Поклон Учителю / Вспоминая Татьяну Сельвинскую (Москва)

Выпуск №10-230/2020, Вспоминая

Поклон Учителю / Вспоминая Татьяну Сельвинскую (Москва)

Все игры народились с нами,

Когда, играючи, Господь нас создавал...

Т.И. Сельвинская



Писать о Татьяне Ильиничне Сельвинской сейчас, по прошествии небольшого времени после того, как прервалась ее земная жизнь, очень трудно.

Невозможно написать более или менее точный портрет близкого человека, тем более такого многогранного, в котором дорого любое проявление души и любая черточка характера.

Мы привыкли к чередованию жизненных циклов, состоящих из почти ежегодных выставок живописи Сельвинской, поэтических вечеров и творческих встреч.

Трудно описать человеческое чудо, которым, без сомнения, для многих из нас была Тата. Пишу ее имя, как ее называли близкие друзья, хотя сам называл ее так сравнительно редко, привыкнув еще с ученичества к обращению по имени-отчеству - Татьяна Ильинична.

Ее человеческое обаяние, царственная внешность, чувство собственного достоинства притягивали к ней множество людей. Пространство вокруг Сельвинской было творчески наэлектризовано, да, по сути, она сама и была сгустком животворной энергии. Находясь рядом с ней, невозможно было быть вялым, унылым, скучным. Люди, обладающие подобными качествами, были ей неинтересны, с ними у нее не возникало обратной связи, и они быстро выпадали из круга ее общения, из ее орбиты. Подобно большой комете, захватывала в свой шлейф все новых и новых почитателей ее живописи и поэзии. По собственному признанию, она любила людей неординарных, и еще с детских и юношеских лет, живя с отцом в Переделкино, привыкла к талантливому окружению. Играя в жизни театральным пространством, ритмом своих живописных композиций, стихотворной рифмой, Татьяна Ильинична утверждала принцип игры как единственный способ познания себя и окружающего мира. В этом Сельвинская была, без сомнения, прирожденным художником театра, в котором, начиная с 60-х годов, и в последующие за ними десятилетия, ярко проявляла свой дар. Среди ведущих художников, выдающихся творческих индивидуальностей времени обновления изобразительного языка, театральной декорации, она заняла свое, особое место. Сумела найти свой путь в искусстве, где живопись ее театральных эскизов была органичным продолжением станковой живописи, которой она никогда не прекращала заниматься.

Татьяна Ильинична большую часть жизни как бы опровергала опасения одного из своих учителей, который с сожалением утверждал, что она, став театральным художником, уже никогда не станет настоящим живописцем. Регулярно работая за мольбертом в мастерской, Сельвинская успешно совмещала занятия живописью с работой художника-постановщика в театрах страны. С радостью соглашалась на постановки с близкими по духу режиссерами, такими как Феликс Берман, Михаил Левитин, Юлий Гриншпун, Наум Орлов, Петр Фоменко, Алексей Бородин. Перечисленные имена всего лишь небольшой перечень режиссеров, которые в совместной работе стали ее друзьями и единомышленниками.

Татьяна Ильинична оформила около 200 больших и малых спектаклей, воспитала, по ее подсчетам, 100 учеников, одним из которых, первым по счету, волей судьбы стал и я.

В уже далеком 1966 г., звонко цокая каблуками, спустилась по лестнице, ведущей в подвал на Сретенском бульваре, где проходили занятия учеников Московского Художественного училища памяти 1905 г., молодая красивая женщина, ставшая моим учителем. Не подозревая до этого дня о существовании Сельвинской, я с увлечением рисовал эскизы к пьесе ее отца, Ильи Львовича, «Умка - белый медведь». Судя по всему, ее приход и мой выбор пьесы были знаками судьбы, а встреча с ней одним из главных везений в жизни.

Закончив училище, я получил от Татьяны Ильиничны в подарок небольшую книжечку стихов ее отца с дарственной надписью: «Самому сомнительному ученику (сомневаюсь, кто ученик, а кто учитель)». С того дня и началась наша продолжающаяся много лет игра «учитель - ученик».

Ее педагогический дар, в частности, заключался и в том, что, передавая свои знания и даря свою энергию, она постоянно училась сама, подпитываясь молодой энергией своих учеников.

Непродолжительное ученичество у Сельвинской в последующие годы моего студенчества в Суриковском институте переросло в прочную дружбу с ней, которая длилась всю оставшуюся жизнь. Эта дружба дарила радость общения, радость познания и поддерживала меня в жизни. Вместе с тем, она была для меня и постоянным испытанием на соответствие ее творчески напряженному внутреннему миру. Несколько лет мы бок о бок вместе преподавали в МОХУ, воспитывая учеников, замещая друг друга на время отъездов, на время выпусков спектаклей в других городах. Были рядом в работе в Кировском ТЮЗе, а затем и в Центральном Детском театре в Москве.

В замечательной компании режиссеров, художников, актеров Татьяна Ильинична всегда была центром внимания. Однажды, написав портреты почти всех актеров труппы в своей игровой манере, используя вместо холста всевозможные предметы: старые музыкальные инструменты, доски, зеркала, все то, что, как ей казалось, соответствовало персонажу, Сельвинская навсегда стала любимицей театра.

Ее дар собирать вокруг себя интересных, неординарных людей проявился в организации выставок с учениками, и в частности, нашей с ней выставки в филиале Бахрушинского музея на Малой Ордынке с игровым названием «Одна леди в поиске четырех джентльменов».

Давид Боровский, Сергей Бархин, Олег Шейнцис и я были выбраны ею по принципу симпатии, духовного родства - и вовлечены в игру, в которой мужчины-художники своими макетами аккомпанировали ее театральной живописи. Сегодня я с радостью вспоминаю дни, когда мы, согретые ее дружеским чувством, были, как никогда до этого, особенно близки друг другу. С грустью смотрю на обложку небольшой книжечки карманного формата, на которой помещены фотографии участников, напоминающие о днях счастья и днях расставания.

«Жить не хочу так, как не хочу жить», - писала Сельвинская в 1975 году. Эта поэтическая формула определяла стиль ее жизни. Стремление к максимальному освобождению своего творческого начала проявлялось во всем: в повседневном общении, в живописных работах, портретах, композициях из ее любимых тканей, и особенно - в стихах, приходящих к ней «по собственной свободной воле».

Оставив за спиной значительную часть жизни, когда, по ее утверждению, «прошла цветная половина, на черно-белое пошло», Сельвинская, возможно, неожиданно для себя самой, вступила в период, когда ее холсты вновь вспыхнули яркими красками и засияли, переливаясь всеми цветами радуги. «Геометрия радуги» - так называлась последняя прижизненная выставка Сельвинской в любимом ею Бахрушинском музее. На ней можно было видеть, как зрелая мудрость мастера, композиционный расчет соединились с почти детской наивностью и раскрепощенностью.

Уверен, что какие-то неизвестные еще стороны многогранного дара Сельвинской откроются нам на отложенной из-за пандемии выставке ее новых работ в музее Абрамцево. Этой выставкой она жила последнее время, надеясь на встречу со зрителями и своими друзьями.

Многих из нас ждет непрекращающийся мысленный диалог с ней, и, конечно, воспоминания о прожитой жизни, в которой она, играя цветом, формой, ритмом своих работ, учила нас свободному полету фантазии, трудолюбию и стойкости, а главное - любви к жизни и творчеству.

Низкий поклон Учителю.

Фотогалерея