"Изумительное, редчайшее, неповторимое создание..." / Вспоминая Наталью Вилькину (Москва)

Выпуск №10-230/2020, Вспоминая

"Изумительное, редчайшее, неповторимое создание..." / Вспоминая Наталью Вилькину (Москва)

Почти тридцать лет я проработала на «Радио России» в Студии художественных программ. Моей главной темой был театр, особое место занимали передачи об актерах, которым были посвящены циклы «Монолог об актере» и «Театр в лицах». Все мои герои были не просто выдающиеся талантливые актеры, но и уникальные личности. Разбирая свой архив, я поняла, что наиболее интересные передачи имеет смысл опубликовать, перевести на бумагу. Редакция журнала «Страстной бульвар, 10» поддержала эту идею, за что я очень благодарна. Среди архивных передач я нашла посвященную замечательной актрисе Наталье Вилькиной. Она вышла в эфир через два года после ее смерти. Вилькина умерла в одночасье - сердечный приступ - 7 апреля 1991 года. Ей было 45 лет. А 28 мая 2020 года ей исполнилось бы 75. Своеобразным эпиграфом к той передаче были стихи Марины Цветаевой в удивительном, неповторимом исполнении Натальи Вилькиной.

Моим стихам, написанным так рано,

Что и не знала я, что я - поэт,

Сорвавшимся, как брызги из фонтана,

Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,

В святилище, где сон и фимиам,

Моим стихам о юности и смерти,

- Нечитанным стихам! -

Разбросанным в пыли по магазинам

(Где их никто не брал и не берет!),

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

 

В основу той передачи легла запись Вечера памяти Натальи Вилькиной в Центральном Доме Актера имени А.А. Яблочкиной в ее день рождения 28 мая 1993 года. Собрались друзья, коллеги, родные. Это был удивительный по атмосфере вечер, на котором царили тепло, искренность, восхищение актерским талантом и человеческим, женским обаянием Наташи Вилькиной. Никто не называл ее Натальей, все называли «Наташа», независимо от возраста.

Вечер вела театральный критик Вера Анатольевна Максимова, которая не только много писала о Наташе с первых шагов ее в театре, но была близким для нее человеком. В тот вечер в Доме актера Наташа Вилькина как будто присутствовала: на экране чередовались фрагменты ее лучших спектаклей, ее роли являлись во всем их многообразии.

Как давно это было! Веры Максимовой тоже уже нет с нами. Остались ее книги, ее статьи и эти живые размышления о том, что же за явление было в нашем театре - актриса Наташа Вилькина?

Вера МАКСИМОВА: «Жила московская девочка в семье, любящей театр. Актеров в семье не было. Была красавица-мать - прекрасный врач, по своим данным и особенно по своей изумительной внешности могущая стать актрисой. Брат Александр Вилькин стал актером и режиссером, муж Наташи - замечательный актер Игорь Охлупин.

Наташа обладала странной внешностью. Я не знаю, была она красивой или некрасивой. Она на сцене очень часто была прекрасна. В жизни - настолько победительна как женщина, что в громадной театральной Москве актрису ее возраста, которая могла бы с ней соревноваться в совершенно невообразимом успехе у всех представителей мужского пола независимо от возраста и профессии - представить себе не могу. Наташа была замечательно иронична, спокойна внешне, даже я бы сказала, была в ней очаровательная ленца женская. Всегда такая плавная, неспешная. У нее был широкий скользящий шаг. На мой взгляд, изумительная фигура. Вообще, чувство элегантности, стиля не очень присущи русским актрисам, а она была как модель...

Если говорить о канонах театральных, в Наташиной внешности все было как бы тяжеловато для театра: резкие, неправильные черты лица, глуховатый, как будто чуть-чуть пригашенный голос. Но все вместе - вот эта неправильность, нестандартные данные - слагалось в феномен по имени Наташа Вилькина.

Она, мне кажется, не стала зрелой актрисой, оставаясь для всех Наташей, а не Натальей Михайловной, хотя по мастерству, по глубине, по способу мышления была зрелым, сформировавшимся человеком.

Таким актерам, как она, не подходят никакие стандартные формулировки. Какой она школы? Конечно - вахтанговка, потому что могла быть эксцентричной, активной в любом образе, нередко уходя от своей сущности. Она могла удивительным образом совершенно преображаться, но при этом оставалась глубочайшим психологом. Ум у Наташи был острый и очень... личный.

Вилькина вообще была разносторонне одарена. Она прекрасно писала, и я все время уговаривала ее написать книгу. По-моему, за всю жизнь не было ни одной ругательной строчки в ее адрес от критиков. О ней, может быть, писали меньше, чем она заслуживала, но уж те, кто писал, делали это очень серьезно. И писали о ней, как правило, лучшие наши перья.

Я не раз была свидетелем того, с каким интересом и удовольствием общались с ней ученые - Наташа соответствовала их образу мышления. Она никогда не хотела притворяться бездумной или интуитивно существующей актрисой. Наташа, действительно, была умна, очень многим интересовалась: философией, религией. В ней было много от актрис 900-х годов, они все были уникальные женщины. Она тоже была уникальная женщина. Тогда был в моде мистицизм. Наташа тоже была очень увлечена мистическим началом жизни.

Может быть, и было что-то мистическое в том, что судьба не подарила этой актрисе своего театра. В жизни Наташи Вилькиной было несколько театров, и в каждом она мгновенно занимала ведущее положение с первой же роли.

Есть такие редкие актеры, у которых нет периода младенчества, нет периода ученичества. Здесь было какое-то вторжение в профессию. Ее первая главная роль, о которой заговорила сразу вся Москва, была дочь героини, Олюня, в спектакле «Надежда Милованова» Веры Пановой в ЦТСА. В спектакле были заняты ведущие артисты театра: Людмила Касаткина, Нина Сазонова, Ирина Солдатова, Николай Пастухов, Владимир Зельдин... Но феерический успех был у Наташи. Это был дебют, который сразу принес ей известность в Москве (Вера Анатольевна совершенно права в своей оценке этой работы Наташи Вилькиной, но дебютной, небольшой ролью была царевна Ирина в великом спектакле Леонида Хейфеца «Смерть Иоанна Грозного» - Ред.).

 

Леонид ХЕЙФЕЦ: «Наташа как артистка родилась в Театре Армии. Было несколько человек, и я в их числе, кто впервые увидел Наташу Вилькину на показе после окончания института. Среди них оказалась девочка: такая высокая, угловатая, я бы сказал, на первый взгляд не такая уж и красивая. Но сразу поразившая всех нас. Поразившая собой, тем, как она молчала, тем, как она сидела на полу в углу, сжав ноги. Это был отрывок из «Жаворонка» Ануя, она играла Жанну.

Думаю, что в молодости, допустим, студент или совсем молодой человек играет какую-то роль, а потом оказывается, что выбор не был случайным: какие-то черты его характера почему-то именно с этим образом, персонажем связаны. Так вот, Наташа - во многом как бы Жанна. Она была такая душевная максималистка. Как эта крестьянская девочка Жанна настаивает на чем-то своем, и никто не в силах с ней справиться, потому что она верит в нечто, ради чего она живет. Вот это, мне кажется, самое существенное было в Наташе.

 

Вера МАКСИМОВА: «Леонид Хейфец - человек и режиссер выдающегося дарования и ума. Они друг друга стоили. Это был ее режиссер, а она была его актриса. Я в одной из статей написала, что она была его счастливым талисманом. Наташа была удивительно верна этому режиссеру!.. Нужно представить, что такое молодой актрисе еще без звания, без особой опоры в те тяжелые времена, как только предали и обидели Хейфеца, мгновенно, в тот же день уйти из театра. На такое очень немногие решаются. Можно уйти со своим режиссером, что и делается. Но он-то уходил в никуда. А потом она долго ждала, когда он смог ее позвать в Малый театр.

Конечно, ее выдающейся работой была Соня в «Дяде Ване» Чехова, поставленном Леонидом Хейфецем. Я видела прекрасных актрис в этой роли, но как играла Наташа!.. Она рискованно играла драму некрасивости, что было тяжелым несовпадением. Наташа, которая могла быть на сцене прекрасной, потрясающей, сыграла очень непривлекательную девушку с торчащими ушами, зализанными назад волосами, какой-то толстой, нелепой косой... Шея была закрыта стоячим воротничком, длинные рукава. И чтобы так опустив в «некрасивое» героиню, показать, каким изумительным даром душевной красоты, поэзии, аристократизма, ума наделена эта женщина! Она самим своим обликом напоминала дочерей Льва Николаевича Толстого. Кстати, для них тоже существовала своя, подобная, драма: при довольно привлекательной матери и некрасивом отце - резкая породистая некрасивость... И в Соне она была и остро чувствовалась ею... И колоссальное возвышение к финалу: трагедия прозрения, что Астров не любит и не полюбит никогда. Крушение любви и вызов небесам. Это удивительно по Чехову было сыграно...

Наташа Вилькина стала известной актрисой почти без помощи кинематографа. И ее слава - чисто театральная. Она никогда не была популярной актрисой. Она была актрисой, вызывающей огромный интерес, очень сильное внимание зрителя, критики и что еще более ценное: она всегда была признана партнерами. Кого-то она могла раздражать своим характером, хотя мне кажется, что у нее был «невесомый» характер. Она замечательно общалась со всеми цехами, ее обожали портнихи, костюмеры.

Ее признавала даже Мария Ивановна Бабанова, которая не захотела другой партнерши в «Дядюшкином сне» в Театре имени Вл. Маяковского, где Вилькина играла несколько сезонов. Это была очень интересная проба. Наташа была по идее, конечно, героиня. Но Зинаида у Достоевского очень молода, кроме того, Наташа как-то рано начала играть зрелых женщин. И в Зинаиде она играла не девочку, а прекрасную юную женщину, очень много пережившую, фактически, пережившую собственную жизнь. В этой Зинаиде была такая мертвенность, такое утомление от жизни. Пережитая трагедия в этом затхлом городишке Мордасове - гибель человека, которого она полюбила, осознание своей вины в его смерти. Она очень по Достоевскому играла. Она была прекрасна: плечи, дивные волосы, у нее были потрясающие волосы изумительного цвета спелой ржи, эти шуршащие кринолины... Это была какая-то громадная сильная птица, которая бьется о стены, а вырваться не может.

Мария Ивановна, которую боялись все актеры всех поколений, по легенде, ее боялся сам Мейерхольд, высоко оценила Наташу. У них даже был обычай - по утрам они разговаривали. Мария Ивановна, которая допускала к себе из ста человек одного; Мария Ивановна, которая была беспощадно язвительна, так подмечала человеческую пошлость, ненатуральность, признала действительно натуральную Наташу.

 

Владимир АНДРЕЕВ: «Она была очень красивой женщиной, Наталья Вилькина, всегда очень красивой женщиной, удивительно хороша была в сапогах и кожаных брюках, в платьях и строгих костюмах. Да как бы она не была одета, как бы она не была причесана, и сколько бы она не спала в эту ночь, всегда оставалась удивительно красивой женщиной.

В 88-м году получилось так, что я оказался вне театра. Оказывается, это не трагедия, а возникновение надежд и даже более того - появление веры в свои возможности и в будущее. Наташа Вилькина в то время сослужила не мне одному удивительную службу. Это и службой-то нельзя назвать. Это было нечто, прости меня, Господи, божественное. На улице Грановского в Красном уголке репетируем «Лев зимой». Наташа появляется на первой репетиции, влюбляется в роль, в нее влюбляются студенты мои, которые должны играть ее сыновей. Мы выпустили этот спектакль на скромной сцене учебного театра ГИТИСа. Появились какие-то англичане. И вдруг эти англичане пожелали увидеть наш спектакль не где-нибудь, а в Лондоне, в Кембридже и Оксфорде. Мы с Натальей и сотоварищи оказались в Лондоне. А в Лондоне нас принимали так хорошо, что в последний вечер ребята загуляли вместе с английскими коллегами, тоже молодыми, и две трети оформления где-то оставили в столице Королевства Британского...

Мы приезжаем в Нант, в аэропорт нас не пускают, потому что, оказывается, в паспортах нет соответствующей отметки: надо было долететь до Парижа, и уже из Парижа в Нант. Французские пограничники действовали еще более жестко, чем наши кгбисты, ни в какую не пропускали. Наталья говорит пограничному чиновнику: «Мсье, Вы любите театр?» А язык французский к тому времени она очень немного, но все-таки знала, поэтому говорила на нем с громадной отвагой. Чиновник отвечает, что любит. Тогда Наташа спрашивает: «А не хотите меня сегодня увидеть в спектакле?» - «Вы будете играть?» - «А Вы не догадываетесь, что перед Вами лучшая российская актриса?» И она этого самого пограничного офицера уговорила. Он пришел на спектакль и влюбился. Так, как влюблялись в нее французы...

Она проявила удивительное мужество и талант, когда мы, прилетев в Нант, выяснили окончательно, что декораций никаких нет. Мы ходим с Вилькиной печально по заднему дворику театра и вдруг: «Володя! Грандиозно!» И показывает мне: у стены стоят здоровые такие переплеты, напоминающие тюремные решетки. Она говорит: «Это же грандиозно! Вот тебе: жизнь - тюрьма». И мы тащим эти решетки, выставляем оформление. А вечером, я не выдумываю ради красного словца, критик-француз говорит: «Удивительная сценография у России, удивительная!..»

Наташа была уникальной партнершей. Если ты запрограмированно себя ведешь, такой аккуратный, зажатый весь, все знаешь наизусть, с ней встречаться было трудновато, потому что она предлагала такие глаза, такие повороты... И это было счастьем! Жалко, что наше партнерство прервалось. Две роли, сыгранные с ней в паре, меня лично сделали ее другом, верным и ее таланту, и ее женственности. До сих пор я благодарен судьбе, что я встретился с этой удивительной женщиной, редкой и прекрасной актрисой.

 

Наталья ТЕНЯКОВА: «Поразила меня Наташа еще до того, как я ее узнала. Я совсем молодой снималась в Москве, а жила в Ленинграде. Сидела в вагончике у звукооператора, с которым Наташа дружила. И он меня спрашивает: «Наташа, Вы - хорошая актриса?» Ну я, конечно, что-то жалкое, провинциальное лепечу, а он говорит: «Да, вот Вы не можете ответить, какая Вы актриса, а я знаком с Вашей тезкой и почти одногодкой, а она знает. Когда я задал ей тот же вопрос, что и Вам, она ответила: «Не хорошая, а очень хорошая». Меня это поразило сразу и навсегда. Тогда я еще подумала - о, какая! Нескромно или она так с юмором ответила? А потом подумала: да нет, это великого ума актриса. Она знает, какая она. Это такое огромное достоинство. Ну, как же? Если ты плохая, какого дьявола выходишь на сцену, кому ты нужна тогда, не выходи, сиди дома, шей, стирай... Если ты хорошая, давай, говори про себя так. Выходи на сцену с этим ощущением.

Есть такой миф про актеров, что они должны быть глуповатыми - белый, чистый лист. А в какой среде вы найдете столько тонких, таких преданных своему делу, своему таланту, своему назначению?! И Наташа несла это достоинство всю жизнь. Завидовали ей? Да, очень много завидовали. Еще бы, такой великой женственности, обаянию, такому таланту, как не позавидуешь?.. От этого она тоже страдала, как страдала от отсутствия ролей. Она была по меткому выражению Аллы Покровской, Сирена, а мы - аргонавты. Я думаю, небеса забрали ее от нас так жестоко рано, потому, что у них там затишье какое-то, скучно. И они там сидят теперь, рты разинув, и слушают эти Наташины легенды и сказки о театре с невероятным восхищением, преклонением, я думаю.

Ужасно, что ее нет. Ее нельзя забыть. Ее голос невозможно забыть. Даже то, как она курила, как прикуривала, ее лицо изумительное нельзя забыть, ее фигуру. Думаю, вот попаду на небо, кого бы я хотела увидеть одну из первых - Наташу...

 

Василий БОЧКАРЕВ: «В 1979 году я пришел в Малый театр, пришел из Театра имени Станиславского, совершенно неподготовленный к той атмосфере, которая была в Малом театре. Моя первая встреча с Наташей произошла около доски объявлений, где висели «простыни», разделяющие труппу на подгруппы, каждая подгруппа должна была заниматься в Университете марксизма-ленинизма. Я встал у этого объявления. Почему-то в каждой подгруппе был я. Куда мне идти? И около меня остановилась Наташа. Мы с ней мало общались. Я видел ее на сцене, преклонялся перед ней. Она меня потрясла. Я спрашиваю: «Куда идти?» Она отвечает: «В буфет». И мы пошли в буфет и как начали говорить... Я ей благодарен за то, что она вот так меня ввела в Малый театр...

 

Вера МАКСИМОВА: «Наташу очень ценил Михаил Иванович Царев. Причем, он не с особой готовностью брал ее в Малый театр, она не подходила под каноны Малого театра со своей ультрасовременной, западной внешностью... Я думаю, как бы ее оценили в Голливуде, если бы она родилась по ту сторону океана!..

Царев играл с ней Маттиаса Клаузена в спектакле «Перед заходом солнца». Ее роль возлюбленной стареющего героя Инкен, которая всегда была второй партией, если не пятой, потому что там замечательно написаны образы детей Клаузена. А что Инкен? - любит, верна, гибнет вместе с Маттиасом. Но заставить нас поверить, что эта Инкен действительно застрелится, если Маттиас ее не выберет, сыграть с таким чувством собственного достоинства, привлекательности...

Что еще в ней было - прекрасное чувство литературы и времени. Она прежде всего играла Гауптмана. Она помнила, что это север Европы. Она действительно играла северянку с прямыми плечами, с ощущением свежести, которую она вносила в жизнь этого уже очень немолодого человека. И она была равной Клаузену. Этого никто не играл. Играли прелестных избранниц, а она была равной. Финал ведь был решен Леонидом Хейфецем так, что они уйдут оба. Я помню, когда Клаузен мертвый сидел у стены, Инкен укрывала себя частью его пальто. Фактически, на сцене оставалось двое, но она пока дышала.

Наташа замечательно играла в партнерстве не только с Царевым, но и с Еленой Николаевной Гоголевой. И Гоголева сказала: «Я у нее училась». Кто из молодых актрис такое слышит! Только очень крупные актрисы такого могут быть удостоены...

Наташа ушла крайне рано, судьба ее завершена. Она могла иметь еще бесконечное продолжение... Кого она только ни сыграла! Она ведь играла лучших советских драматургов: Веру Панову, Владимира Войновича, Афанасия Салынского; западную литературу: Гауптмана, О'Нила, Шиллера, Чапека. Очень богатый букет русской классики: Достоевского, Алексея Константиновича Толстого, Чехова сыграла. Это удел немногих актрис. В этом плане ей повезло, как многим шестидесятникам. Они имели объем репертуара. Сегодня очень тяжело смотреть, как недоиспользуются актеры.

Конечно, у нее был свой режиссер. Но с этим режиссером она очень часто расставалась. У нее было и другое качество - она умела увлекаться. Она увлекалась людьми, умела работать с разными режиссерами, хотя Хейфец все равно был ее главным режиссером. Она замечательно работала с Борисом Львовым-Анохиным, очень культурным режиссером, режиссером стиля. Тут она ему соответствовала, ей это очень нравилось. Нужно сказать, что она обладала еще одним очень счастливым свойством для актрисы. Она никогда не работала по принуждению. Не было никогда скулежа, обвинения обстоятельствам. Единственно страшное, что было, это, конечно, последний период жизни, когда мне все время чудилось, что в ней происходит какое-то задыхание. Не было совсем работы. Хейфец ушел, Львов-Анохин ушел. Она осталась в Малом театре. Ее спектакли сходили. Она осталась, фактически, с одним спектаклем «Долгое путешествие в ночь» О'Нила, где она замечательно сыграла героиню, сыграв, по сути, что-то очень близкое себе.

 

У Наташи Вилькиной практически не было настоящих больших ролей в кино. В этой несправедливости она разделила судьбу таких великих, как Мансурова, Бабанова. Но последняя ее роль в жизни была именно в кино - в фильме тогда совсем молодого режиссера Валерия Тодоровского «Любовь».

Наташа не успела закончить фильм, и озвучивала ее роль другая актриса. На вечер памяти Натальи Вилькиной, о котором шла речь, пришли ее молодые друзья, Валерий Тодоровский и Евгений Миронов.

 

Валерий ТОДОРОВСКИЙ: «Я, наверное, меньше вас всех знал ее. И так получилось, что Наталья Михайловна Вилькина сыграла у меня последнюю свою роль. Я был мальчишкой. Я и сейчас, наверное, мальчишка. Она пришла на картину, и на третий съемочный день я понял, что это высочайшего уровня актриса и человек. И я начал ее бояться. Я решил, что она меня задавит. Я начал проверять себя перед тем, как начать с ней разговор, чтобы не сказать глупость, потому что она на глупость реагировала мгновенно, на любую. И еще через какое-то время мне стало трудно очень. Мы с ней заперлись в комнате. Я думал, как же мне начать борьбу с примадонной, такой большой, настоящей. Я считал, что мне надо бороться, доказывать, что я режиссер. И мы начали какой-то мучительный разговор. И я ей во всем признался, почти разрыдавшись на ее плече. Я сказал: «Я Вас боюсь, Вы великая актриса, Вы видели не таких, как я. Партнеры у Вас мальчики и девочки. Они Вас тоже начнут бояться. Роль Вы сыграете лучше всех, они все померкнут рядом с Вами (хотя ее роль была не главной)». Я ее попросил: «Наталья Михайловна, дайте им тоже сыграть, дайте мне снять». С этого момента она играла две роли в фильме: свою и мою роль режиссера. Она стала моим помощником, другом и всячески мой авторитет выстраивала в тех случаях, когда я сам не мог его поддержать.

Сейчас я очень осознаю, что ее нет. У меня, конечно, есть роль для нее. Она бы снималась дальше, с нами работала. Я не могу найти ей замену.

 

Евгений МИРОНОВ: «Когда меня утвердили на роль в этом фильме, я естественно спросил, кто будет играть маму главной героини. Было несколько кандидатур, известные имена. Когда Валерий сказал, что будет Наталья Вилькина, я не знал, кто это. Но когда я ее первый раз увидел, я просто обалдел. Она с первого момента, с первой секунды стала со мной кокетничать. Как она стала кокетничать! Я по ходу фильма должен влюбиться в главную героиню. И вдруг со стороны ее мамы такие флюиды, что как-то все перевернулось в моем сознании.

Она позволяла мне называть ее Наташа, Валера, может быть, не знает. На съемочной площадке я ее называл Наталья Михайловна... Я помню, она мне очень помогла. У меня была сцена, которая не получалась. Я долго мучился, думал, как, с чего мне начать, и ходил, ходил... И она, наверное, почувствовала, что я комплексовал: проходя мимо меня, сказала не мне, а гримерше: «Слушай, Женька, Женька-то - просто молодой Михаил Чехов...»

 

Вера МАКСИМОВА: «Я помню, она говорила, что придумала выход для себя: нашла какого-то французского режиссера: «Мы уедем туда с Аленкой (дочь Натальи Вилькиной, актриса Малого театра Алёна Охлупина - Ред.), ни в коем случае не насовсем, а только гастролировать, и мы будем играть в Замках Луары. Ты понимаешь, я буду играть в Замках Луары!..» Я вдруг поняла, что она сама не слышит, что говорит. А говорила она заклинание Москалевой из «Дядюшкиного сна», которую замечательно играла Мария Ивановна Бабанова - мирты, олеандры, Испания, Гвадалквивир. Как заклинание судьбы мордасовской. У нее в Малом театре последнее время была мордасовская судьба. Мордовали, не нарочно, слишком большая труппа, слишком не до кого нет дела. Я не верю, что там был злой умысел, но она простаивала, задыхалась. И она, как заклинание, произносила: «Замки Луары...»

И ведь, действительно, был совершенно мистический последний штрих. Приехал французский режиссер. И она умерла.

 

Леонид ХЕЙФЕЦ: «Я сейчас работаю с молодыми людьми, со студентами. Я все время ищу Наташу. Мне кажется, вот эта девочка, может быть, будет как Наташа, может быть, будет такой же, прежде всего нормальным порядочным человеком. Просто она элементарно будет понимать про жизнь больше, чем распределение ролей и успех или неуспех в той или иной работе. Ведь у нас не всегда с ней были победы. Но было нечто, что объединяло ее, меня, Сережу Шакурова на каком-то этапе жизни, еще несколько человек...

Я могу только низко поклониться памяти Наташи, могу низко поклониться Тамаре Николаевне (мать Натальи Вилькиной - Ред.). У вас было, есть и для всех останется изумительное создание, редчайшее, неповторимое. Конечно, я никогда не найду Наташу, сколько бы ни искал...

Мая РОМАНОВА

 

P.S. Прошло уже много не просто лет, а десятилетий. Леониду Ефимовичу Хейфецу так и не довелось найти Наташу. Наверное, потому что это просто невозможно - слишком сильно выделялась она не только своим уникальным талантом, но и личностной целостностью, нежеланием и неумением пристраиваться к обстоятельствам, разменивать мир своей глубокой, редкой души.

Конечно, невозможно вспомнить то, как оказывается, не слишком многое по количеству, но несопоставимое ни с кем по качеству, что было сделано Натальей Вилькиной на сценах и на экране. Ее, как принято говорить сегодня, «отвязная» героиня из «Двух товарищей», тщательно прячущая под откровенным хамством и показными дурными манерами глубокую неудовлетворенность жизнью и окружением. Неуверенная, робкая царевна Ирина в «Смерти Иоанна Грозного», в жилах которой течет кровь Годуновых. Самая поразительная из всех чеховских Сонь Серебряковых, которых довелось видеть за всю жизнь. Негина в «Талантах и поклонниках». Стойкая гауптмановская Инкен, твердо отстаивающая свое право на любовь к старому человеку. Опальная королева Элинор в «Льве зимой». Софья Зыкова в спектакле «Зыковы». Вера из телевизионного спектакля «Обрыв», Шарлотта в чеховском телевизионном спектакле «Вишневый сад». Героиня художественного фильма «Школьный вальс», который, к счастью, время от времени показывает телевидение...

Это все остается в памяти, никуда не уходит, потому что душевность, тонкость, интеллигентность, верность идеалам, щедро подаренные актрисой ее героиням, были и теми ее чертами, что влекли к ней самых разных людей, мужчин и женщин, влюблявшихся в Наташу Вилькину однажды и навсегда.

А потому остается только повторить слова ее режиссера Леонида Хейфеца об изумительном, редчайшем, неповторимом создании...

Н.С.

 

Фотогалерея