Фронтовые дороги артистов: М.Погоржельский, И.Карташева, Б.Иванов

Выпуск №9-229/2020, 75 лет Победы

Фронтовые дороги артистов: М.Погоржельский, И.Карташева, Б.Иванов

6 мая 1992 года в эфире Радио России прозвучала программа «Фронтовые дороги артистов», героями которой были артисты Театра им. Моссовета: супружеская пара Михаил Бонифациевич Погоржельский и Ирина Павловна Карташева, а также Борис Владимирович Иванов. Прошло много времени с тех пор, этих замечательных людей нет с нами. Но остались их голоса на пленке, их воспоминания о войне, рядовыми участниками которой они были.

История этой программы такова: вместе с режиссером Верой Малышевой мы пришли в гости к Карташевой и Погоржельскому. Нам повезло, мы были хорошо знакомы, поэтому и наш разговор был доверительный.

Михаил Бонифациевич встретил войну в Ленинграде, где жил с родителями и был студентом Ленинградского театрального института. Но начал он с воспоминания о том, что происходило с ним годом раньше, весной 40-го, когда он окончил среднюю школу: «Наше поколение заканчивавших среднюю школу брали тогда в армию. Я проходил подготовку, был зачислен в пулеметную команду. После медкомиссии сидели во дворе, курили. Вдруг меня вызывают к военкому. Он мне задал короткие вопросы: «Ваш отец поляк по национальности?» - «Да». - «А вы?» - «Я русский. Я родился в России и считаю себя русским». - Вот что, товарищ Погоржельский, мы не можем вам доверить защиту рубежей нашей Родины. Вы свободны». Я повернулся и вышел. Дома вечером устроил скандал, почему я не могу как все мои сверстники идти в армию, защищать Родину?! На следующий день встал вопрос: что мне делать дальше? (А дальше был Ленинградский театральный институт, куда не могли не принять высокого, красивого, талантливого юношу с удивительным тембром голоса. - М.Р.) Я проучился первый курс, закончил его. Наступило 22 июня 1941 года. (Накануне, 21 июня ему исполнилось 19 лет. - М.Р.) Мужчины нашего курса пошли в так называемые добровольческие батальоны. Я же воевал в матушке-пехоте в пулеметном взводе, был помощником командира взвода. Осенью 1942 года на Западном фронте наша дивизия шла от Торопца к Великим Лукам. 26 ноября нас посадили на танки, сверху на броню, и кинули штурмовать Великие Луки. Нас встретили сильным огнем. Танкисты постучали нам: давайте, спрыгивайте. Мы спрыгнули с танка. Я помню, что я прыгнул на какую-то кирпичную разрушенную кладку, стал осматриваться. В этот момент услышал, как один раз чиркнули, второй... Понял, что попал под снайпера. Ну, думаю, надо отсюда убираться, добром это не кончится. Опять огляделся, увидел, что позади груда кирпичей, решил перепрыгнуть через них. Когда перепрыгивал, меня что-то ударило по ноге. Я даже не почувствовал боли, не понял. Но нога осталась лежать на кирпичах. Второй удар. Дернул ногой, что-то плохо получается, увидел, что ногу начинает заливать кровью. Боли почему-то не почувствовал. В это время появились наши артиллеристы. Я крикнул: ребята, помогите! Один из них подбежал ко мне, бросил плащ-палатку: залезай! И стал меня волочить. Потом остановился. Я на локтях подполз, и увидел, что пуля вошла ему прямо в затылок. Подбежали артиллеристы, подъехали сани санитарные, которые подбирали раненых. Начался мой путь по госпиталям. Ровно год я пролежал в госпитале...

А в это время Ленинградский Театральный институт находился в эвакуации в Новосибирске. Меня комиссовали. Куда ехать? Конечно, в Новосибирск...»

Шел 1943 год. Михаил Погоржельский был, наверное, первым студентом, кто вернулся с фронта раненым, но живым. Как же его встретили в Новосибирске! Объятия, слезы. Среди друзей - его однокурсница Ирина Карташева. На ее долю выпало немало испытаний прежде, чем она оказалась в Новосибирске. И вот они встретились. Им было по 20 лет.

Ирина Карташева: «Мы познакомились с Мишей на первом курсе, влюбились друг в дружку. Когда Миша уходил на фронт, вышло так, что я его не провожала, мне пришлось уехать раньше. Весь этот период его отсутствия и моих скитаний мы были абсолютно верны друг другу. И это чувство нас согревало очень. Я была сначала в Саранске, где в ссылке была моя мама. С Мордовским театром ездила на фронт, причем была в первом эшелоне, в том числе и на Орловско-Курской дуге. Вряд ли надо рассказывать, что это было: деревья были выкорчеваны с корнем, грохот канонады... Мы попали тогда в первый эшелон, на передовую. Потом туда не пускали бригады артистов. Одна бригада погибла. Мы попадали под обстрелы, бомбежки. В Орле мы оказались через полтора часа после взятия города. Трупы еще не были убраны, не всех раненых подобрали...

Потом я попала в Новосибирск. Работала в Ленинградском Театре им. А.С. Пушкина, он был там в эвакуации. Вдруг мне говорят, что через несколько дней приезжает Миша.

Не надо вам говорить, как мы волновались, и как это было трудно. Ранение его было настолько серьезным, что его комиссовали, все было засекречено. Он лежал в госпитале. Послал телеграмму маме, которая была начальником госпиталя в Ленинграде. Она его нашла. Когда нашла, не узнала. И только когда он ее окликнул, поняла, что это ее сын. Я это знала, и конечно, очень волновалась. Это было в так называемой квартирно-эксплуатационной части, в два ряда кровати... Все мы, студенты, знали друг друга еще до войны. Конечно, веселье, хохмы, шутки. Жизнь-то брала свое. Я пришла. Все замерли. Миша вышел, он был в гимнастерке, нога в обмотке, худой, с палочкой. Встреча была и прекрасной, и трудной, потому что он был еще в войне, а я, горемычная, уже была в миру - театр, успех. Мы были как бы в разных ипостасях существования. При всем том я ждала его очень трепетно. Вот так мы встретились.

Потом с первым эшелоном вернулись в Ленинград 4 мая 1944 года. Миша пошел в институт. А я осталась в Пушкинском театре. На какое-то время наши пути разошлись. Хорошо это или плохо, не знаю. Но, к счастью, жизнь нас свела опять. Мы всю жизнь вместе. Так что при всех ужасах войны все равно жизнь шла. Я позволю себе прочитать стихотворение Ольги Берггольц, вернее, несколько строк из ее стихотворения, которое говорит именно об этом:

Я никогда героем не была,

не жаждала ни славы, ни награды.

Дыша одним дыханьем с Ленинградом,

я не геройствовала, а жила.

 

И не хвалюсь я тем, что в дни блокады

не изменяла радости земной,

что как роса сияла эта радость,

угрюмо озаренная войной.

 

И если чем-нибудь могу гордиться,

то, как и все друзья мои вокруг,

горжусь, что до сих пор могу трудиться,

не складывая ослабевших рук.

 

Да, энергией и мужеством Ирины Карташевой всегда можно было только восхищаться и удивляться. Она умерла 14 мая 2017 года, не дожив полгода до 95-летия. До последних дней актриса была на сцене...

В тот памятный вечер к Погоржельским зашел на огонек их сосед, тоже артист Театра им. Моссовета, фронтовик, народный артист РФ Борис Владимирович Иванов, которого мы попросили вспомнить военные годы, что он с удовольствием и сделал: «В день начала войны, 22 июня 41 года, это было воскресенье, мы должны были играть свой дипломный спектакль «Жорж Данден». Я - одессит. После спектакля мы должны были идти в Лондонскую гостиницу на банкет. Короче говоря, утром сделали прогон, потом пошли в Городской садик гулять, покурить, поесть мороженого. И в 12 часов объявили, что началась война. Вся наша жизнь изменилась именно в 12 часов. 24-го числа мы все написали, до сих пор помню, на синеньких таких бумажках, заявления, чтобы нас взяли на фронт. И 6 июля я уже в поезде ехал на войну, сказав маме: ну месяца на три. И дальше началось...

Я воевал до 8 апреля 1942 года, когда был ранен. Служил в пехоте, в 7-й Гвардейской дивизии 14-го Гвардейского стрелкового полка 10-й Гвардейской армии. Воевал, как и мой друг Миша, просто честно воевал. А потом госпиталя. Мишка полстолетия мучается со своими ранеными ногами, я отдал этому девять лет - боли, страдания, окровавленные рубахи... Я не могу сказать, что сейчас страдаю, болит иногда, как без этого жить».

 

Борис Иванов закончил воевать после тяжелого ранения в 1942 году в звании старшего лейтенанта. Он долго лежал в госпитале с угрозой ампутации руки. Руку спасли. Но она о себе напоминала всю жизнь. Борис Иванов был на фронте не только солдатом, но и актером: «Так случилось, что после госпиталя я работал один сезон в Рыбинске. И с Рыбинским театром ездил на Северный фронт уже в качестве актера. Бывали бомбежки, конечно. Все было. Отважные люди - актеры, особенно женщины. Все стремились быть в вечерних платьях, быть нарядными. И военные темы поднимали, и классику. Стихи и классическая музыка были так же интересны, как фронтовые частушки или какая-то сцена из оперетты, «Теркина» обожали. Все помогало бойцам, особенно в госпиталях. Люди были благодарны. Актеры работали в клубе или на открытой площадке, а к лежачим раненым приходили в палату. Это было время, когда у них не болели раны, они думали о прекрасном, о доме, о мирной жизни...»

Эту тему продолжил Михаил Погоржельский: «Когда я лежал в госпитале в Москве, пришла к нам в палату поэтесса Юлия Друнина. Я тогда ее впервые увидел и услышал. Она прочитала нам стихотворение, которое мне запомнилось на всю жизнь:

Я столько раз видала рукопашный,

Раз наяву. И сотни раз - во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Этими стихами Юлии Друниной Михаил Погоржельский поставил точку в нашем разговоре-воспоминании о войне.

Фотогалерея