Типаж для Малого театра / Полина Долинская (Москва)

Выпуск №7-227/2020, Лица

Полина Долинская - достойная продолжательница самых разных традиций: семейных (ее отец - заслуженный артист России Владимир Долинский), профессиональных (школа Щепкинского училища - безусловный знак актерского качества), театральных (а что, как не традиции, лучше всего характеризует Малый театр?). Красивая, статная исполнительница с великолепной техникой - настоящая героиня, умеющая вылепить объемный образ и решить роль одновременно классически и современно.

- Многие дети из актерских семей идут в профессию, потому что не знают ничего другого. Это ваш случай?

- Отчасти так и было. Я действительно ничего другого в жизни не видела. В семье все актеры: папа, мама (хотя она ушла из профессии с моим рождением), бабушка с дедушкой по маминой линии. К нам в гости приходили те, кто так или иначе связан с театром: актеры, режиссеры, художники, писатели, журналисты. Я впитала эту атмосферу с молоком матери, для меня она не была чем-то особенным. Я даже не ценила, какие люди меня окружают. Только сейчас понимаю, что надо было записывать за ними каждое слово.

В детстве много времени проводила за кулисами, примеряла костюмы, короны. Парадокс в том, что я не хотела быть актрисой. Мне это было очень интересно, но я была застенчивая, скромная, маленькая, пугливая, пряталась за папу - он громкий, занимает собой все пространство. Многим начинала заниматься, загоралась, но быстро теряла интерес, мне все надоедало, желание притухало. Теннис, рисование, плавание, гитара... Так было вплоть до старших классов. Родители уже ждали от меня каких-то решений, хотели, чтобы определилась, а я была абсолютна растеряна. Понимаю детей, которые не знают, кем хотят быть. Это большая проблема, ведь пока не попробуешь - не поймешь, твое это или нет. Тогда уже можно сказать: «Оказывается, вот что мне всегда нравилось!» - или наоборот. В какой-то момент решила, раз уж в семье актеров родилась, попробовать поступить в театральный институт. Естественно, папа с мамой очень обрадовались, но захотели услышать непредвзятое мнение, чтобы не губить судьбу девочки, насильно пихая ее в артистки только потому, что она из артистической семьи. И перед поступлением они показали меня небольшому кругу своих близких знакомых, среди которых были режиссер и педагог «Щуки» Владимир Иванов и Юлия Рутберг. Они в один голос сказали «да». В итоге я попробовала - и мне так понравилось! Но понравилось именно тогда, когда я попробовала: читая на сцене для комиссии, почувствовала себя комфортно, особенно, когда стали хвалить, и я поняла, что у меня что-то получается, что я раскрываюсь в этом деле. Мне придало уверенности то, что я сразу в нескольких вузах дошла до конкурса: где-то меня даже «перекидывали» через тур. И наступил момент, когда нужно было выбирать между институтами - Щепкинским и Щукинским. С одной стороны, «Щуку» заканчивали родители. С другой - вдруг там ко мне будет отношение предвзятое, больше спроса? А в «Щепку» меня точно брали, Борис Владимирович Клюев сказал, что очень ждет меня на курсе. Я поймала кого-то из щукинских педагогов, попросила посоветовать. Объяснила, кто я и из какой семьи. Он переспросил мою фамилию и сказал: «Иди в Щепкинское. Там тебе будет лучше». Для меня до сих пор загадка, что это было. Но я счастлива, что попала на тот курс, который закончила. У нас были замечательные педагоги. Владимир Михайлович Бейлис, Виталий Николаевич Иванов, Римма Гавриловна Солнцева - действительно солнце курса, настоящая мать. Клюев меня очень любил и поддерживал, большое ему спасибо. Слава богу, что я попробовала эту профессию, и мне не разонравилось.

- У вас не было комплексов по поводу того, что вы дочь известного актера? В творческой среде этим могут больно уколоть.

- Когда я начинала учиться, у меня был юношеский максимализм, категоричность. Мне хотелось быть отдельно от папы с мамой, чтобы не говорили: «Она не талантливая, и ее взяли потому, что она дочка». Потом я успокоилась, поняв, что у меня что-то получается без их помощи: я иду со всеми наравне без всякого блата. Сейчас мне наоборот очень приятно, когда меня сравнивают с отцом и говорят, что мы в чем-то похожи, но при этом совершенно разные. Я пытаюсь быть ближе к родителям. Для меня счастье, когда они сидят в зале, делают мне замечания или хвалят. Именно им мне хочется доказать, что я стала артисткой. Да, я стала! Они ходят на все премьеры и репертуарные постановки. Папа говорит: «Что-то я давно не видел этого спектакля» - и приходит. Он вообще был счастлив, что я начала заниматься этой профессией, потому что в ней он может что-то подсказать и помочь: стань я дизайнером или бухгалтером, он бы этого не смог сделать. А так мы можем быть друзьями и советоваться.

- Существуют предубеждения и против «Щепки» - мол, это же устаревший подход к образованию! А вы еще и служите в Малом театре - оплоте традиций и, как поговаривают недоброжелатели, архаики.

- Постоянно сталкиваюсь с предвзятым отношением по поводу учебы в «Щепке». Но я считаю, что в любой профессии сначала надо выучить азбуку, а потом уже писать свою книгу. Так и в актерском искусстве важно сначала получить классическое образование, а потом заниматься, чем хочется, и выбирать, нравится ли тебе современный театр, экспериментальный, классический.

Я выбрала классический. Вернее, это он выбрал меня. Я в другие театры даже не показывалась. Мне сказали, что меня берут в Малый, и я подумала, что моя судьба решилась за меня, прекрасно! Была очень счастлива и сейчас чувствую себя здесь на своем месте. Мне кажется, что у нас довольно просто, чего я даже не ожидала. Я смотрела на старшее поколение, как на богов, а с ними легко. Чего кому-то звездиться, когда мы все из одного роддома - «Щепки»? Меня постоянно спрашивают: «А вам не скучно?» А почему должно быть скучно? Пока у меня не особо сложилось в кино, но там я могу сниматься в джинсах и футболке, даже в купальнике, а в театре у меня есть потрясающая возможность надеть на себя роскошное платье любой эпохи и вообразить себя дамой рыцарского времени, да вообще кем угодно. Это же уникально!

Мы на курсе смотрели все, в том числе и современное искусство театра и кино, никто нам этого не запрещал. Чем больше ты видишь, тем больше понимаешь, что тебе подходит. Сейчас я не очень часто это делаю, но стараюсь. Вчера была на мюзикле: не в восторге (я не очень мюзиклы люблю), но рада, что увидела. Недавно ходила в «Сатирикон» на «Отелло» Юрия Бутусова. Его никак нельзя сравнивать с постановками нашего театра, но это фантастически! Там же глаз не оторвать от актерской игры. Они молчат, а я слышу, что они думают. Кстати, Тимофей Трибунцев наш, щепкинский. Эта режиссура не дает тебе покоя. Но это не для всех, это дело вкуса. Уходя, слышала разговор двух пожилых дам, что на сцене беспорядок, и в голове теперь тоже самое - ничего непонятно. А я не гнушаюсь пойти на спектакль, где артисты играют не в классических платьях, а в современной одежде или даже в чем-то абстрактном. Если это хорошо, если я сочувствую персонажу или рада за него безумно, если у меня мокрые глаза и ком в горле, то какая мне разница, во что он одет? Это неважно, если есть школа.

- То есть вы готовы к переменам и постановкам, не характерным для Малого?

- Пока экспериментальных предложений из других театров нет, но если они будут и мне это понравится, то почему бы и нет. Я открыта для талантливого. Не готова бездумно раздеваться и бежать на сцену, размахивая скомканными бумажками, лазая по лестницам и делая непонятно что, но если я понимаю, для чего это нужно, и вижу, что мой персонаж не может поступить иначе, то я за.

Мне пока в Малом хватает работы. Я не насладилась вдоволь тем, чем сейчас занимаюсь, не почувствовала, что классический театр мне поперек горла, и надо чего-нибудь этакого. У нас очень хорошие актеры, с ними интересно быть на одной сцене.

- А процесс выпуска спектакля тоже доставляет удовольствие?

- Мне интересен разбор пьесы и взаимодействие с партнером, когда что-то вдруг рождается на сцене неожиданное, незапланированное. Хотя иногда процесс подготовки к спектаклю бывает очень мучителен, ты никак не можешь понять своего персонажа, голову ломаешь и дома, и в репзале, у тебя не получается, ты спотыкаешься, недоволен собой, теряешься, теряешь веру в себя... А потом - хорошо, если так бывает... Нет, так бывает! Потом тебя словно прорывает, и ты чувствуешь невероятное наслаждение от того, что нащупываешь правильные ответы, разгадываешь замысел автора, с которым уже нет возможности пообщаться и спросить, что он имел в виду. И вдруг: «Ах, вот что!» Тогда начинает складываться этот паззл. Потому что если сразу всего напридумывать по поводу своей роли и выйти на сцену, то спектакль может «посыпаться». Именно поэтому очень важен разбор. Обычно нам на это выделяется достаточное количество времени. Но иногда сроки поджимают, или режиссер приглашенный, и он может работать не больше определенного периода, а потом у него другой проект.

- Как вы готовитесь самостоятельно?

- Читаю, что нахожу, изучаю литературу о произведении, смотрю сохранившиеся пленки, подсматриваю что-то у других актеров. Что-то меня не трогает, а что-то цепляет, что можно в хорошем смысле своровать. Очень полезно со стороны посмотреть на свою роль, тогда многое становится понятно. Бывает, долго ходишь с мыслью, сидишь ночью на диване с текстом, мужа мучаешь, и количество перерастает в качество. А бывает, тебе не нравится предложение режиссера, но ты это делаешь, потому что нет альтернативы. Думаешь: «Ладно, пока сделаю так. Либо я пойму, чего от меня хотят, либо что-то свое родится». А потом привыкаешь и чувствуешь, что первоначальное предложение и было правильным. Наконец соображаешь, доходит до тебя.

Много вариантов, как получаются роли. Бывает, мне что-то нравится, а режиссер этого не принимает. Тут надо действовать деликатно, ведь и ты можешь заблуждаться. Как правило, если я на 200 процентов уверена, что права, я сначала аккуратно сделаю так, как хочет режиссер, потом потихонечку начну делать так, как хотела я, потом скажу: «Вы же мне так и говорили делать, и вы были правы!» И все довольны. В основном я не спорю с постановщиком, потому что на начальном этапе я сама не уверена в том, как должно быть, а он видит картину в целом (если это хороший режиссер, конечно). Актер должен привнести свое в спектакль, но должен и оправдать те задачи, которые перед ним ставятся.

Я загораюсь темой в момент репетиций. Она может быть не близка и не интересна сначала, но в процессе работы становится важной. Да иначе и роль не получится. Иногда очень помогают советы со стороны. У нас в театре со всеми легко общаться, у многих (хотя не скажу, что у всех) можно попросить совета и поддержки. Естественно, я не наглею, не пристаю с вопросом, как надо играть. Но если что-то меня волнует, или я просто хочу повторить текст, я подхожу к человеку, и он соглашается помочь. Мне ни разу не отказывали, у меня нет зажима. Старшие много предлагают на сцене. Я эти предложения принимаю с удовольствием и огромной жадностью. А иногда меня лучше не трогать, не сбивать, дать мне время самой размять материал, походить ногами по сцене, поговорить слова, найти свой тембр. Не надо ставить мне интонацию - надо дать возможность найти свое и в этом дальше развиваться.

- А как сыграть роль, зерна которой нет в характере? Например, в «Вассе» вы отталкивались от любви к детям, хотя у вас их пока нет.

- У меня есть родители, и я знаю, что такое быть любимой дочерью. Я это чувствую. Ради меня они способны на все. И я понимаю, что и мой персонаж, Анна, тоже. Не ради же себя она все это делает. Ради детей можно на многое пойти.

Помню, играла Нину в «Маскараде». Меня никогда не травили, я не знаю, как умирать. Но есть опыт, когда страх затмевает глаза или снится кошмар. И ты вспоминаешь на физическом уровне эти ощущения, у тебя автоматически накатывают слезы, учащается пульс, тело воссоздает свои реакции: появляются мурашки, хочется кричать, но ты не можешь. Кто-то механически делает такую работу так, что не отличить от правды. Но я так не могу. Пока я не подложу обиду, горечь, страх и другие чувства под свою игру, я это не сыграю. По технике мне тяжело идти. Я могу, но это не будет похоже на правду.

Я, наверное, типаж как раз для Малого театра. Мне комфортно на этой сцене в моем теле: меня слышно и видно. Хотя периодически хочется быть маленькой и полупрозрачной вроде Полины Агуреевой. Но как раз сейчас мне представляется возможность отойти от себя: мы репетируем «Варваров» Максима Горького, и мне доверили роль Монаховой. Я пока еще не могу сказать, какой она будет, но знаю точно, что она не похожа ни на одну из моих героинь, да и вообще на людей обычных. Мне очень интересно найти ее образ. Цыганов говорит про нее: «Нет, вы не странная, а страшная». Что это значит?! А она на это с улыбкой реагирует: «Вы серьезно?» Для нее это комплимент, что ли?

- Недавно вы сыграли премьеру - роль в многонаселенном спектакле «Перед заходом солнца». Что интереснее: солировать или играть в ансамблевой постановке?

- Не скажу, что тяжело играть в «Перед заходом». У меня в нем небольшая роль. Там главное элементарно распределиться, не перетягивать одеяло на себя, чтобы каждого было видно, содержание понятно, а артисты сопереживали друг другу. Я не очень люблю быть на виду в жизни, и в театре не вылезаю на передний план. Наверное, потому, что меня мой театр баловал ролями. Не было такого, чтобы я год сидела без репетиций. Я в работе все время, не ощущаю ее нехватки. Мне, безусловно, повезло. Я пришла в Малый в тот момент, когда, может быть, не было моего типажа. У меня появился шанс сразу о себе заявить. Видимо, это получилось неплохо, мне решили дать еще шанс, и еще. Постепенно режиссеры привыкли со мной работать, и пошло, пошло. Очень многие талантливые люди сидят без ролей, ждут своего звездного часа. Но можно его переждать и погаснуть, а без практики теряешь навыки.

- Возможно, вам повезло еще и с режиссерами. Вы играли у Сергея Женовача, Антона Яковлева, других прекрасных мастеров.

- С Женовачом я так и недоработала. Спектакль «Записки старого человека» так и не выпустили, и эта недосказанность, что-то, что мы с ним не доделали, - моя маленькая боль. Мне бы хотелось продолжить работу с ним. Его любят все актеры нашего театра. Он очень гибкий, знает, чего хочет, и любит артистов. А Яковлев очень правильно относится к классике: к нашему театру, к нашим традициям и привычкам. Это очень образованный человек, любящий «вытягивать» исполнителей, умеющий увлекать их за собой. Каждый мечтает с ним поработать, потому что он предлагает современное смелое видение пьесы, что не исключает школу скрупулезного разбора, работы над материалом, репетиций. Пройдя классические этапы, он только тогда позволяет себе режиссуру как таковую.

- Может быть, с кино пока не складывается именно потому, что вы пока не нашли своего режиссера?

- Не нашла своего режиссера - это совершенно точно. Я, что называется, не попала в обойму, а может, есть какое-то несоответствие внешних и внутренних данных, или мой возраст в кино еще не наступил. Вроде хочу, вроде надо сниматься, вроде все снимаются, но что-то меня пока останавливает. Я не хочу, чтобы мне было стыдно. Иногда иду на пробы, а потом вижу этот проект на экранах и думаю, что Бог миловал. Хотя в любом случае надо свою работу делать так, чтобы не было стыдно.

Я очень люблю съемочный процесс. Как говорят, театр - это жена, а кино - любовница. В моем случае - муж и любовник. Так вот любовника нет. Хотя нам руководитель сниматься не запрещает, но так сложилось. А ведь кино - это еще и медийность и узнаваемость, которые, безусловно, нужны и для театра. Бывает, идет хороший спектакль, а зал неполный. А если зрители где-то видят аншлаг, они думают, что это уже хорошая постановка. Может, Малый недостаточно модный - сейчас в моде другие площадки. Но мы будем верны своему стилю. Мы же не будем играть свой репертуар для поклонников Богомолова - мы не поймем друг друга. К нам приходят те, кто хочет увидеть классику, кому не нужны эксперименты (совсем не потому, что это плохо). Видимо, наш зритель мечтает, чтобы ему открылась книга с картинками. Я вижу живые отзывчивые лица, чувствую по реакциям, что они понимают, о чем речь, и после антракта ряды не редеют.

- Ваш муж Дмитрий Марин тоже актер. Вам комфортно работать на сцене с близким человеком?

- Мы почти не играли вместе, только чуть-чуть пересекаемся в «Детях Ванюшина», где у него роль моего мужа. У нас там две маленькие сцены, и я получаю от них огромное удовольствие. С ним очень интересно, я его не стесняюсь, мне легко импровизировать. А Дима, наоборот, замыкается. Говорит, что теряется и не знает, как себя вести, хотя мне со стороны этого не видно. Мне бы очень хотелось что-то вдвоем делать в театре или кино. А пока в антрепризе я играю с папой спектакли «Волки и овцы» и «Семейка Фани». Он за меня так переживает, что всегда проговаривает мой текст. У него артикуляция идет со мной вместе. «Пап, дай мне сказать!» Он очень требовательный партнер, с ним интересно. Я еще не выпустилась, а уже играла с ним в антрепризной постановке. После такой школы мне никакой режиссер не страшен. Сейчас мы с ним легко сосуществуем на сцене.

- Наверное, сегодня, как и в детстве, ваш дом полон артистов и творческих людей?

- Я друзей выбираю не по профессии. Мои самые близкие подружки не имеют отношения к театру, при этом мне с ними интересно и душевно. Чем-то я могу с ними поделиться, посмеяться, но я стараюсь не говорить о театре 24 часа в сутки. Я понимаю, что разговоры о роли могут быть совершенно не интересны людям. У меня творческие муки, а у кого-то проблема с маникюром, и это серьезнее (меня такие проблемы тоже волнуют). Мы и с мужем не все время обсуждаем искусство: отдыхаем от работы. Естественно, есть семейные друзья - актеры. Мы совмещаем эти компании, всем весело и хорошо.

Актерам с друзьями трудно встречаться: когда у всех выходные, у нас самый пик работы. Хотя есть и плюс: на дачу удобно ехать в воскресенье без пробок. Как-то у меня 31 декабря было два спектакля, и я едва успела под бой курантов домой к салатам. Зато не пришлось заниматься готовкой, у меня было полное алиби. В самой нашей профессии есть праздничность.

Фотогалерея