Основной инстинкт / Юбилей у Бориса Эйфмана

Выпуск №1-241/2021, Юбилей

Основной инстинкт / Юбилей у Бориса Эйфмана

Борис ЭЙФМАН - создатель собственного стиля, театра и хореографического мира, во многом не совпадающего с тем, какой складывался через преемственность традиций и мерками haute couture на протяжении веков, отметил 75-летие, и его семьдесят пять в балетном численнике заметны как в ряд, так и вертикалью, так и по диагонали. В семьдесят пять, однако, верится с трудом, ибо ни в стиле, ни в театре, ни в хореографическом мире Эйфмана с поры его дебютов - а это Ленинград, рубеж 70-80-х, «Двухголосие» на музыку Pink Floyd, «Бумеранг» по композициям Маклафлина, «Поединок» по Куприну и «Идиот» по Достоевскому - практически ничего не изменилось, разве что намеченное эскизно со временем огранилось, обрело ярко выраженные вкус и цвет, превратилось из набросков в законченные полотна, из коих можно составить галерею раритетов, постоянно и неожиданно пополняемую новыми портретами и композициями.

Не устал, не пообвыкся, не устарел. Не избежал редкой, но счастливой участи превратиться из бунтаря и новатора в классика, наплодил, того не желая, эпигонов и подражателей, но поразительно сохранил в себе детский интерес к сущему, тягу к новизне и страсть к первооткрывательству. Возможно, и сам не до конца понимает, как это у него получается: привык работать от зари до зари, осваивать нетронутые пространства, приоткрывать завесы тайн. Находя хореографическое тождество времени и зрителю, находит эмоцию, объединяющую сцену и зал.

Спектакли Эйфмана не живут одним днем, во многом они похожи на своего автора - не устаревают, не выгорают, самообновляются. Творческое долголетие их той же, что у него, природы: механизм развития нацеливает от наброска к полотну, от детали - к завершенной композиции, от намеченного штриха - к протяженной линии. Эйфман умеет раздвинуть горизонты, в способности преодолевать барьеры - сила его неукротимого дара.

В пору исканий, когда его негласно объявляли изгоем, мог сделаться диссидентом, прибиться к другим берегам, но любовь к Ленинграду, к его балетными сферам и фигурам оказалась неуязвимой и закалила характер: внутри этих волшебных сфер и в диалоге с этими фигурами, в среде классиков-небожителей Эйфману хотелось творить. Его театр, его стиль и его мир возникли в диалоге с этой средой, а не в противоречии к ней. Название первых опусов - «Двухголосие», «Бумеранг», «Поединок», «Покорение стихии», «Про и контра, или Контрапункт» - отражали скрытый сюжет его, Эйфмана, вхождения в самодостаточный мир петербургского балета, его отторжения и принятия им, получения квоты на прописку. Не они одни, но и большие сочинения - очень скоро хореограф подпал под власть многоактного драматургически насыщенного спектакля, значительно сократив в репертуарном листе своего театра долю одноактовок и миниатюр, подспудно проявляли в себе тему художника и власти, художника и писателя (композитора), художника и персонажа, художника и зрителя. Во всех Эйфман присутствовал незримым персонажем: что в «Безумном дне, или Женитьбе Фигаро» на музыку Россини, что в «Реквиеме» на музыку Моцарта, что в «Чайковском», «Дон Кихоте, или Фантазиях безумца» на музыку Минкуса.

Театр Эйфмана потому и вышел на мировую хореографическую арену авторским, что его создатель в каждой новой работе, говорил не только от себя, но и про себя: в «Мастере и Маргарите» по Булгакову, «Карамазовых» по Достоевскому, «Русском Гамлете» - о сыне Екатерины Великой Павле I, «Дон Жуане, или Страстях по Мольеру», «Чайке» по Чехову и «Онегине» по Пушкину, «Анне Карениной» по Толстому, «Родене» и «Эффекте Пигмалиона».

«То, что я делаю», - говорит Эйфман, - можно назвать танцем эмоций, свободным танцем, новым языком, в котором сплелись и классика, и модерн, и экстатические импульсы, и многое другое...» На место «другого», куда входит великая литература и великая музыка (Бах, Моцарт, Бетховен, Шуберт, Берлиоз, Вагнер, Мусоргский, Чайковский, Малер, Скрябин, Рахманинов, Брамс, Берг, Гершвин, Шнитке etc.), избираемые Эйфманом для своих спектаклей, его безусловный организаторский дар (в 2013 году он открыл в Санкт-Петербурге Академию танца), выдающийся талант сочинителя, или, по словам его биографов, «инстинкт к сочинению», самостоятельно выпестованный, умело развитый и бережно сохраняемый. Основной инстинкт в меняющемся быстро, как сама жизнь, хореографическом театре.

 

Фото Нины АЛОВЕРТ

Фотогалерея