Златоуст

Выпуск № 10-120/2009, В России

Златоуст

 

Пьесу известного драматурга Валентина Азерникова «Мишель» поставил Златоустовский театр «Омнибус».

Азерников много писал для театра, по его сценариям поставлено более двадцати фильмов, плодотворным было сотрудничество сценариста с телевидением, а в последние годы он снова вернулся к театру.

Пьеса «Мишель» написана в 2003 году, и в этом же году по ее мотивам режиссер Константин Худяков снял одноименный фильм. Обращался к пьесе и Читинский театр драмы.

«Мишель» - лирическая комедия положений. Написана легко, точно, с изрядной долей иронии. За счет пинг-понга реплик текст, не претендующий на глубину, приобретает изящество.

Пьеса вызывает ассоциации с популярными кинокомедиями «Москва слезам не верит» и «Ирония судьбы». Поэтому и от спектакля я ожидала такой же легкости и непритязательности. Подумалось: вот еще одна сказка на тему «обыкновенного чуда».

В пьесе этому чуду присваивается название – мишелизм – производное от имени Мишель.

По ходу действия выясняется, что главная героиня, Мари, в юности жила в одном подъезде с неким мальчиком Михаилом, которого все звали Мишель. В этого Мишеля Мари была влюблена. Еще «Мишель» - название ее любимой песенки в исполнении «битлов», написанной в 1965 г. И здесь имя, вынесенное в название пьесы, уже указывает на точное время: Мари – родом из 60-х с их романтикой и наивной верой в «синий троллейбус» и «надежды маленький оркестрик под управлением любви». Поэтому понятно, отчего именно Мишель – первое, что приходит на ум Мари, когда она придумывает имя несуществующего мужа, дабы обезопасить себя во время визита электромонтера.

На ее старой даче перегорели пробки, и срочно понадобился ремонт. Пережив несколько крушений любви, Мари подвержена приступам депрессии, из которой с помощью уколов ее выводит подруга и врач-психиатр Жанна. Незнакомцев Мари опасается.

Итак, Мишель – это тот, кого нет. Фантом.

Но странным образом этот фантом по мере развития сюжета материализуется. При знакомстве выясняется, что монтера зовут Виктор. По закону жанра он начинает ухаживать за Мари, потому что почувствовал в этой романтической особе родственную душу. При этом сам он, чего и требует комедия положений, оказывается никаким не монтером, а доктором наук, профессором института, где орудуют черные рейдеры. И эта подробность – единственный кивок в сторону социальной проблематики и нужна лишь затем, чтобы подчеркнуть близость героев. Только такой романтик и борец за справедливость, как Виктор, мог отправиться на вернисаж в поисках картины, которую написал с Мари ее выдуманный муж, и найти эту картину под названием «Весна», и, более того, подтвердить, что имя автора картины – Мишель.

Так, проводя своих героев через перипетии сюжета, автор пьесы приоткрывает ее главный смысл, который может быть сведен к парафразу известного философского умозаключения «если бы Бога не было, его следовало бы придумать», и в преломлении на ситуацию, описанную Азерниковым, звучит так: если Мишеля (читай: главной любви вашей жизни) нет, его следует придумать, и тогда Он обязательно придет. Как приходит к Мари главный мужчина ее жизни – Виктор (победитель). Приходит, даже несмотря на то, что настоящий Мишель (идеал) не выдерживает проверки временем. В финале пьесы у Мари объявляется новый сосед по даче. И это, конечно, тот самый Мишель, в которого Мари была влюблена в юности. Но он жалок – лыс, потерт и к тому же заикается. Мораль: главное не содержание идеалов, не их состоятельность или несостоятельность, а вера, не количество шагов, сделанных на Пути, а сам Путь, направление движения.

Вот такую пьесу выбрал для постановки главный режиссер театра «Омнибус» Борис Горбачевский и… сделал из нее полную противоположность замыслу драматурга. Создал авторский спектакль, абсолютно свое произведение - то, что в кинематографе называется «постановкой по мотивам».

И если продолжить сравнение, то в кино каждый большой художник, сколько бы картин он ни снял, всегда продолжает один и тот же фильм. И этот «фильм» о том, что его, лично его, больше всего волнует, и та модель мира, которую он выстраивает посредством рассказанной истории.

Мне думается, для Бориса Горбачевского мироощущение 60-х – эта та гоголевская шинель, из которой он вышел. Тем более, в разговоре он как-то обмолвился, что в молодости был участником вокально-инструментального ансамбля, буквально помешанного на песнях «Битлз», и на собственной шкуре испытал давление цензуры и последствия попытки продемонстрировать свободомыслие. Наверно, поэтому в легкой пьесе Азерникова Горбачевский услышал такие обертоны, которые отозвались в его душе тревожным диссонансом и заставили сместить смысловые акценты. А легкую комедию превратить если не в драму - чего ироническая интонация, буквально пронизывающая весь текст, сделать просто не дает, - то в трагикомедию.

Зрители заходят в зал. Занавес открыт, но света на сцене пока нет. Угадывается двухэтажное деревянное здание старой дачи (художник Борис Лысиков, Москва) и силуэт женщины, застывшей со свечой в руке - то ли молится, то ли медитирует. Потом появляется звук – тянущий, тревожный, надрывный – будто кто-то плачет или стонет, или со страшным скрежетом где-то катится тяжелый состав. Так начинается спектакль. Только этот звук, и никакого движения на сцене. Женщина, которая потом окажется Мари, продолжает сидеть неподвижно. Через несколько минут – а это для сценического времени – вечность – она встанет и походкой столетней старухи медленно направится в противоположный конец сцены. Так с первых же «кадров» дается заявка: этот звук, этот ритм, эта болезненная пластика – состояние раненой души.

Пьеса начинается с того, что Жанна делает Мари успокоительный укол. Из их диалога, насквозь пронизанного иронией, выясняется, что депрессия эта – очередная, в духе прославленной комедии «Женщины на грани нервного срыва» испанца Педро Альмадовара, который знает о проблемах женщин абсолютно все.

Но Борис Горбачевский в депрессии героини усматривает иное измерение. Его Мари не рассталась с мироощущением, рожденным мелодиями «Битлз», романтической жаждой свободы, верой в любовь и надеждой на свет в человеческих душах. «I need you, I love you, I want you» - откровенность слов как выражение откровенности чувств. В наш прагматичный век здравомыслящими людьми это воспринимается как безумие.

И Горбачевский разводит по разным полюсам героинь, дополняющих и отлично понимающих друг друга в пьесе: Мари – не от мира сего, Жанна – как все, нормальная, точно знающая, как нужно поступать в любой ситуации. Потому Жанна в исполнении Натальи Фаустовой становится и воспитателем, и надзирателем для своей не ориентирующейся в мире подруги. Отсюда командный голос, нажим, раздражение, морализаторство в интонационном рисунке роли. Текст реплик таким интонациям сопротивляется, что и рождает, видимо, искомый трагикомический эффект.

Но более всего на режиссерскую концепцию работает образ Мари, каким его создает Любовь Вишневская. Она играет темпераментную, на грани безумия, так и не повзрослевшую к своим пятидесяти годам женщину. Горбачевский заставляет ее Мари с легкостью вскакивать на стулья и кровать, и в этих попытках оторваться от земли – демонстрация того, что героине физически невыносимо пребывание в плоском и пошлом мире сегодняшней реальности так называемого здравого смысла. Актриса то замирает в неподвижности, то вихрем летает по сцене, напоминая раненую птицу, которую насильно держат в клетке. И весь ее внешний облик – субтильная барышня неопределенных лет, по-девически легкая, но с печатью возраста на лице, с низким, каким-то надломленным голосом – помогает подчеркнуть странность героини и рождает надрыв, тот оголенный нерв, на котором Любовь Вишневская держится от первой до последней сцены.

Под стать странной женщине и ее мужчина. Виктора играет Юрий Чулошников. Он тоже не от мира сего, поэтому и понимает. Поэтому когда-то и был пациентом Жанны. Странность мужчины, предназначенного странной женщине, выражается в вышедшей из моды галантности и мужской сдержанности, а также в несуразности и какой-то острой несовременности его костюмов.

Итак, мысль, которую вычитывает режиссер из пьесы и на которой строит свою концепцию, прозрачна – в наш век потребителей и прагматиков романтическое мироощущение воспринимается «нормальными» людьми как болезнь. Но когда тебе долго внушают, что ты безумец, в конце концов, ты можешь им стать. В классическом фильме Джорджа Кьюкора «Газовый свет» этот сюжет прекрасно отыгрывала Ингрид Бергман. Ее героиню спасла влюбленность мужчины, разоблачившего подлую игру того, кому это безумие было выгодно.

Героиню Любови Вишневской спасает тоже любовь. А Мишель? Он появляется словно затем, чтобы возвестить об окончательном расставании Мари с сюжетом ее прошлой жизни. Но не с верой в любовь, которая была главной темой этого сюжета. «I need you, I love you, I want you». Звучат «Битлз», герои танцуют рок-н-ролл. И ритмичная мелодия, как дождь, который смывает все следы, перечеркивает тот протяжный, ноющий и надрывный звук, с которого начиналась эта история на этой сцене.

Фото Николая Заботина

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.