музыки
На московских оперных сценах появилось два спектакля, в каждом из которых эстетика барокко получила своеобразное преломление сквозь призму современности. Театр «Геликон-опера» освоил барочный репертуар, поставив впервые в Москве «Орландо» Георга Фридриха Генделя по рыцарской поэме «Неистовый Роланд» Лудовико Ариосто. Но сделал это в оригинальной версии, презентовав, по словам худрука Дмитрия Бертмана, новый жанр современного музыкального театра - «техно-барокко». А в театре «Новая опера», тоже впервые в Москве, появилась опера Бенджамина Бриттена «Поругание Лукреции», написанная на известный античный сюжет, но близкая по жанру к барочным «Страстям» и оперирующая барочными символами.
Постановку «Орландо» на большой сцене зала «Стравинский» осуществила интернациональная команда: австрийский художник Хартмут Шоргхоффер, английский композитор и диджей Габриэль Прокофьев, внук нашего великого соотечественника, режиссер Георгий Исаакян, зарекомендовавший себя в барочной опере, в соавторстве с английским экспертом барочной музыки маэстро Эндрю Лоуренсом-Кингом, выступившим в качестве музыкального руководителя и дирижера. Именно этим составом режиссер и дирижер поставили уже несколько барочных опусов на сцене Московского детского музыкального театра им. Н.И. Сац, возглавляемого Георгием Исаакяном, и открыли там Академию барочной музыки.
Надо сказать, что постановка «Орландо» в музыкальной части весьма удачна. Исполнение музыки барокко под руководством Лоуренса-Кинга - это всегда безукоризненное попадание в стиль. Любой оркестр, любые солисты и хористы под его чутким наставничеством осваивают тонкости барочного исполнения, услаждая слух точными пассажами и чувственными руладами, выверенными интонациями и деликатными каденциями. Не исключение и труппа «Геликон-оперы», оркестр которой в этом спектакле пополнился барочными инструментами: теорбой, клавесином и барочной арфой. Блестяще освоили барочную технику и эстетику хор и солисты: Рустам Яваев (Орландо), Юлия Щербакова (Анжелика), Ирина Рейнард (Медоро), Елена Семёнова (Доринда), Александр Киселев (Зороастро).
Но изысканной музыкальной частью привычное барокко и ограничено в этой постановке. Слушателю, ожидающему увидеть музейный театр с кринолинами и барочной машинерией - не сюда. На сцене театр актуальный, проецирующий dramma per musica, написанную по заказу Лондонской Королевской академии музыки в 1732 году, в день сегодняшний. Причем катализатором этой постановки стал случай массового убийства в ночном гей-клубе в Орландо, в штате Флорида, в 2016 году, за которое ответственность на себя взяла группировка «Исламское государство». Кстати, именно поэтому спектакль «Геликон-оперы» носит название «Орландо, Орландо»: это имя и главного героя оперы Генделя, и место действия реальной трагедии современности.
Григорий Исаакян сквозь призму барочного опуса рассматривает проблему «инакости»: «В кажущемся дружелюбным мегаполисе, где все толерантны и упорно говорят о приятии любого отличия, мы вдруг оказались чужими друг другу, - считает режиссер. - К каким трагичным последствиям все это может привести, мы и размышляем в нашем спектакле». Здесь поднимается и ряд сопутствующих проблем дня сегодняшнего: одиночества и невозможности соотнести себя с реальностью, ожесточенности и неприятия того, как сегодняшний мир может изменить человека, а трагический случай сделать из влюбленного романтика жестокого и бессмысленного убийцу.
На сцене все время мрак - заоконной ночи, ночного клуба, дворовых подворотен, на стенах которых молодежь выводит граффити... Хартмут Шоргхоффер, не раз сотрудничавший с Дмитрием Бертманом, по-своему видит барочные контрасты в современном дне: в сменяющих друг друга сценах чередуются блеск и галогены ночного клуба и замусоренные уличные дворы. Атмосферу ночного клуба дополняет техно-контент, сделанный Габриэлем Прокофьевым - он «переключает» музыку Генделя в сегодняшний день, делая техно-вставки на ее основе. Таким образом, создатели этого оперного опуса поступили, как некогда поступал сам композитор, с легкостью комбинируя мотивы своей эпохи - они создали своего рода импровизацию на «Орландо», включив в нее хоровые вставки из оратории «Израиль в Египте» и клубные биты на музыку Генделя.
В центре действия - любовный многоугольник: молодой парень Орландо безответно любит Анжелику, нашедшую счастье с Мондоро, в которого влюблена Дорина. Вернее, Мондоро в этом спектакле - женского пола и исполняет его не контртенор, как в оригинале оперы, а меццо-сопрано. И все бы хорошо, если бы просто кипели барочные страсти любви и ревности. Но дело осложняется тем, что разбившего в порыве ревности окно Орландо жестоко избивают полицейские - это влечет за собой непоправимые последствия в психике юноши, поклявшегося отомстить всему миру...
В спектакле есть еще одно лицо - Зороастро, по оригинальному либретто - мудрец и наставник, а в спектакле - персонаж многоликий: он и корреспондент «Геликон-оперы», и отец Орландо, и карикатурный священник, и столь же карикатурный политик. Роль хора, который поначалу выступает как комментатор, тоже неоднозначна: в конце спектакля участники его становятся заложниками трагической ситуации...
Режиссер очень верно почувствовал параллель мира барокко и мира современного, который часто именуют постмодерновским. И там и здесь - власть крайних, не всегда оправданных страстей, и там и здесь - кричащие контрасты жизни, и там и здесь - человек потерян в мире иллюзий и размытых границ возможного и невозможного. А насколько удачно удалось донести эти контрасты современным сценическим языком - судить зрителю.
Премьера «Поругание Лукреции» Бенджамина Бриттена поставлена в «Новой опере» в рамках программы Года музыки Великобритании и России-2019, при поддержке Посольства Великобритании в Москве и Британского Совета. Первая из трех камерных опер композитора, она была написана сразу после Второй Мировой войны, в 1946 году, и во многом отразила трагедийность восприятия человека того времени. Драматическая история римской матроны Лукреции, обесчещенной троюродным братом мужа Тарквинием и покончившей с собой, послужила источником вдохновения для многих художников, писателей и музыкантов: от первого законченного ее изложения у Тита Ливия до опер ХХ столетия, где образы этого сочинения напрямую ассоциировались с фигурами Второй Мировой, в частности, в «Тарквинии» Эрнста Кшенека (1950), где центральный персонаж, насильник Тарквиний трактуется как аллегория Адольфа Гитлера. В сочинении Бриттена, созданном на либретто Рональда Дункана по одноименной пьесе Андре Обе (1931) и поэме Уильяма Шекспира «Лукреция», эта тема раскрывается в философско-символическом ракурсе: автор противопоставляет мужское и женское, грех и целомудрие, возвышенное и низменное, плотское и духовное... Кроме того, в тексте и музыке отчетливо звучит и позиция автора, в свете которой центральная героиня воспринимается как символ Свободы, Родины, не склонившей главу перед гнетом насилия. Не избегает композитор и христианских аллегорий - недаром тема Лукреции со времен Блаженного Августина Аврелия, устроившего над ней по существу импровизированный судебный процесс и оправдавшего ее, в контексте христианской теологии оставалась одной из наиболее излюбленных. Опера заканчивается воззванием к Иисусу Христу, чья кровь омыла грехи человечества, и по примеру которого Лукреция смыла кровью свой позор.
Несмотря на философско-символическую трактовку сюжета, опера глубоко психологична: внутренний мир персонажей выписан в музыке живо и рельефно. Очевидно, что композитор выбрал камерный жанр, в котором участвуют всего восемь солистов и тринадцать оркестровых музыкантов, именно для того, чтобы представить героев крупным планом и напрямую столкнуть слушателя с их душевной жизнью. В рафинированной фактуре оперы, где персонифицирован каждый тембр и каждая интонация, а музыкальный руководитель постановки Ян Латам Кёниг вместе с исполнителями точно проводит к слушателю все композиторские идеи, завораживающе передана атмосфера действия, которая переплетена с тончайшими музыкальными характеристиками, а моменты изобразительности - с пронзительностью чувств и ощущений. Тарквиний в исполнении Артема Гарнова предстает вожделенным тираном: его зависть и сомнения оборачиваются жестокостью и насилием. Лукреция в тонком и чувственном исполнении Гаянэ Бабаджанян - образ одновременно страстный и возвышенный, драматичный и благородный. Прекрасный ансамбль главным героям составляют и другие персонажи: комментаторы действия на античный манер Георгий Фараджев (Мужской хор) и Екатерина Петрова (Женский хор), муж Лукреции Коллатин (Алексей Антонов), Римский генерал Юний (Борис Жуков), кормилица Бьянка (Александра Саульская-Шулятьева) и служанка Люция (Анастасия Белукова).
Не раз зарекомендовавшая себя в этом театре постановочная команда в лице режиссера Екатерины Одеговой, художника Этель Иошпы и драматурга Михаила Мугинштейна пошла по пути раскрытия композиторского замысла. Действие разворачивается в черном пространстве, сформированном из однотонных геометрических фигур - Этель Иошпа стремилась к «обрамлению истории», к созданию атмосферы: мрак, царящий на сцене, словно бы отражает мрак душ человеческих, погрязших в разврате и жестокости. И лишь фигуры Лукреции, ее служанки и кормилицы выделены белым цветом. Фактуру создают блики света, выполненные Тимофеем Ермолиным. Только изображение на видеозаднике сцены постоянно изменяющейся воды - образа женственности - вносит движение жизни в этот всепоглощающий мрак. Линии и формы костюмов отражают противостояние агрессивного мужского и мягкого женского начала: мужские напоминают острую, словно бы звериную броню, женские - мягкие и плавные, сродни эстетике прерафаэлитов.
Екатерина Одегова создает пространство спектакля из мизансцен, напоминающих античные фрески, сочетая статику с наполненной драматизмом динамикой в кульминационных моментах действия. Будучи сегодня одним из немногих режиссеров, отстаивающих, по словам Михаила Мугинштейна, идеи музыкальной режиссуры в музыкальном театре, она идет от деталей партитуры и сценически реализует заложенные в ней смыслы. Например, барочные аффекты, зашифрованные в семантике тональностей, в музыкальных мотивах-символах, таких как мотив креста, сопровождающий Лукрецию, или восходящий у Коллатина и нисходящий у Тарквиния ходы имеют прямое отражение в сценографии. Именно крестом складываются геометрически жесткие черные формы сценической композиции, а центром его является тропа, уходящая вглубь сцены и зажатая с двух сторон платформами - здесь и разворачиваются эпизоды, связанные с образом Лукреции. На сцене присутствуют и другие символы, раскрывающие философско-символический замысел оперы: нити пряжи, опутывающие героиню, сорванные со стеблей белые цветы...
Постановка «Поругания Лукреции» - событие знаковое не только для Театра «Новая опера», но и для Москвы, где она обрела сценическую жизнь впервые. Собственно и в России эта опера поставлена только во второй раз после спектакля Юрия Александрова в Театре «Санкт-Петербург Опера» в 2004 году, если не считать концертное исполнение в Мариинском театре к столетию Бриттена в 2013 году под управлением Элиса Фарнема. Нынешняя постановка - весьма удачное приобретение театра, и хочется думать, что она надолго задержится в его репертуаре.
Фотогалерея
