Взаимопроникновение жанров

Выпуск № 9-119/2009, Содружество

В Днепропетровском академическом театре оперы и балета состоялась премьера оперы-балета «Дама с камелиями», поставленного Олегом Николаевым по произведению Александра Дюма и опере «Травиата» Джузеппе Верди.

Олег Николаев в этом театральном сезоне возглавил балетную труппу театра. Сегодня уже уверенно можно говорить о том, что особенность его почерка – удивительная способность большие классические, трудные для восприятия широкого круга зрителей произведения превращать в легкие музыкальные спектакли. При этом (и это главное!) совершенно не теряется ни ценность, ни значимость первоисточника – будь то опера, балет или проза, которая впервые воплощается на сцене. Примерами удачного сценического прочтения могут быть балет «Ночь перед Рождеством», поставленный по повести Николая Гоголя, музыкально-хореографическое действо для хора, солистов, балета и оркестра на музыку Карла Орфа «Кармина Бурана» и вот теперь «Дама с камелиями».

«Кармина Бурана» и «Дама с камелиями» в своем роде эксперимент театра. И очень удачный. В «Кармине» Олега Николаева впервые в истории Днепропетровского театра хор стал чуть ли не главным действующим персонажем. Это была не статичная масса, а целостный, синхронно двигающийся организм. Как правило, исполняющаяся хором по нотам, кантата превратилась в спектакль с фабулой, динамичным сюжетом и кульминацией. Плюс по-своему понятый и прочитанный постановочной группой философский смысл, заложенный Карлом Орфом. Лучшей иллюстрацией новаторства балетмейстера будет тот факт, что в некоторых сценах хор пел… лежа (!). Прибавьте еще образные, метафоричные костюмы и декорации Дарьи Белой, и будет понятно, почему спектакль уже второй сезон идет на абсолютных аншлагах. И это в то время, когда во всем мире говорят о снижении интереса к оперным и балетным постановкам.

«Дама с камелиями», без сомнения, тоже станет одним из любимых спектаклей зрителя, который в основном не знает оперу Верди до последней ноты, хотя она уже много лет в репертуаре театра. И все же не раздражают и не оскорбляют необходимые постановщику купюры, тем более, что все основные арии, дуэты, терцеты и хоры звучат. Этот вариант «Дамы с камелиями» чем-то напоминает «Кармен-шлягер» (он тоже есть в репертуаре театра), когда в течение двух часов звучат ключевые музыкальные моменты, и при этом не теряется нить сюжета и не умаляются достоинства великого композитора.

С первого звука увертюры в сердце входит щемящая и возвышенная грусть (дирижер Владимир Гаркуша), которая не отпускает до последнего взмаха дирижерской палочки. На сцене все необычно. И эта необычность притягивает и захватывает. Три ряда огромных белых бальных платьев вдруг поднимаются вверх и превращаются в великолепные люстры. Подсвечиваясь разными огнями и меняя свое положение, они создают сценическое пространство разных сцен. То они освещают огромный бальный зал, то создают интимную обстановку в загородном доме в предместье Парижа, то снова становятся свидетелями великолепного светского раута, а в финале - последним лучом в спальне умирающей Виолетты (сценограф – киевлянка Ирина Давиденко).

Во время музыкальной увертюры и сценического пролога артисты оперы передают право на исполнение своих ролей коллегам из балета. Сквозь хор они проходят на авансцену парами – танцовщик и певец: две Виолетты почти неразличимы – солистка оперы Алена Бокач так же стройна и красива, как и балерина Елена Печенюк, и два Альфреда – солист оперы Алексей Сребницкий и солист балета Вадим Лоленко. Так они и будут «работать» параллельно в течение всего спектакля: певцы остаются по краям сцены, где стоят пюпитры с нотами, и где они проживут свои роли в унисон с тем, что происходит на сцене в балете.

Довольно часто сетуют на то, что оперы идут на языке оригинала, хотя так принято в мировой практике. Но в оторванном от мира Советском Союзе они шли на русском или украинском. В «Даме в камелиями» можно только порадоваться, что поют по-итальянски. Понятный текст отвлекал бы на себя, заставлял сопоставлять увиденное и услышанное. Здесь происходит совершенное слияние музыки и пластики. Начинаешь музыку слышать и понимать по-новому. Балет и отсутствие понятных слов обнажают суть происходящего с героями, укрупняет их чувства. Некоторые сцены просто идеальны по выразительности. Например, когда Виолетта, кокетливая, шаловливая, но уже трепетной рукой отводит руки Альфреда в предчувствии своей судьбы. Потом в сцене оскорбления ее руки вздымаются в отчаянии и бессильно падают, как от удара, балерина ломается в талии и повисает на соединенных руках отца и сына Жермонов. А в конце - простоволосая, бледная, с глазами, смотрящими уже «оттуда», она танцует, но видно, что это агония. Последний ее взгляд обращен к Альфреду. Она умирает, и над ней пологом зависает белая люстра, похожая на балетную юбку.

И снова одна из главных ролей досталась хору. К тому же он исполняет в спектакле функцию кордебалета. Современные черные костюмы, черные парики, белые перчатки и выбеленные лица. Безликие маски света, которые перешептываются, суетятся, сплетничают, вмешиваются в судьбы героев – и все это в четком рисунке танцевальных мизансцен параллельно с пением (хормейстер Валентин Пучков-Сорочинский). А на фоне хора хрупкая, прелестная Виолетта, впервые встречающая Альфреда и понимающая, что это Судьба.

«Странный какой-то жанр получается, - говорит постановщик. – Хочется найти истинный синтез оперы, балета, музыкального и хорового звучания, а не просто соединить их механически. Тут должно быть взаимопроникновение жанров, гармонический союз, придающий зрелищу дополнительный объем, масштаб, глубину. Для меня важно, чтобы спектакль вызывал живой зрительский отклик. Я хочу быть понятым и услышанным. Равнодушие и отсутствие живых человеческих реакций в зрительном зале пугает».

Спектакль показал, что все опасения постановщика совершенно напрасны. Ему удалось найти истинный синтез практически всех театральных жанров, что имеет зрительский отклик: постановщика поняли и услышали.