СЕВАСТОПОЛЬ. Еврипид на сцене античного Херсонеса

Выпуск №2-242/2021, В России

СЕВАСТОПОЛЬ. Еврипид на сцене античного Херсонеса

Летом в Севастополе театральный сезон в разгаре. Проходят фестивали, открывается на краткий срок площадка под открытым небом - античный театр в Херсонесе. Археологи раскопали и реконструировали часть театра, сохранив руины и стены древних зданий позднего времени, но даже небольшой сектор прежнего амфитеатра способен воссоздать атмосферу античного зрелища. Морской пейзаж перед глазами, неизменный закат солнца, постепенное нисхождение ночи - всё так и было тысячелетия назад. Не удивительно, что особый интерес у зрителя вызывают спектакли по пьесам древнегреческих авторов.

Премьера нынешнего лета - спектакль по мотивам трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде» поставлен режиссером и актером Севастопольского драматического театра им. А.В. Луначарского, заслуженным артистом России и Украины Евгением Журавкиным под названием «Троянская война. Начало».

Работа над пьесой античного автора требует от постановщика незаурядных познаний в области классической филологии и античного театра, а также воображения, поскольку эта драматургия насчитывает более двух с половиной тысячелетий. Многие известные режиссеры, понимая, что невозможно повторить древнейший замысел, предлагают субъективные, часто авангардные интерпретации.

Современным греческим актерам помогает язык оригинала, они подчеркивают в тексте черты оратории, музыкального исполнения. Сам древнегреческий текст, невероятно разнообразный по стихотворным размерам, был предназначен для декламации, пения, речитатива, а хореография и пантомима делали сценический образ особенно выразительным. Такие спектакли, поставленные в сохранившихся до наших дней античных амфитеатрах, вызывают сильные чувства.

Текст нынешней постановки «Ифигении в Авлиде» Еврипида в переводе Иннокентия Анненского далеко не во всем совпадает с первоисточником, замечает знаменитый филолог-классик Владимир Ярхо, однако между ними несомненно родство эстетического свойства. Анненский сохраняет возвышенный строй, музыкальность, ритмичность, красоту речи, свойственные трагедии Еврипида.

В античной драме не так много действия, на первый план выходят диалоги, основанные на перипетии. Воспримет ли современный зритель особенности античной трагедии - миф в основе сюжета, длинные монологи героев, статичность мизансцен, отсутствие активного действия? По мнению Евгения Журавкина, «не было задачи сделать реконструкцию, важно быть максимально понятым современным зрителем».

Режиссер убирает партии хора, сокращает текст, оставляя ясную сюжетную линию, совпадающую с известным греческим мифом о принесении в жертву богине Артемиде царской дочери Ифигении (дитя Клитемнестры и Агамемнона). Таково условие успешного морского похода эллинов в Трою и возвращения похищенной троянским царевичем Парисом прекрасной Елены. Яркая деталь - напряженное ожидание ветра, который по воле богов наполнит паруса, является лейтмотивом драмы.

Журавкин в качестве режиссерской композиции выбирает последовательное действие, где каждая мизансцена предполагает неожиданный поворот в судьбе героев: они все стоят перед выбором. Царь Агамемнон (Евгений Журавкин) как любящий отец не может пожертвовать дочерью, но как полководец, объединивший греческие войска, обязан сделать всё для успешного похода. Менелай (Алексей Красноженюк, Андрей Бронников), оскорбленный муж, требует возвращения Елены, но он брат Агамемнона и готов отменить поход, чтобы избежать страшной жертвы. Есть выбор и у Ифигении (Галина Пятигорец, Виктория Мулюкина).

Человек в борьбе с неодолимым Роком - основа трагического конфликта в драмах Еврипида. Боги не объясняют свои поступки, но уничтожают того, кто выступит против их воли. Метафорическим воплощением трагического конфликта в сценографии спектакля становится силуэт корабля на фоне полуразрушенной античной стены. Он создан из канатов и металлических конструкций и завершается большим полотнищем паруса, ожидающего попутного ветра. Художник-сценограф, заслуженный деятель искусств Севастополя Ирина Сайковская предложила две сценических площадки: внизу на небольшом подиуме и наверху, возле паруса, ближе к богам, где происходит жертвоприношение. Их соединяет лестница, по которой Ифигения добровольно идет на заклание. Это - метафора жизненного пути человека от радости и неведения к трагедии небытия. Декорация позволила создать изумительно красивую и торжественную мизансцену, когда при заходящем солнце Ифигения в белом хитоне по лестнице поднимается к парусу и жертвеннику, на каждой ступени лестницы застыли воины с круглыми щитами, а внизу Клитемнестра в пурпурном одеянии (Ирина Демидкина) сложила руки в мольбе... Эта сцена и скульптурна, и живописна, как будто сошла с вазописи эллинов.

Костюмы воинов (художник - лауреат Российской национальной театральной премии «Золотая Маска» Фагиля Сельская) не просто отражают в деталях гомеровскую эпоху, но подчеркивают метафорический смысл сценографии и обладают единой цветовой гаммой: все оттенки меди, бронзы (как в тексте, «блеск и медь»). Они выделяются в темноте на фоне серых руин и напоминают о «медном и героическом веках». Женские платья при движении ритмично колышутся, подобно волнам.

В центре режиссерской концепции вопрос о возможности пожертвовать человеком ради высокой цели или общего блага. Именно в греческой культуре возникло понятие гуманизма, человеческой меры, применяемой ко всему мирозданию, и Еврипид акцентировал тему, начатую Эсхилом и Софоклом. Когда-то и Антигона решала, почтить ли ей подземных богов и принять смерть или выбрать счастливую долю жены и матери. В последующей мировой литературе герои разных эпох оказывались жертвами в потоке истории. Таковы Гамлет и Лир у Шекспира, Калигула в пьесе Камю, Евгений из «Медного всадника» Пушкина, Филемон и Бавкида в трагедии «Фауст». Однако нравственный смысл этой проблемы, характерный для нашего времени, заключен в словах Ивана Карамазова. Для него «мировая гармония» не стоит «слезинки замученного ребенка». В трагедии Еврипида сталкиваются эти позиции. Для матери пожертвовать ребенком немыслимо, для воинов во главе с Агамемноном жертва желательна ради восстановления величия Эллады. Евгений Журавкин не дает однозначного решения, зритель должен выбрать сам. Есть высокая миссия эллинов в походе на Трою, материнский гнев Клитемнестры, но есть и героический выбор Ифигении, которая добровольно жертвует собой и гасит междоусобный конфликт.

Сценический образ спектакля основывается на условности, соединяющей особенности театрального искусства, музыки, литературы. Евгений Журавкин соотносит специфику древнегреческого театра с элементами классицистической трагедии. Он оставляет принцип античной мизансцены: на сцене не больше трех актеров. Сохраняется важный запрет древнегреческой трагедии: не показывать на сцене убийства и злодеяния. Принесение в жертву Ифигении происходит за парусом. Мизансцены, за небольшим исключением, фронтальны, герои статичны, развернуты к зрителю. Так демонстрирует свой божественный статус молодой Ахиллес (Роман Шукри, Петр Харченко), величаво, почти скульптурно, с минимумом движений. Для всех героев характерно сдержанное сценическое поведение. Скупость жеста контрастирует с внутренним напряжением каждого персонажа в ситуации немыслимого выбора. Заметим, что жесты не произвольны, а упоминаются в античных литературных источниках. Обнимают колени в мольбе, целуют руки герои «Илиады», Агамемнон гладит руки дочери, как это описано Еврипидом в «Медее».

Лица актеров в спектакле едва ли не спокойны, они сами по себе напоминают маски, в конце трагедии Агамемнон, принявший страшное решение, и вовсе закрывает лицо шлемом. Та же сдержанная экспрессия ощущается, когда актеры декламируют длинный поэтический текст. Эмоциональным лейтмотивом постановки режиссер считает условное «оперное спокойствие», связанное с музыкальностью и ритмом поэтических строк, и если актер собьется, то он может «опереться» на звуки флейты, сопровождающие спектакль.

Трудно выделить работу кого-либо из актеров, поскольку ансамбль сложился гармонично и в едином возвышенно поэтическом стиле. Он совпадает с атмосферой древнего приморского Херсонеса и близок нашим представлениям о своеобразии античного театра. Спектакль понятен публике, которая откликается на трагическую историю, ее изысканный зрительный образ и красивую, полнозвучную, слегка архаическую речь. Это свидетельствует о высоком профессиональном уровне всех участников спектакля.

Меня же привлекло объяснение режиссера о побудительных причинах выбора не самой известной трагедии Еврипида. Есть совпадения, которые сокращают время и пространство между людьми разных эпох. Евгений Журавкин, живя у моря, занимается виндсерфингом и рассказывает, как волнует всех ожидание ветра. Ему самому нравится шелест парусов - они хлопают, шевелятся, как живые... Ветер переменчив, штиль обманчив, за ним следует буря. «Игра с ветром и морем - это и есть сражение!» - говорит Журавкин.

Так ждали ветер в паруса и воины Агамемнона. Так, почти интуитивно, сложился сценический образ «Ифигении в Авлиде» на сцене античного театра в Херсонесе в атмосфере приморского города.


Фото Анатолия КОСТЕННИКОВА

Фотогалерея