Музы и смыслы Владимира Скворцова /«Гамлет (Сумарокова)» в Московском драматическом театре «Человек»
Выпуск №8-228/2020, Премьеры Москвы
За несколько последних десятилетий мы уже привыкли к различным интерпретациям, разработкам отдельных сюжетных мотивов и прочим «перетолкованиям» трагедии, известной некогда в единственном варианте: «Гамлет» Шекспира. Позже с любопытством, порой и с абсолютным приятием воспринимали такие пьесы, как «Убийство Гонзаго» Недялко Йорданова, «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Томаса Стоппарда, «Гамлет машина» Хайнера Мюллера. Постепенно привыкали и к классическим персонажам, не просто переодетым по нынешней моде, но и ведущим себя по современным стандартам...
Все это либо раздражало, либо привлекало - в зависимости от зрительских вкусов. Кто-то оставался приверженным навсегда к классическим образцам, кого-то влекло новаторство режиссеров. Но так или иначе сюжет о принце Датском оставался в восприятии привязанным исключительно к имени Уильяма Шекспира - даже в те времена, когда авторство его стало подвергаться сомнениям.
И вряд ли кому-то, кроме специалистов по русской литературе ХVIII века, приходила на память трагедия поэта и драматурга Александра Петровича Сумарокова, первого писателя-дворянина, для которого литературная работа стала основным делом жизни. «Не злата, не сребра, но муз одних искал», - сказал он сам о себе... В 1748 году Сумароков написал свою вторую трагедию, «Гамлет». Годом раньше появилась его трагедия «Хорев», послужившая толчком к созданию постоянного публичного театра, так что мы вправе говорить об этом плодовитом литераторе как об «отце русского театра».
Полагая, что самым главным в драматургии являются просвещение и воспитание первенствующего в государстве сословия - дворянства, Сумароков в основу своих стихов и драматургических произведений в качестве основополагающей коллизии закладывал конфликт между долгом и чувством. Строго соблюдая закон классицизма о трех единствах, драматург в своих трагедиях придерживался необходимости ярко продемонстрировать борьбу «отталкивающего в своем безобразии порока и цветения святой добродетели» (Д. Благой).
Спустя два года после публикации сумароковского «Гамлета» трагедия была представлена на сцене в Санкт-Петербурге, и это стало первым появлением Шекспира на отечественных подмостках. Конечно, от Шекспира там было слишком мало: большинства персонажей не было, появились новые, сюжет был подчинен законам и эстетике классицизма, но все же явление английского драматурга (хотя бы по имени) на русской сцене стало фактом весьма знаменательным.
Однако вскоре, как в истории нередко случается, оказались забыты имена тех, кто составлял славу ХVIII столетия, - Тредиаковского, Сумарокова, Кантемира, Озерова и других. Скорее всего, имя Михайлы Васильевича Ломоносова живо по сей день благодаря не его литературным произведениям, а научным открытиям да еще героическому явлению из Холмогор в Москву за знаниями... Однако, по неписаному закону все той же истории, рано или поздно возвращаются в культуру напрочь забытые имена и произведения.
Так в репертуаре Московского драматического театра «Человек» появился трагифарс «Гамлет (Сумарокова)». Режиссер Владимир Скворцов в содружестве с художником-постановщиком Марией Рыбасовой, художником по костюмам Викторией Севрюковой, художником по свету Андреем Тарасовым, режиссером по пластике Константином Мишиным, сам выступив в спектакле дизайнером звука и музыкальным оформителем, отважно взялся за забытую трагедию, привлекшую его внимание, скорее всего, ради любопытного «многослойного» эксперимента: вернуть в Год театра память об истоках русского театра - задача, конечно, благородная, но, пожалуй, не самая главная. Важнее, как представляется, были для Владимира Скворцова не канувшие в небытие коллизии долга и чувства, возвращение некоторых ушедших, но не потерявших своей прелести особенностей русского языка допушкинской эпохи, и еще одно - возможно, самое увлекательное для театра: это не произвол режиссера, а само время превратило трагедию Сумарокова в трагифарс, как определил жанр своего спектакля Скворцов.
И именно для осуществления этой цели понадобились те оттенки, против которых протестовал тот, кто создал одну из первых пьес российского репертуара: в частности, мистический, таинственный элемент и категорический запрет «раздражать Мельпомену смехом», если речь идет о трагедии.
Спектакль театра «Человек» ненавязчиво, но атмосферно точно пронизан мистикой насквозь, это ощущается в особом звукоряде, в интонациях персонажей, в их манере поведения. Кроме того, в оформлении сцены, до поры до времени невидимые для зрителя, обозначены пространства условных рая и ада. И то, что герои способны переходить из одной «двери» в другую, не окончательно обретая покой или геенну огненную, - дает каждому из действующих лиц внутреннюю свободу выбора между раскаянием подлинным и фальшивым. Так же, как и изобретательно придуманные Викторией Севрюковой костюмы на молниях - стоит дернуть за замочек, и другой окажется не просто одежда, а как будто выглянувшая на свет Божий сущность человека...
Во всем этом ощущаются трагизм и фарсовость происходящего, реальность и мистика наслаивающихся одно на другое событий - это дает очень точное ощущение смятенности Гамлета, невозможности однозначно решить коллизию долга и чувства. Феликс Мурзабеков, кажется, проживает свою сложную роль на грани нервного срыва. Пространство зала и подмостков в театре «Человек» сближено настолько, что заставляет максимально включиться в происходящее, чувствуя себя частью событий. А лица артистов видятся словно на экране кинотеатра - во всех мельчайших проявлениях их чувств, мыслей, сомнений и смятений.
Серьезно, глубоко проработав сценическую версию огромной по объему трагедии Сумарокова, Владимир Скворцов словно сжал, сдавил событийный ряд до особенно острых и сильных моментов своего трагифарса. Поэтому каждый из действующих лиц приобрел четкость и укрупненность, снивелировав одно из необходимых условий классицизма: герой - носитель одного качества. Таковым остался, пожалуй, лишь Полоний в мастерском исполнении Владимира Майзингера.
Двойственность Клавдия (Дмитрий Филиппов более других подчинен в этой версии законам трагифарса, и выполняет свои задачи безукоризненно) очевидна не сразу, но его внутренние переходы совершаются в мимике, жестах точно и без нажима.
Совершенно покоряет Гертруда в блистательном, темпераментном и глубоком исполнении Милены Цховребовой. В спектакле, не рассчитанном на сочувствие, ей сочувствуешь, ей веришь, почти физически ощущая муки позднего, неожиданно нахлынувшего раскаяния.
Яркий темперамент отличает и Офелию Арины Постниковой. Она любит Гамлета, но привязана к отцу, которому привыкла подчинять свои чувства. И вслед за Гамлетом готова с полным правом повторить: «Нельзя мне умереть... Что делать мне теперь?..»
Нельзя не отметить и мастерское существование в пространстве трагифарса двух вымышленных Сумароковым персонажей - Ратуду, «наперсницу Офелиину» (Светлана Свибильская), и Арманса, «наперсника Гамлетов» (Андрей Кирьян). В интерпретации Владимира Скворцова они менее всего напоминают «слуг просцениума», а становятся активными участниками происходящего - не просто на их глазах, с их непосредственным, живым и неслучайным участием.
Спектакль «Гамлет (Сумарокова)» оставляет впечатление сильное, его хочется разгадывать, подобно сложному ребусу, а в наше облегченное время это представляется задачей необходимой.
И еще об одном хочется сказать.
В своем отзыве о спектакле Наталья Косякова написала: «Никто даже не подумает, что старорусский чем-то сложен, когда актеры так несут образы героев: сложнейшие сцены играют столь легко, что красота языка становится подчеркнуто воздушной, а выйдя из театра, по этим фразам даже начинаешь скучать. Вот уж точно, говоря словами героев постановки, - восколебало!»
И припомнилось одно из словечек Алексея Николаевича Арбузова из пьесы «Мое загляденье» - «воскрыливший» герой... Так что возникало кое-что из былого время от времени - и знать для этого старорусский язык не было особой необходимости. Была необходимость культуры.
К счастью, она проявилась в спектакле театра «Человек», где режиссер и артисты «не муз одних искали», а смыслов - слишком важных для настоящего и будущего.
Фото с официального сайта театра
P.S. 17 апреля режиссеру Владимиру Скворцову исполнилось 50 лет. Прекрасная творческая зрелость! И мы от всей души желаем руководителю театра «Человек» процветания, тех увлеченности и энергичности, что наполняют спектакли этого коллектива. А также - новых ролей на сцене и на экране.
Редакция журнала «Страстной бульвар, 10»
Фотогалерея
