Некоторые заметки к юбилею комедиографа / 400 лет Мольеру

Выпуск №6-246/2022, Взгляд

Некоторые заметки к юбилею комедиографа / 400 лет Мольеру

Есть в истории культуры художники, чье творчество выходит за границы своей эпохи и предполагает нечто большее, чем эстетическое совершенство. Таков Мольер.

Проходят века, пьесы «королевского комедианта» ставятся во всех театрах мира, а в «Комеди Франсез», который еще называют «Домом Мольера», они идут ежегодно в течение трехсот пятидесяти лет! Такое постоянство говорит о том, что сюжеты его комедий, типы героев, их страсти, пороки, возвышенные чувства, моральные поучения узнаваемы, до сих пор интересны, а в особые моменты и вовсе бесценны. Так, в годы Второй мировой войны в период фашистской оккупации в «Комеди Франсез» играли классику, очень много Мольера. Известный театровед Лев Гительман писал: «Блеск их профессионального мастерства помогал поддержать национальную комедийную традицию, непобедимую даже в обстановке жестокого насилия». Французам напоминали о величии их культуры, и пьесы Мольера были более чем уместны.

«Высокая комедия» Мольера соединила жизнеутверждающий и грубый смех народного площадного театра с классицистической техникой, философскими раздумьями, сатирой, нравственными, социальными и политическими проблемами, и все это он создал в условиях жесткой цензуры...

Художественный мир комедий Мольера исполнен универсальных образов. В экспозициях его пьес, в характеристике персонажей, их монологах, самом языке редко встретишь описание подробностей, конкретных исторических деталей. Нет и особого внимания к индивидуальным свойствам героев, поэтому постановщики часто ориентируются на собственный замысел. Это вызывает к жизни множество театральных интерпретаций, экспериментов, а режиссеры российских региональных театров без особых опасений ставят его комедии, поскольку нет канона или преобладающей традиции играть мольеровские пьесы.

В нынешнее «эпидемическое время» вполне конкретную и злободневную проблематику отражают комедии «Мнимый больной» (1673) и «Лекарь поневоле» (1666). Пьесы идут на сценах российских театров, и понятно, что сатира направлена не в адрес наших героических медиков. Сама ситуация взаимоотношений доктора и больного мало изменилась и узнаваема. Идеи этих комедий прямолинейны, они зрелищны, вызывают смех, были популярны на Руси еще во времена Петра Первого.

«Тартюф» на сцене мурманской драмы

Невозможно упомянуть имена всех знаменитых режиссеров-постановщиков «Тартюфа». Их спектакли не уходят в прошлое, они описаны в учебниках, их цитируют в своих театральных работах молодые коллеги. В провинциальном театре режиссер не рассчитывает на широкий резонанс, не боится ошибок и зачастую превращает спектакль в подобие лаборатории. Импровизация на сцене может привести к неожиданному результату.

Режиссер вахтанговской школы Федор Чернышёв увидел в «Тартюфе» трагикомическое начало и поставил пьесу как «спектакль-репетицию» в Мурманском областном драматическом театре. Это полноценная жанровая форма. Сценическая площадка трактуется как театр в театре: помост на сцене, кулисы, слева столик с микрофоном. Чернышёв рассматривает художественный мир мольеровской драмы в контексте современной жизни. В процессе работы становится ясно, что возвышенные монологи и некоторая статичность мольеровских персонажей не всегда сочетаются с ускоренным темпом нашего времени, иными бытовыми, речевыми и культурными традициями - это рождает эффект неожиданности. Режиссерская композиция формально следует логике самой пьесы, но акценты расставлены весьма произвольно. Валер (Алексей Худяков) и Мариана (Наталья Боброва) признаются в любви с помощью смартфонов. Клеант (Глеб Глебов), не справляясь с длинными монологами, под гитару выкрикивает их в стиле Высоцкого. Актеры одеты в костюмы разных эпох и социальных групп (прекрасная работа главного художника театра Натальи Авдеевой), их сценическое общение рождает у зрителя ощущение абсурда и недоверия к произносимому слову. Мариана, манерная девушка в черной длинной одежде и гриме гота, не соответствует влюбленному Валеру, которого Алексей Худяков играет как русского Валеру: курортника в шляпе, кедах, тельняшке, клетчатом пиджаке. Изысканная Эльмира (Ксения Ширина) в красивом розовом платье в стиле декаданса томно покачивает эгреткой и любезно выслушивает признания Тартюфа (Владимир Равданович), одетого в обноски, напоминающие стиль горьковского босяка. По меткому выражению Алексея Гвоздева о постановке Николая Акимова 1929 года, «дом Оргона похож на сборище сумасшедших людей». Актерский ансамбль складывается на основе эксцентрики, буффонады, клоунады.

Трагическое начало связано с противостоянием Тартюфа и Оргона (Александр Водопьянов). В спектакле Чернышёва Тартюф не лицемер и не хитрец, но персонаж, схожий с животным, обладающий мощными природными инстинктами и способностью мимикрировать. Его выдают грубые жесты, брутальная манера поведения, зоркий взгляд зверя, нацеленного на добычу, и становятся бессмысленными разговоры с ним о совести и Боге. В устах Тартюфа мольеровский текст, полный казуистики, изысканных оборотов речи, тонких намеков, звучит как чужеродный, автоматически, без эмоций. Выразителем высокого идеала становится не Клеант, а Оргон. Это единственный образ, созданный в традициях «высокой комедии», являющий собой психологически достоверный характер идеалиста, его костюм соответствует моде XVII века. Александр Водопьянов раскрывает драму души, которая утратила интерес к материальному миру, мечтает «о высшей справедливости небес». Собственно, конфликт так и не состоялся, поскольку Тартюф - бездушный механизм, прибирающий все к рукам, и диалог с ним невозможен. Возвышенная душа обречена еще и потому, что одинока и живет в суете бесконечного карнавала. Именно так в процессе репетиции обозначились акценты, которые привели к неожиданной интерпретации общего замысла.


«Дон Жуан» - вечный образ мировой драматургии и театра

Среди образов мольеровских комедий есть нечто редкое и драгоценное, выходящее за границы маски и типа, называемое «вечный образ». Это не только Тартюф, но и Дон Жуан. Как пишет Валентин Хализев, вечные образы и темы отражают «константы бытия, его фундаментальные свойства». Их немного: Эдип, Гамлет, Фауст, Дон Кихот, Кармен... Мольеровский Дон Жуан - основа для понимания всех последующих литературных и театральных интерпретаций, отнюдь не только на мой взгляд. Архетипические свойства этого героя - стремление к личной свободе и поиски источников наслаждения, прежде всего, любовного. Под пером Мольера Дон Жуан стал «образом отрицательного обаяния». Герой заявляет, что «сердце его... способно любить всю землю». «Я, будь у меня даже десять тысяч сердец, готов отдать их все...» Жажда наслаждений Дон Жуана беспредельна, он непостоянен, он бесстрашен, он свободен, пребывая вне веры и вне морали. «Вечное начало» образа Дон Жуана проходит сквозь поток исторического бытия и, оказываясь в руках режиссера, ненадолго становится частью театрального пространства чужой эпохи. Сколько раз комедию о Дон Жуане ставил Всеволод Мейерхольд, играя с символами театра масок, в агитационном стиле послереволюционной эпохи в пику психологическому театру! Интересно желание Анатолия Эфроса «поставить в один вечер мольеровского «Дон Жуана» и пушкинского «Каменного гостя» по принципу контраста», высказанное в книге «Репетиция - любовь моя». Позднее Наталья Крымова в интервью Мае Романовой («Страстной бульвар,10» №3-243/2021) описывает великое множество вариантов, связанных с воплощением режиссерского замысла. И это не случайно.

С легкой руки Анны Ахматовой, сравнившей образы мольеровского Дон Жуана и Дон Гуана Пушкина, исследователи доказывают возможность «перерождения» пушкинского Дон Гуана, вслед за великой поэтессой полагая, что «перед нами драматическое воплощение внутренней личности Пушкина» в период женитьбы на Наталье Гончаровой. Только причем здесь Дон Жуан? Дон Гуан - одна из его лукавых масок, а сам он ускользнул в потоке времени, оставшись прежним....

В образе Дон Жуана есть двойственный философский смысл, предполагающий множество вариаций. В юности в иезуитском Клермонском коллеже учителем Мольера был философ Гассенди, который рассматривал чувственный опыт и счастье как высшее благо. Современником Мольера был и знаменитый Декарт. Он предлагал жить, следуя собственному опыту, уму, воображению, без оглядки на знания и традиции прошлого. Свобода и стремление к счастью - вот и сложился образ Дон Жуана, а у каждой эпохи свое видение.


«Но как вам кажется: любим он или нет?»

Притягательна и жизнь великого француза. Когда в начале тридцатых годов Михаил Булгаков написал роман «Жизнь господина де Мольера» для серии ЖЗЛ, его отказались печатать, поскольку рассказчик вмешивался в повествование, комментировал события, лишая текст объективности и научности. Булгаков пытался понять, как в условиях несвободы и зависимости от власти Мольер писал сатирические комедии, почему настаивал на постановке «Тартюфа», хотя его жизни угрожала прямая опасность, исходящая от семьи короля. Как сохранял достоинство, когда его предавали, шельмовали, избивали, запрещали, злостно сплетничали о нем? Как в этих условиях общался драматург с Людовиком ХIV, который с удовольствием танцевал в мольеровских комедиях-балетах, выручал иногда и в то же время отказывал в помощи?

Из бухгалтерских записей Лагранжа, актера театра Пале-Рояль, мы знаем, что Мольер был честен со своими товарищами, ради них писал комедии и добивался постановок, в бродячей жизни делил со всеми убогие блага. Надо думать, актеры его любили. Он доигрывал роль Аргана в «Мнимом больном», сидя в кресле, ему стало плохо, и товарищи на руках отнесли его домой. Через несколько часов Мольер, которому было едва за пятьдесят, скончался.

А вот и оригинальный памятник Мольеру - «королевскому комедианту»! Кресло Мольера в «Комеди Франсез» в течение 200 лет было обычным реквизитом, то есть, его использовали без пиетета. Мольер не стал для театральной братии бронзовым памятником, а был своим. Спохватились в конце XIX века, кресло поставили в зрительском фойе под стеклянный колпак. Надо видеть это обшарпанное, с вытертой обивкой подобие мебели! В документах театра о нем сказано: «Хранится во имя памяти. Цены не имеет». Всё в нашем обществе имеет цену, даже жизнь, кроме, как выясняется, бывшего предмета реквизита, превратившегося в кресло Мольера...

Это ли не современная комедия?

Фотогалерея