"Ты уже знаешь ответы?.." / Вспоминая Евгения Арье

Выпуск №6-246/2022, Вспоминая

"Ты уже знаешь ответы?.." / Вспоминая Евгения Арье

О спектакле Театра им. Вл. Маяковского «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» не раз вспоминалось на протяжении тех десятилетий, что отделяют от его премьеры - 23 февраля 1990 года. Чем так обжег, захватил он тогда, что помнится не просто отчетливо, но болезненно-остро? Тем ли, что пьеса была написана неизвестным нам в ту пору английским драматургом Томом Стоппардом и переведена Иосифом Бродским, чьи стихи доходили до нас в виде почти слепых машинописных копий? Непривычной, но создающей целый мир сценографией Дмитрия Крымова? Нестандартностью толкования известнейшего сюжета шекспировской трагедии? Точной, поистине ювелирной работой режиссера, в которой органично соединились черты Евгения Арье, закончившего психологический факультет МГУ, а затем учившегося в ЛГИТМиКе в мастерской Георгия Александровича Товстоногова? Незаурядными свершениями молодых артистов, вчерашних студентов?..

Разве разберешься во всем этом три десятилетия спустя?

Спектакль жил очень долго, менялись исполнители, но «каркас» был выстроен настолько жестко, что изменений почти не ощущалось. Лишь с каждым годом все острее звучала финальная фраза: «В следующий раз умнее будем...» Потому, наверное, что с течением времени осознавалось более и более отчетливо: другого раза не будет никогда и ни для кого. Нет у жизни черновиков - все пишется набело один-единственный раз...

Этот спектакль стал событием - его смотрели по несколько раз, он затягивал, подобно воронке, в водоворот событий Эльсинора, куда однокашники Гамлета попадали, словно в бурлящий котел страстей и... предавали того, кто считал их друзьями. Не по злому умыслу предавали, в силу так сложившихся обстоятельств, преодолеть которые не хватило то ли нравственной стойкости, то ли нежелания вступать в конфликт, то ли просто душевной инертности. Точно и ярко играли своих обреченных персонажей Сергей Голомазов и Стафис Ливафинос...

И почти всякий раз с воспоминанием этим всплывал из каких-то глубин спектакль Евгения Арье, столь громкой славы, к сожалению, не снискавший - «Телевизионные помехи» венгерского писателя и драматурга Кароя Сакони на малой сцене БДТ им. М. Горького. Тема человеческого одиночества, неумения не просто понять, но хотя бы услышать друг друга даже в тесном семейном мире, где не только дети отделены от родителей, но и все они - друг от друга. Евгений Арье увидел в этом явление, чреватое страшными и горькими последствиями, не случайно: душевная глухота, барьеры, выстроенные самыми близкими людьми между собой, замкнутость исключительно на себе - это стало для молодого режиссера сложной психологической задачей, о которой необходимо было заявить во всеуслышанье.

Известие об уходе из жизни Евгения Михайловича Арье 19 января 2022 года стало ударом даже для тех, кто знал его только по поставленным спектаклям - всегда необычным, каждый из которых обогащал не просто школу, свидетельствуя о том, что русский психологический театр неисчерпаем, но становился своего рода мостом через бездну. Бездну бессмысленных развлечений, в которую сегодня нередко влечет театр, еще более резко разводящий людей по разные стороны, и твердый, правда, все более отдаляющийся берег гармонии. Берег, подобный, наверное, в каком-то смысле абажуру в доме булгаковских героев: притягивающему, согревающему, объединяющему самых разных людей...

В одном из давних интервью Евгений Арье говорил: «Сегодня театры идут по пути супермаркета, они стараются угодить всем: у нас все есть, ты только приди! А для нас очень важно не становиться супермаркетом. Мне бы хотелось, чтобы театр оставался искусством, простите за пафос. У театра есть только одно преимущество перед всеми остальными: он происходит здесь и сейчас, в твоем присутствии и с твоим участием. Если этот момент исчезает, у театра нет никаких оснований для существования. В кино всегда лучше декорации, спецэффекты, визуальный ряд. А в театре есть жизнь... Театру приходится конкурировать с кино, с сериалами, с мюзиклами, и это сложный поиск нового языка. Сегодня даже ощущение правды изменилось. С другой стороны, сейчас правит постмодернизм во всех сферах искусства. Это то, что я ненавижу, это абсолютный тупик. Я считаю, что постмодернизм привел искусство в страшный кризис, из которого оно сейчас еле-еле начинается выходить». И сегодня мысль режиссера звучит еще более своевременно, на мой взгляд.

... Через год после премьеры «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Евгений Арье с группой своих учеников (он преподавал на курсе А.А. Гончарова в ГИТИСе) уехал в Израиль, где построил с нуля театр, начав со спектакля по пьесе Стоппарда. Это было сложно и вдвойне, и втройне - если не больше.

Надо было привыкать к климату, учить язык, завоевать зрителей (не только эмигрантов, которым, конечно, все оказалось бы по сердцу), но и коренных израильтян, доказать им, что есть русский психологический театр в стране, фактически, не обладавшей театральной традицией. Корни этого театра - в школе русского психологического, но суть его - современный европейский. Для этого нужно было придумать емкое имя своему еще не родившемуся детищу - оно нашлось: «Гешер», что в переводе означает «Мост». И Евгений Арье мог бы с полным правом повторить поистине философскую фразу Сухово-Кобылина: «Я стою на мосту...», в том центре нависшего над водой (бездной) строения, с которого почти одинаково просматриваются берега: тот, что остался позади, и тот, что пока еще смутно брезжит впереди... Вряд ли схожее ощущение было у проделавшей до Арье этот путь театра «Габима». Они ехали на Землю Обетованную задолго до образования государства Израиль, язык предков начали изучать еще в Москве, во время первых репетиций. За их спиной были триумфальные гастроли по Европе. Да, им тоже пришлось преодолеть немало трудностей, но во многом - иного порядка.

В 80-90-е годы ХХ столетия эмиграция означала процесс, в каком-то смысле равный тому, что происходил в послереволюционные годы: мучительный, тяжелый, когда под значительным отрезком жизни подводится жирная черта. Когда все начинается с чистого листа, но уйти, избавиться от памяти - невозможно. И казалось, что это - навсегда...

Могли ли мы думать, что скоро многое изменится, что те, с кем расставались, еще смогут вернуться в родные пенаты? Но когда это стало возможным, с каким же чувством устремлялись мы к нашим «потерянным», с каким щедрым душевным гостеприимством встречали они нас!..

Можно ли забыть, как радовался приезду группы Союза театральных деятелей, в которой были знакомые и незнакомые не только из Москвы и Ленинграда, но и из бывших республик СССР артисты, режиссеры, критики, Евгений Михайлович Арье, встречавший нас в своем театре «Гешер»!.. Это было в начале нового столетия, уже после триумфальных гастролей его труппы в Москве в 2003 году со спектаклями «Деревушка» израильского драматурга И. Соболя, «Город. Одесские рассказы» по И. Бабелю и «Раб» - инсценировке романа И.Б. Зингера.

Я вспоминаю до сего дня эти гастроли, удивительную точность выбора репертуара. Три года спустя после приезда в Израиль Евгений Арье искал пьесу, в который зрителям открывался бы совершенно особый мир: сотканный из воспоминаний, перебрасывающих свои хрупкие мостики в настоящее, помогающие осмыслить и прочувствовать главное, неизменяемое в постоянно изменяющейся реальности. И именно в это время, словно знак свыше, в театр пришла пьеса Иешуа Соболя. Роли сыграли блистательные Саша Демидов, Нелли Гошева, Леонид Каневский, Владимир Портнов (в то время служившие в труппе), замечательные, плохо известные и совсем не известные нам артисты. Герой Йоси приходит на кладбище на могилы родных, и взрослый, умудренный жизненным опытом человек вновь превращается в подростка, пытающегося понять: что есть краткий миг, зовущийся Настоящим? Куда легче попасть - в завтра или во вчера?

Удивительная нежность, пронизывающая этот спектакль, навсегда осталась в памяти. Как остается и непреходящее чувство того, что обостряется с годами жизни, с потерями: во вчера попасть легче, но попасть в завтра мы обречены. В одиночестве.

Когда я писала об этом спектакле после гастролей «Гешера», написала и о том, что рассказала мне завлит театра Елена Ласкина. После премьеры Иешуа Соболь повез артистов в ту самую деревушку, где прошло его детство. Никогда прежде никто из них не был в этой части Земли Обетованной, еще плохо зная страну. Насколько же были все потрясены, увидев в этой деревушке ту самую траву, немного напоминающую высохший от солнца ковыль, которая была придумана художником Александром Лисянским в качестве основного элемента сценографии!

Покорил и спектакль «Раб». Евгений Арье был автором инсценировки, выразительной сценографии и постановки (режиссером стала Лена Крейндлина, нынешний генеральный директор театра). Как обнаружил и сделал ярким театральным полотном Арье исторический роман Исаака Башевиса Зингера, написанный много десятилетий назад, остается для меня загадкой и сегодня. Но в философском трактате о твердыне веры, которая только одна и может дать человеку чувство свободы, а собственно романные линии любви, преданности и долга служат иллюстрацией мощи религиозной идеи и иудейского мессианства, Евгений Арье обнаружил те человеческие черты и связи, которые объяснимы, наверное, лишь с точки зрения психологии. События, начавшиеся в ХVII веке, незавершимы, по сути своей, именно потому, что движимы человеческими характерами и психологическими особенностями. В отличие от Зингера, у Евгения Арье именно вопросы и сомнения становятся плотью сценического действия. И отношения еврея Якова, прекрасно сыгранного Сашей Демидовым, и ставшей его женой польки Ванды (это была ярчайшая работа Евгении Додиной!) не столько иллюстрируют мысль писателя о том, что корни иудаизма прорастают в почву православия, являясь знаком трагедии, сколько взывают к чувству. Несмотря на то, что сын Якова и Ванды (которую он называет Сарра) по законам иудаизма навсегда признан изгоем, рабом - ведь в жилах его матери текла не еврейская кровь.

Жизнь доказывает, что вера, свобода - вопросы отнюдь не ума, а сердца, души. Полагаю, что Евгений Михайлович Арье знал это, потому и расставил такие акценты в спектакле. Очень хотелось спросить его об этом. Но было неловко...

Этот мудрец и философ Евгений Арье обладал и великолепным чувством юмора. Он поставил в своем театре пьесу «Якиш и Пупче» Ханоха Левина. Вместе с израильскими зрителями наша группа хохотала до слез над парой уродливых молодых людей, озабоченных исполнением завета «плодитесь и размножайтесь», прибегая к самым немыслимым «рецептам». А ближе к финалу начинала буквально затапливать нежность к этим нелепым, таким наивным и милым персонажам. Спектакль по пьесе израильского классика Евгений Арье позже поставил в Рижском русском драматическом театре им. Михаила Чехова, он был показан с невероятным успехом на фестивале «Встречи в Одессе». Автор нового перевода, постоянный помощник режиссера Катя Сосонская сказала, на мой взгляд, очень важное о режиссере: «У Евгения Михайловича есть одна особенность: когда он начинает работать с артистами, они в него мгновенно влюбляются. Он очень внимательный к актерам режиссер, со своим почерком. Люди это чувствуют и ценят. В Риге понадобилась всего неделя для установления абсолютного контакта. Да и в знаменитом московском театре «Современник»... очень известные артисты через несколько дней уже считали его своим. У Арье есть харизма, он мгновенно находит точки соприкосновения с актерами. Все происходит на интуитивном уровне, он не ищет специальных подходов, так получается». Обновленная реальность позволила, к нашему счастью, Евгению Михайловичу Арье ставить спектакли не только в разных странах мира, но и в России. Нет смысла повторять всего, что было написано и сказано о его спектаклях «Враги. История любви», «Скрытая перспектива», «Папа», поставленных в последнее десятилетие в «Современнике», «Идиот» и «Евгений Онегин» в Большом театре.

Сразу после того, как мир облетело известие о кончине режиссера, в Интернете появилась подборка фрагментов интервью с Евгением Арье разных лет. Хочется процитировать несколько из них, чтобы представить себе: слышу его голос. Вот это, например: «Театр всегда должен быть на один шажочек впереди. Если он начинает работать как парикмахерская или как кафе, просто обслуживать зрителя, в какой-то момент обнаруживается, что публика уже не ждет ничего другого. Зритель хочет прийти после работы, получить удовольствие за час двадцать минут, выйти из театра и забыть о спектакле в ту же секунду». Или это: «Мягко говоря, я ненавижу такой театр - превращающий объемную пьесу в фельетон. Делать памфлеты или капустники, используя большую литературу, мне неинтересно». Это сказано было по поводу пьесы С. Ан-ского «Диббук», своего рода визитной карточки театра «Габима». Точнее - о современных ее интерпретациях, потому что вариант «Габимы» Арье считал явно устаревшим. Он хотел поставить пьесу, но понимал, что она должна звучать сегодня иначе: «Я прочел пьесу, не увидел в ней ничего, кроме мистики, и понял, что в изначальном варианте ее сегодня ставить невозможно». Но когда он нашел ответ на вопрос: о чем это может быть сегодня, родился по-настоящему волнующий, задевающий самых разных зрителей спектакль, показанный в Москве через несколько лет после тех гастролей, о которых я вспоминала...
И еще одно, не менее важное: «Приходят молодые актеры, они замечательные ребята, но они не знают просто ничего. Дело не только в образовании. Мы же книги не в школе читали. Читали, потому что невозможно было не читать. Я вырос в простой семье: мама - врач, папа - инженер... Никто мне не говорил: возьми книжку и читай. Но читали целые собрания сочинений. Мы - гиганты по сравнению с молодежью... Я много работал со студентами в Израиле и США, сталкиваюсь с молодыми актерами в театре. Иногда у меня волосы встают дыбом: имя Бомарше, например, им неизвестно, и я иногда вижу, что они вообще не понимают, о чем идет речь. У них другой ассоциативный ряд...

Театр жив, но он другой. Он волей-неволей приспосабливается к зрителю, обслуживает его. Зрители зачастую даже не знают, что за спектакль и кто драматург. Они просто хотят увидеть медийных актеров. Да, есть еще слой людей, которым интересны спектакль, режиссер, трактовка. Но он тонок. Я не сноб, просто это очень важно - чем живет человек! Люди подвержены манипуляции, и когда внутри у них пустота, манипулировать ими гораздо легче».

... Масса, представленная в спектакле «Раб», была именно такой - с легкостью поддающейся манипуляциям. Религиозным, проверенным и утвержденным веками. Потому и задумываться над ними было не нужно. Просто исполнять, неукоснительно верить.
В своем спектакле Евгений Арье тонко и мудро вычертил линию чувства, помноженного на стремление знать и понимать. Польская крестьянка бесконечно задавала вопросы своему ученому мужу: о добре и зле, о справедливости, разумности, мироустройстве. Ответить на некоторые не может даже он, верный идеологии Зингера в том, что к сладости познания приводит только горький путь опыта. Именно так обретается свобода. Всю жизнь Арье задавал вопросы - не только своим артистам и зрителям. Себе самому...

Когда я узнала, что Евгений Михайлович Арье ушел из жизни, в памяти почти мгновенно возникли слова раба Якова над телом умершей жены, которые мысленно прозвучали к нему, мудрому, замечательному человеку и режиссеру: «Ты уже там? Ты уже знаешь ответы на все вопросы? Горькое стало сладким?..»

 

Фото с официального сайта Театра «Гешер»

Фотогалерея