Оглянись и посмотри вперед / Виктор Комиссаржевский "Театр, который люблю"
Выпуск №3-233/2020, Перечитывая заново
В. Комиссаржевский. Театр, который люблю. Статьи, очерки, заметки. Всероссийское театральное общество. Москва, 1981
В период самоизоляции наступает время (не говорю обо всех без исключения), когда хочется «перепроверить» полученные некогда из старых книг мысли, ощущения. Жизненный опыт дает несколько иной взгляд: что-то становится ближе, над какими-то страницами ностальгически улыбаешься: «Как молоды мы были, как верили в себя...» и - откладываешь книгу, не дочитав до конца. Понимая, что в сегодняшние твои взгляды и мысли она «не попадает».
Это - естественный процесс, который формируется в человеке годами и десятилетиями: то, что казалось прекрасным по точности определений и переживаний, из дня сегодняшнего видится наивным. А порой случается совсем иначе.
... Бродя несосредоточенным взглядом по густо уставленным книжным полкам домашней библиотеки, внезапно останавливаешься на давным-давно вышедшей и прочитанной книге, и испытываешь желание что-то в себе проверить. Так произошло, когда я натолкнулась на книгу Виктора Григорьевича Комиссаржевского, режиссера и критика, изданную в 1981 году. В том самом году, когда он ушел из жизни. Название ее говорит само за себя: «Театр, который люблю» и посвящено театральному процессу всего лишь одного десятилетия - 70-х годов ХХ века и открывается предисловием Г.А. Товстоногова.
Сведения о Викторе Комиссаржевском в Театральной энциклопедии, на просторах интернета весьма скудны. Как и память об этом человеке, сохраненная немногими и, полагаю, почти незначительная для молодых поколений театральных критиков и режиссеров, потому что ничего громкого и скандального в его жизни не случилось.
Ученик Николая Хмелёва, соратник Андрея Лобанова, Комиссаржевский с 1934 года был режиссером Московского театра-студии под руководством Николая Хмелёва, который с 1937 года стал называться Театром имени М.Н. Ермоловой. На этой сцене он впервые выступил как режиссер в 1941 году, поставив спектакли «Вечер в Сорренто» и «Нахлебник» И.С. Тургенева. Его постановки «Чудак» Назыма Хикмета, «Пушкин» Андрея Глобы, по признанию современников, вошли в золотой фонд советской театральной классики, положительные отзывы получили такие спектакли как «Наш корреспондент» Л. Левина и И. Меттера, «Счастье» по П. Павленко. С 1950-х ставил спектакли и в других театрах, в частности, отмечалась постановка «Веера леди Уиндермиер» Оскара Уайльда в Малом театре.
А еще Виктор Григорьевич Комиссаржевский писал книги, вел цикл радиопередач «Театр и жизнь», выступал в прессе как театральный критик. И даже поставил полнометражный игровой фильм «Знакомьтесь, Балуев!», но, обескураженный резкой критикой зрителей и специалистов по кинематографу, Виктор Комиссаржевский в игровом кино больше не работал...
Но все это написано, чтобы кто-то вспомнил, а большинство узнали имя человека, перечитать книги и статьи которого сегодня не только важно, но и полезно.
Театральный процесс 70-х годов ушедшего столетия предстает со страниц книги «Театр, который люблю» как многоцветное явление - и в нестандартном сочетании известных коллективов, любительских студий, некоторых увиденных во время московских гастролей или в дальних поездках спектаклях республик из состава СССР и заграничных. Умение, подробно описывая один или несколько эпизодов того ли, иного ли спектакля, вызвать в памяти или «нарисовать» для никогда не видевших целостную картину, раскрывающую главную мысль замысла и воплощения режиссера, артиста, ансамбля, - воспринимается сегодня поистине уникальным. Мы, кажется, разучились сегодня анализировать, видеть через частность общее, выражать свои мысли с помощью «великого и могучего русского языка», не сводя разговор о спектакле к пересказу сюжета. В основном, не через то, что имел в виду постановщик, а что сумели увидеть или придумать себе сами.
Названием этой статьи стало наименование одной из глав. Не из лени придумать что-то свое, а по соответствию самой сути книги, собранной из статей, очерков, заметок, опубликованных Виктором Комиссаржевским на протяжении всего десятилетия в газетах, журналах, сборниках. Ни на одной из них нет следа поспешности, скороговорки - в самом небольшом объеме (таких, впрочем, очень немного, в ту благословенную пору количеством знаков не ограничивали, понимая, что высказывание должно быть убедительным) автор умудряется раскрыть главное. Не просто в конкретном произведении, а в том, насколько органично вписывается оно в контекст поисков современного театра. Богатый режиссерский опыт автора помогает ему, а через него - и читателям - понять, насколько трудно достигаются успех, удача. И как многому может научить неудача. О театре говорит не критик, заглянувший по заданию своего издания в театр, чтобы в завтрашней газете был опубликован его скороспелый материал, а доброжелательный профессионал, для которого театр - его родной мир, его любовь, его жизнь... Причем, по обе стороны рампы, чему научил Виктора Григорьевича Комиссаржевского его «двойной» опыт.
Досконально зная цену успеха и неуспеха, Комиссаржевский в рассказе о каждом спектакле сосредоточен на главном. В открывающей книгу статье «Устарел ли Станиславский?» практик и теоретик, он отмечает очень важное (для 70-х годов куда менее значительное, чем в 2000-х!): «Станиславский физически страдал, когда слышал изуродованную человеческую речь. «Слово со скомканным началом подобно человеку с расплющенной головой. Слово с недоговоренным концом напоминает мне человека с ампутированными ногами. Выпадение отдельных букв и слогов - то же, что провалившийся нос, выбитый глаз или зуб, отрезанное ухо и другие подобного рода уродства. Когда у некоторых людей от вялости или небрежности слова слипаются в одну бесформенную массу, я вспоминаю мух, попавших в мед». И совсем о другом (но, по сути, о том же измельчании) - размышления над словами американского философа Оливера Тоффлера, утверждавшего, что «800-е поколение знаменует собой разрыв со всем прошлым опытом человечества».
«Все недолговечно, - комментирует Комиссаржевский, - все выбрасывается в тот момент, когда появляется новая, более усовершенствованная модель: мелькают компьютеры, марки машин, образцы детских игрушек, направления в искусстве...» Тоффлер говорит и о вымышленных персонажах, проникающих в наше сознание с театральных подмостков и страниц книг. А значит, пишет Комиссаржевский, «можно выбросить из своего сознания Гамлета, как бумажный стаканчик из-под кока-колы? Зачеркнуть небо Андрея Болконского, забыть черное солнце Григория Мелехова? Значит, Чаплина можно выбросить из благодарной памяти человечества?.. Все настоящее «не выбрасывается». Оно живет в нашем времени и подгоняет будущее, помогая людям создавать, по словам Фолкнера, «из материала человеческого духа нечто, чего не существовало раньше».
Другой вопрос: насколько ценным окажется это «нечто». Но в далеких от нас 70-х годах этот вопрос был не столь актуальным, как сегодня...
На страницах книги «Театр, который люблю» оживает время; короткие, сжатые рассказы, пробуждающие воображение, о той или иной роли Ларисы Малеванной, Георгия Тараторкина, Александра Абдулова, Иннокентия Смоктуновского, Марка Прудкина, Николая Волкова, Льва Дурова, Михаила Ульянова (невозможно перечислить всех!), о героях пьес А.Н. Островского, Н.В. Гоголя, Алексея Арбузова, Александра Вампилова, Игнатия Дворецкого, о режиссерском новаторстве Зиновия Корогодского, Георгия Товстоногова, Анатолия Эфроса, Юрия Завадского, Юрия Любимова, воспоминания о Николае Хмелеве и Андрее Лобанове органично переходят в размышления о студийных театрах, об их начале, одаривающем большими надеждами.
Идет ли речь о спектаклях взрослых или детских, Виктор Комиссаржевский не изменяет своим принципам анализа спектакля. Порой его доброжелательность становится более строгой и требовательной, но ни в одной строке, ни одним намеком не проглядывают в словах критика пренебрежение или снисхождение. И это тоже - хороший урок сегодняшним критикам, которым адресованы сквозь десятилетия слова: «Когда в спектакле живет поэзия театра, она и критика делает поэтом, разумеется. Если он вообще приспособлен к сему занятию».
О грузинском, прибалтийском, немецком и других театрах Виктор Григорьевич пишет с той же мерой пристрастности, что и о своих «родных», критерии оценок не меняются, но в каждом он умеет «вычислить» и почувствовать главное. Даже, как говорилось уже, через один-два эпизода. И передать это своим читателям, заставив их задуматься.
А слова из заключения к книге: «Может быть, когда-нибудь я напишу книгу о театре, который ненавижу», - прочитываются с грустной улыбкой: ведь в «Театре, который люблю» между строк зримо и выпукло очерчено все, что было неприемлемым для Виктора Григорьевича Комиссаржевского.
Бережно ставлю книгу на полку, повторяя: «Оглянись и посмотри вперед...»
Фотогалерея
