Дорога к себе / "Дина Шварц. Дневники и заметки"
Выпуск №9-239/2021, Перечитывая заново
Дина Шварц. Дневники и заметки. Составитель Е.А. Шварц. Редактор, автор примечаний и указателей имен и названий С.В. Дружинина. СПб: ИНАПРЕСС, 2001
... Переходишь Лештуков деревянный мост через Фонтанку и слева от центрального входа в Большой драматический театр им. М. Горького (ныне имени Г.А. Товстоногова) - ворота и дверь в маленькую будочку, где охрана строго спрашивает, к кому именно идешь. Потом несколько шагов по двору, дверь в служебный вход. Приветливая женщина вежливо попросит повесить свою верхнюю одежду, не занимая некоторые крючки, - на них привыкли оставлять свои пальто и куртки те или иные артисты и работники театра. Еще несколько шагов по коридору и - лестница, ведущая на второй этаж. Справа на площадке второго этажа, перед дверью в зрительскую часть, где за первой дверью - святая святых, кабинет Георгия Александровича Товстоногова, перед которым небольшая, очень уютная не приемная, не «преграда», а царство помощника великого Мастера, Ирины Николаевны Шимбаревич. Круг ее обязанностей перечислить невозможно, она нужна всегда и всем: телефон звонит, люди забегают с такими разными, порой не относящимися к театру вопросами, что у находящегося здесь посетителя голова идет кругом уже через полчаса...
Но сначала - та дверь, что на лестничной площадке: комната, в которой обитает Дина Морисовна Шварц, удивительная, выдающаяся женщина, пожертвовавшая блестящим театроведческим будущим, которое ей единодушно предрекали, посвятив свою жизнь Георгию Александровичу Товстоногову. Спустя много лет Товстоногов написал: «... ее участие давно уже стало для нас необходимым во всем, что касается творческой деятельности коллектива. Для меня она - первый советчик, то зеркало, на которое каждому из нас бывает необходимо оглядываться. Ее амальгама отражает чисто, верно, глубоко... Свои спектакли я могу ставить и без ее помощи. Но мне невозможно представить себе, как без ее участия я мог бы строить свой театр».
27 апреля нынешнего года Дине Морисовне Шварц исполнилось 100 лет. 23 года прошло со дня ее ухода из жизни, 20 - с выхода книги «Дневники и заметки», составленной ее дочерью, известной поэтессой Еленой Шварц, которой уже тоже нет на свете. Поверить во все эти даты невозможно! Я по сей день часто мысленно проделываю незабываемый путь от набережной Фонтанки до двери ее кабинета: никакая деталь не исчезла из памяти, долгие годы «моей жизни при БДТ», годы любви и верности, неизменным остается ее облик: маленькая, хрупкая женщина с дымящейся одна за другой сигаретой была едва ли не самым надежным камнем в фундаменте театра, который построил Товстоногов.
Перечитывая книгу Дины Морисовны сегодня, в чем-то соглашаешься с одним из первых ее рецензентов Александром Соколянским: да, порой вызывают чувство досады пропуски достаточно важных для жизни театра лет, обсуждаемых спектаклей; значительно полнее представлена на страницах жизнь юной девочки и девушки, нежели та ее часть, в которой существовало главное - то, что Шварц и Товстоногов нашли друг друга однажды и навсегда. Это главное точно сформулировал Кирилл Юрьевич Лавров: «Она была ему необходима, а он был ее бог и кумир».
Но сквозь строки книги проступает иное, то, что, быть может, не увиделось и не оценилось в полной мере сразу после ее выхода: человеческая целостность, принципиальность, точность суждений и оценок и человеческая непоколебимая верность. Верность, выражавшаяся порой трогательно и даже немного смешно. По воспоминаниям Кирилла Лаврова, «помимо всего прочего, она была очень хорошим человеком - добрым, умеющим хорошо относиться к людям. Хотя по отношению к своему театру не всегда была объективна и зачисляла в разряд своих недоброжелателей и даже врагов всех, кто осмелился хоть что-то критическое сказать про БДТ. Не любила говорить артистам в глаза про неудачи, всегда старалась найти какие-то смягчающие фразы, чтобы не огорчить. Не любила вывешивать ругательные рецензии. Прочтет где-то что-то - и в наивной вере, что никто, кроме нее эту рецензию не видел - спрячет ее. Чтоб не дай бог артист N не увидел, что его ругают. Меня это даже иногда раздражало, и мы с ней по этому поводу схватывались. Но переделать ее было нельзя. Она хотела сохранить в театре поле доброжелательности». Поле доброжелательности - не стоит ли к этим словам приложить сегодня словарное значение?..
Перечисленное Лавровым - черты, которые ищешь и так редко (редчайше!) находишь в окружающих. И еще Дину Морисовну отличал тот высочайший уровень культуры в соединении с интуицией и умением сочленить прошлое с настоящим, протягивая нить в будущее, чего почти не сыщешь в наши дни.
Читатель с неподдельной горечью ощутит, что период после ухода из жизни Георгия Александровича был для Дины Морисовны очень трудным. Оставшийся ей земной срок верности его памяти, попытке сохранить театр, который они строили с 1956 года, - она берегла свято. Когда-то молодая Дина Шварц, завлит Театра им. Ленинского комсомола, на всю оставшуюся жизнь выбрала свой путь: ушла за Товстоноговым в Большой драматический, испытывавший тяжелейшие времена, чтобы вместе с ним строить Театр-Дом. Она с трудом доживала отпущенные годы, но продолжала стойко бороться за будущее БДТ. В заметках Дины Шварц, порой очень коротких, почти конспективных, ощущается та дневниковая интонация, что присуща человеку, привыкшему записывать свои настроения и переживания с юности, но с течением времени - все более коротко и конкретно, для себя, а не для круга читателей. Но нередко именно воспоминания диктовали необходимую подробность и пронзительную интонацию. Так писала она четверть века спустя после выпуска спектакля «Беспокойная старость» с блистательным Сергеем Юрским в роли профессора Полежаева: «Шел 1970 год... Как все это больно сейчас вспоминать... Как все было ненатужно, легко, без предварительных расчетов, с неосознанием риска... Думали, мечтали, перебирали, словно жизни впереди было - сотни лет. Был Дом, театр, где и ошибиться не страшно, были громкие триумфы, неудачи, полуудачи... И казалось, что все еще впереди, а талант режиссера найдет выход из самого сложного положения. Бесконечные мысли и «думанья» сочетались с легкостью, даже с легкомыслием и с привычкой к риску, без которого нет творчества».
И едва ли не самая известная из «Дневников и заметок» запись, не единожды процитированная: «1989. 23 мая, примерно в 7 часов (18.30) вечера, за рулем своего «мерседеса» в районе Марсова поля скончался Г.А. Товстоногов. Вот и кончилось все. Нет театра, нет жизни. С ним было связано все. Ради него я пошла в театр, без него работать не могу. Последние два года он не ставил спектакли, он болел. Очень серьезно болел, чего мы до конца не понимали. Его «сломала» Америка, бессмысленное турне, организованное мерзким дельцом, после полуторамесячной работы». Но, думается, необходимо продлить ее: «Июнь.Тянутся дни без Г.А. Пустота, полная катастрофа. Ждем Лаврова со съезда. Будто он может что-то исправить. Здравомыслящий человек, он должен быть единоличным правителем, хотя бы на время. Он хочет что-то вроде коллегии из 3-4 человек, это конец. Впрочем, мне все равно, мне надо исполнить долг - записать все, что помню за 40 лет... Все больше позывов уходить. Не потому, что я ни в кого не верю... а потому, что нельзя в 68 лет начинать что-то новое. Моя песенка спета - вместе с Г.А.»
Верно отметил Кирилл Юрьевич: «Она пришла в театр с Георгием Александровичем как часть его, была абсолютно слита с ним во взглядах, в принципах. Главным в этом тандеме, конечно, был всегда Шеф, но Дина так была растворена в нем, так его понимала, как будто бы была вторым его «я»...»
И это второе «я» не могло и не хотело существовать без первого, хотя свой долг продлить жизнь Дома на Фонтанке, продолжала выполнять: ездила смотреть спектакли Владимира Петрова в Севастополь, призывала Темура Чхеидзе выполнить желание Товстоногова - поставить «Коварство и любовь» Шиллера. И годы спустя спектакль этот вышел и покорил своеобразной данью памяти Мастеру. Трагический и светлый, он по-новому раскрыл высочайший профессионализм и неожиданные черты характеров Президента-Лаврова, Миллера-Ивченко, леди Мильфорд-Фрейндлих, артистов более молодого поколения, Вурма-Толубеева, Луизы-Поповой и Фердинанда-Морозова... Это было поистине яркое и вдохновляющее событие в жизни Дины Шварц, в жизни БДТ!
Когда-то давно Дина Морисовна сказала мне, что человек, став завлитом, не имеет права писать ни о своем, ни о каком бы то ни было театре. На вопрос: «Почему?» ответила безапелляционно: потому что можно и необходимо оценивать для себя спектакли других театров, зная, что ты служишь единственному в мире, лучшему театру. Сегодня все изменилось. Бывшие завлиты ныне обречены заниматься пиар-деятельностью и вряд ли считают свой театр единственным и лучшим. Впрочем, может быть остались еще реликтовые представители этой профессии, но мне трудно представить, чтобы они занимались тем, о чем рассказывал Кирилл Лавров: «42 года она каждый день записывала свои впечатления от прочитанных пьес - то есть ею в рабочем порядке зафиксирована и проаннотирована история советской драматургии. Случай уникальный. Она была профессионалом высокого класса именно как завлит, но она была и очень индивидуальна. Это был уникальный случай, когда ее личность не ограничивалась рамками профессии».
Дина Шварц, действительно, была значительно «шире» привычной в то время профессии: она помогала Георгию Александровичу в создании инсценировок «Идиота», «Тихого Дона», благодаря ей появились в репертуаре «Пять вечеров» Александра Володина, «Прошлым летом в Чулимске» Александра Вампилова (с какой удивительной нежностью, любовью пишет Дина Морисовна о нем!), при ее участии создавались пьесы «Правду! Ничего, кроме правды!!!», «Третья стража» и сценические редакции пьес «Беспокойная старость», «Ханума», «Варвары», «Мещане», «Дачники», «Ревизор» и другие...
Дина Морисовна помогала Товстоногову в работе над статьями и книгами и еще - как вспоминал Кирилл Лавров - «... феноменально составляла письма, телеграммы. Вот юбилей кого-то, надо написать поздравление... Моментально садилась, брала листочек, писала страницу - и, даже не очень близко зная человека, но зная о нем какие-то главные вещи, писала так, что было впечатление - написано о близком. И всегда это носило совсем неофициальный характер, она умела придать любой бумажке теплое дружеское отношение». И это - поистине удивительное, почти исчезнувшее в нашем суетливом дне сегодняшнем качество: тепло и душевно обратиться к человеку, которого мало знаешь, дать ему почувствовать себя близким, причастным к великому братству БДТ.
... Писать об этой удивительной женщине можно много, но лучше - прочитать «Дневники и заметки», чтобы погрузиться в мир, которым она жила. И вновь вспомнить Кирилла Юрьевича Лаврова: «Когда не стало Г. А., она вся осталась в том театре. Иногда это вызывало у меня даже какое-то раздражение, мы с ней схватывались, потому что по любому поводу она приводила примеры из жизни Г. А.: «А вот Г. А. в этом случае...» Я ей говорил: «Дина, ты знаешь, как я отношусь к Г. А., но его нету. Что же мы будем все время обращаться к нему? Надо делать что-то другое, что в наших силах». Но она несла тот дух Большого драматического театра, который царствовал эти 33 товстоноговских года. И сейчас, проходя мимо ее комнаты, я каждый раз забываю, что ее нет, и смотрю - есть ли в щелочке свет, есть Дина на месте или нет... Живая дверь с полосками от никотина: в ее кабинете всегда бывало так накурено, что дым пролезал сквозь щели и оседал на створке двери. Эти полоски заметили только после ее смерти».
Дина Шварц осталась легендой не только Большого драматического театра, но и почти исчезнувшей профессии для всего театрального мира. Символом верности и служения.
Нет Дины Морисовны уже много лет, нет и Кирилла Юрьевича Лаврова, вряд ли остались на створке двери после ремонта здания эти полоски. А я все продолжаю свой путь наяву, а иногда и во сне: по деревянному Лештукову мосту через Фонтанку к театру, где слева от центрального входа - будочка, двор, гардероб для артистов и работников театра, лестница на второй этаж...
Это - моя дорога к себе с нетускнеющей памятью о Дине Шварц...
Фото с официального сайта БДТ им. Г.А. Товстоногова
Фотогалерея
