Стайерская дистанция

Выпуск № 9-119/2009, Лица

Артист выходит один на сцену, ярко залитую светом. Темный костюм, белая футболка. У меня в руках программка – заслуженный артист России, артист Большого драматического театра им. Г.А.Товстоногова Михаил МОРОЗОВ читает стихи Вадима Шефнера. Название моноспектакля заставляет настроиться на взволнованно-праздничный лад: «Надеждой смутной сердце радуя…» Артист дружески окидывает взглядом зал и начинает читать стихи. Философские, лирические, грустные, мудрые, иногда очень простые по форме, но неизбежно задевающие, цепляющие душу. Зал готов взорваться аплодисментами, но в финал каждого стихотворения неумолимо вклинивается начало следующего, как будто они все составляют единый текст. И, действительно, есть в этом тексте и своя логика, и развитие внутреннего сюжета. Он властно заставляет нас сперва затаить дыхание, потом улыбнуться, вздохнуть, заплакать… Иногда голос нарастает до крика и, как сказал поэт, «достигает скорбного накала», иногда стихает, и мы слышим легкие разговорные интонации.

Здесь даже нет музыки. На протяжении всего спектакля М.Морозов остается лицом к лицу со зрителем, ничем не пытаясь от него заслониться, не придумывая никаких приспособлений. Глаза в глаза. Только артист, публика и слово. Что и говорить, смелость для этого нужна незаурядная. Особенно сегодня, в наш век спецэффектов, когда зритель похож на балованого ребенка, которому надоели любые погремушки. Иные уж и не знают, чем бы привлечь его, зрителя, капризное внимание. А тут – так не в ногу со временем! – нам предлагают не развлекаться, а думать и чувствовать… Мужественная поэзия Вадима Шефнера нынче не в моде. И все же – Малый зал Санкт-Петербургской филармонии полон, зрители аплодируют стоя, дарят охапки цветов. Но, чтобы это случилось, артисту и автору поэтической композиции Михаилу Морозову нужна была вера в себя и автора. И еще – доверие и уважение к зрителю, которого не может не увлечь поток настоящей поэзии.

А еще раньше я увидела Михаила в Большом драматическом театре. На премьере спектакля Темура Чхеидзе «Мария Стюарт». Он играл небольшую роль Дэвисона, секретаря королевы Елизаветы. Этот образ получился одним из самых живых и непосредственных в спектакле. Добрый и наивный человек, Дэвисон до самого конца не понимает, что стал пешкой в математически просчитанной шахматной партии. Он не знает, что принесен в жертву высшим государственным интересам. Артист наделяет своего героя особой речевой характеристикой – Дэвисон заикается, и это говорит об особом психологическом складе, о неуверенности в себе, о готовности признать за собой несуществующую вину. В исполнении Морозова этот персонаж становится одним из главных действующих лиц трагедии – маленький человек, который пытался жить по совести, когда вокруг царили совсем другие законы.

М.Морозов работает в Большом драматическом вот уже четверть века. Глядя на него, в это трудно поверить. Многие ценители театра до сих пор помнят его дипломные работы – знаменитый курс А.И.Кацмана в ЛГИТМиКе прогремел спектаклями «Ах, эти звезды!» и «Братья Карамазовы» (здесь Михаилу, с его огромными трагическими глазами, конечно же, досталась роль Алеши). Сегодня за спиной десятки ролей. Михаил пришел в БДТ еще при Товстоногове, среди наиболее заметных работ восьмидесятых – хрупкий Одуванчик в «Рядовых» Дударева – зеленый росточек, попавший под колесо войны. Но особым этапом в жизни артиста стал Фердинанд в знаменитом спектакле Темура Чхеидзе «Коварство и любовь». Романтический, порывистый юноша, бескомпромиссный во всем, в одночасье превращался в беспощадного мстителя… Кажется, спектакль родился при особенно удачном расположении звезд, здесь все слилось воедино: смелый и точный режиссерский замысел и, конечно же, слаженный ансамбль мастеров разных поколений – Кирилл Лавров, Андрей Толубеев, Алиса Фрейндлих, Елена Попова. Работа над ролью Фердинанда явилась для Морозова огромной удачей и большим шагом вперед. Эта постановка, сценическая жизнь которой длилась пятнадцать лет, для многих стала бесспорным доказательством того, что лучшие традиции товстоноговского БДТ живы.

Впрочем, путь артиста отнюдь не ограничивается романтическим направлением. Так, Михаилу довелось сыграть одного из наиболее неприятных персонажей во всей мировой драматургии – Эриха Кламрота в спектакле «Перед заходом солнца» Г.Гауптмана (режиссер-постановщик – Г.Козлов). Прагматичный Кламрот всегда поступает «правильно», «как положено», «как надо», а потому абсолютно бесчеловечен. Его попытка уложить свою и чужие жизни в прокрустово ложе правил и рамок выглядит особенно зловещей, если участь, что пьеса написана на заре двадцатого века, словно в предчувствии господства тех жестких людей, которые попытаются сказать миру: «Я знаю, как надо». Этот спектакль был особенно дорог Михаилу тем, что здесь его партнером снова стал Кирилл Лавров, исполнявший роль Маттиаса Клаузена (это была одна из последних работ мастера).

Бесконечно обаятелен в исполнении М.Морозова жалкий и безвольный Рэнделл, раб любимой женщины. Спектакль «Дом, где разбиваются сердца» Бернарда Шоу в постановке Темура Чхеидзе также озарен предчувствием надвигающихся исторических бурь. Таким людям, как Рэнделл, в этих бурях не выжить, на них печать обреченности. Но даже печальное Морозов всегда играет с удивительным чувством юмора, ведь на пересечении смешного и грустного рождается самое щемящее чувство.

Особый разговор – о Звездиче в лермонтовском «Маскараде». Пространство трагедии торжественно и неуютно. Каждый герой, фигурально выражаясь, носит маску, в том числе и молодой князь Звездич. Он блестящий офицер, пылкий и поверхностный во всем – в негодовании, благодарности, флирте. И лишь понемногу, постепенно овладевают им более глубокие чувства, князь понимает, что втянут в игру куда более серьезную, нежели предполагал… Он становится такой же жертвой рока, как Нина и Арбенин, так и не узнав хорошенько, за что расплачивается. Пожалуй, Темур Чхеидзе в своих спектаклях нередко обращается к античной формуле: герой и судьба. С тем, возможно, дополнением, что каждый становится роком для самого себя. Гордый человек расплачивается за свою гордость, любящий – за любовь.

Живя в Москве, пропускаешь многие важные события петербургской театральной жизни. Мне остается только благодарить судьбу за то, что удалось увидеть «Эмигрантов» – спектакль, до обидного рано исчезнувший из афиши БДТ. Когда-то эта пьеса Славомира Мрожека казалась удивительно злободневной. Сегодня стало очевидным, что речь в ней идет о вещах вневременных, вечных. Прежде всего – о человеческом одиночестве, оторванности от небесной отчизны. Стало совершенно неважным, из какой страны и в какую эмигрировали господа АА и ХХ. Как мы видим, их имена не носят национальной окраски. Важнее другое – им некуда вернуться, потому что настоящая родина существует только в мире их снов, слез, ностальгии, это утраченный рай, откуда иногда доносятся ангельские голоса. Именно такой – горькой и лирической – стала пьеса «Эмигранты» в постановке Николая Пинигина.

В спектакле были заняты только два актера – Михаил Морозов и Роман Агеев. Их актерская природа во многом родственна – оба молниеносно переходят от подробнейшего психологизма к эксцентрике, оба чутко воспринимают все нюансы авторской мысли.

На сцене – неприветливость временного пристанища – не дом, а ночлег. Металлические конструкции, обозначающие шахту лифта, жесткие железные кровати. Прутья клетки – ведь каждый, в конце концов, заперт в клетку своего тела, характера, жизненных обстоятельств. В этом безрадостном мире можно выжить только благодаря душевному теплу, но герои пьесы – рафинированный интеллигент АА (Морозов) и грубоватый работяга ХХ (Агеев) находятся в постоянном споре, борьбе, жестком противостоянии. Каждый чувствует, что не в силах вырваться, и в отчаянии обвиняет своего товарища по несчастью. И все же в этой борьбе кроется сочувствие, близость, взаимопонимание… Впрочем, не стоит забывать, что при всем том у Мрожека в каждом диалоге бездна юмора, зритель хохочет, но смех быстро сменяется задумчивостью.

Смех и трагедия идут рука об руку – так происходит и в моноспектакле М.Морозова «Жизнь господина де Мольера», поставленном еще четверть века тому назад Валерием Галендеевым. У этого, некогда студенческого, спектакля – удивительная биография. Он преодолел поистине марафонскую дистанцию, был показан и в Малом зале Петербургской филармонии, и в Юсуповском дворце, и в царском фойе Александринского театра, и в Органном зале филармонии Перми, и на одной из площадок Франкфурта-на-Майне, а сегодня обосновался на уютной Малой сцене БДТ. Убранство сцены аскетично, о семнадцатом веке напоминают лишь два старинных подсвечника. Артист – в строгом костюме с галстуком-бабочкой, но когда он начинает говорить, публика попадает во власть некоего наваждения, и рассказчик сливается со своим героем, и кажется, что на нем камзол, парик, башмаки с пряжками, а в темных углах сцены оживают тени комедиантов былых времен.

Богатство интонаций, мерцающих разными гранями, тонкая ирония рассказчика заставляют нас напряженно следить за вечной, как мир, историей художника, судьба которого всегда трагична, ибо милость властителя столь же тяжела, сколь и немилость. И, может быть, более всего трогает душу отчаянное упорство мастера, с которым он отстаивает дело своей жизни… Актерская профессия – самая зависимая, так было и в семнадцатом веке. Нельзя работать для потомков, ты должен быть признан здесь и сейчас. Остается лишь утешение, что театр – это «не спринтерская, а стайерская» дистанция. Есть такая актерская присказка: «В театре надо жить долго».

Фотогалерея