"Чем позднее, тем богаче..." / М.Туманишвили. Режиссер уходит из театра
Выпуск №2-252/2022, Перечитывая заново
М.Туманишвили. Режиссер уходит из театра. Москва, «Искусство», 1983
В древние времена в японской литературе один из самых популярных и изысканных жанров назывался «вслед за кистью». Не следуя строгой сюжетной линии, писатель запечатлевал некую историю, перемежая ее своими мыслями, чувствами, фантазиями, описаниями природы, приметами реальности, словно следуя за движением кисти: ровными, различными по толщине или причудливо изогнутыми, пересекающимися линиями иероглифов. Его как будто вело наитие, равное тому, что мы называем вдохновением. Оно рождало образы движениями руки, подчиненной кисти...
Так неосознанно движется порой наша мысль, перебегая через годы, изгибы пути, в мгновения, когда останавливается на время «жизни мышья суета». Когда мы вслушиваемся в тишину леса, в мерный шум волн. Когда смотрим на огонь костра, на появляющиеся в небе звезды. Смешиваются имена и времена, реальные события и сновидения - все окрашивается каким-то особым, призрачным светом. Мысли о сегодняшнем сплетаются с воспоминаниями и небылью, в памяти неожиданно вспыхивает то, что казалось прочно забытым. Сбывшиеся и несбывшиеся мечты возникают то радостью, то досадой. Мы идем «вслед за кистью», запечатлевшей нашу жизнь, наше состоявшееся и упущенное... Как в первых строках многих грузинских сказок: «И было это и не было...»
Именно так написана замечательным режиссером Михаилом Туманишвили его книга с горьким названием «Режиссер уходит из театра».
Первое ее издание вышло без малого сорок лет назад, второе - без малого два десятилетия назад. Могло быть и третье - в 2021 году Михаилу Ивановичу Туманишвили исполнилось бы 100 лет. Но... не случилось. Скорее всего потому, что сегодня непросто найти среди студентов театральных вузов да и среди молодых режиссеров тех, кто хотя бы слышал о ней. Не говоря о том, чтобы прочитать - даже по диагонали. А ведь эта книга могла и должна была стать учебником для тех, кто собирается посвятить жизнь театральному искусству, и тех, кто сделал уже вполне уверенные шаги на этом пути.
Ученик Г.А. Товстоногова, учитель Роберта Стуруа и Темура Чхеидзе (достаточно назвать эти два имени, известные во всем мире, хотя и других было много!), несколько десятилетий служивший в Театре имени Шота Руставели с выдающимися мастерами - Верико Анджапаридзе, Акакием Хорава, Серго Закариадзе, Ревазом Чхиквадзе и другими замечательными артистами, составившими славу и гордость не только грузинского, но советского многонационального театрального и киноискусства, Михаил Иванович Туманишвили соединял в своих спектаклях традиции и новаторство на фундаменте метода К.С. Станиславского. Он упорно доказывал его необходимость и величайшую ценность не только студентам Тбилисского театрального института и методикой репетиций с артистами старших поколений, уверенных в том, что преступно ломать традиции национального героико-романтического театра. Туманишвили смело говорил о необходимости обновления, о переменах, выдвинутых временем, на собраниях в присутствии не только труппы, но и чиновников разных рангов. А большинство и артистов, и чиновников держалось мнения, что никаких особых открытий в системе Станиславского нет и можно спокойно существовать по старым законам, к которым привыкли зрители. И ждут они на сцене именно традиционных героев, которых традиционно играют их любимые артисты.
В предисловии к книге, романтически озаглавленном «Песня о семи братьях» (название народной грузинской песни «Швидкаца» послужило именем для группы молодых артистов, с которыми Туманишвили пришел в театр), Ю.С. Рыбаков пишет: «Туманишвили и его соратники-актеры, его «Швидкаца»... восстали против традиционной (как принято было считать) романтической стилистики грузинской сцены, приподнятого тона, открытого темперамента. Этот стиль создавался талантами Сандро Ахметели, Акакия Хоравы, Акакия Васадзе. У его истоков стоял Котэ Марджанишвили... Традиция была действительно прекрасной... она казалась незыблемой, исконной. Это нужно помнить, чтобы понять, на что «покушался» молодой режиссер и его актеры, его ученики. Это «покушение» было бы, конечно, несерьезным делом, если бы старая традиция не начала себя изживать, как это неизбежно происходит в искусстве... Постепенно исчезает живой дух традиции и остается ее форма».
Туманишвили, что явственно следует из его многолетнего театрального опыта, как раз и искал путь к единству формы и содержания. И это удавалось ему - поначалу не всеми понималось, каким образом находит режиссер ту тонкую грань, на которой слияние происходит столь естественно, органично, словно возникает само по себе. Вслед за кистью.
Кистью служили бесконечные этюды, импровизации, к которым он постепенно приучил зрелых, опытных, не сразу принявших непривычный метод работы артистов. Этот репетиционный процесс не мог быть разрушительным - он был созидательным, исподволь заставляя включать в каждый образ мысли и чувства исполнителя. Личности, так или иначе пережившей нечто сходное на собственном опыте. «Традиция, - пишет Михаил Туманишвили, - это не стиль, не манера, это то, что присуще художнику по природе и дорого тем, кто будет жить после него. Традиция - это лучшее, что есть у людей. Не случайное, а отстоявшееся». Она подобна воздуху, которым дышишь и насыщаешься, не задумываясь над тем, из чего он состоит. Это мы ощутим лишь в удушающем, спертом, неживом его проникновении в наши легкие. Традиция как нечто отстоявшееся и именно этим дарующая ощущение глубоко национального, но одинаково внятного всем - в спектаклях Товстоногова «Ханума» и «Мачеха Саманишвили», мастерски сыгранных артистами ленинградского БДТ, носящего сегодня имя Георгия Александровича. В сплетении поистине обжигающего сочетания национальных традиций и новаторского звучания в лентах японского кинорежиссера Акиры Куросавы по роману Ф.М. Достоевского «Идиот» или горьковской пьесе «На дне»...
Примеров достаточно, их можно множить, и все они окажутся неразрывно связанными с необходимостью каждое содержание проявить в единственно предназначенной для него форме. «Достоверная внутренняя правда поведения и яркая театральная форма, - пишет Туманишвили. - Почему-то в театре две эти сферы крайне редко сосуществуют. Одна группа режиссеров ищет форму (без достоверности сценической жизни), другая занята разработкой психологических проблем и даже не пытается искать интересные театральные формы, не имеет вкуса к таким исканиям». Одним из ярчайших примеров великого итога таких исканий в органическом сочленении с формой режиссер называет «Принцессу Турандот» Евгения Вахтангова.
Читая книгу «Режиссер уходит из театра», постоянно ловишь себя на том, что нет никаких «швов» между воспоминаниями о Великой Отечественной войне, которую Туманишвили прошел юным солдатом, и картинками старого Тбилиси его детства; студенческими годами и невеселыми мыслями на берегу моря, когда бОльшая часть жизни уже осталась позади; приходом в Театр Руставели, вынужденностью ставить совсем не то, о чем мечталось, после оглушительного триумфа «Репортажа с петлей на шее» по книге Юлиуса Фучика и - уход из театра...
«Я ушел из театра, - пишет Туманишвили, - почувствовав, что окончательно потеряна ниточка, соединяющая меня с моими товарищами. У них появились новые интересы. Проблемы, которые волновали меня, их уже не трогали. А меня волновало как раз то, что, как мне тогда казалось, больше всего нужно было им, как людям и профессионалам. Но друзья-актеры меня не поняли... Я ушел, когда почувствовал, что на горизонте моего театра, не без моей помощи и моих стараний, возникли новые лидеры. А как трудно уходить...» И нанизывается звено за звеном цепочка воспоминаний - уже своих собственных - о виденных в разное время спектаклях удивительно тонкого и мудрого режиссера. И возникает иллюзия целого, хотя и не виденного своими глазами, благодаря немногословному, но яркому, образному описанию всего нескольких репетиций - ряду импровизаций, из которых рождались характеры, и каждый «присваивал» себе четко выверенную форму...
Изложение столь дорогой и необходимой ему системы К.С. Станиславского буквально в каждом теоретическом и практическом применении приобретает такую простоту и внятность под пером Михаила Ивановича, что интересно и понятно даже непрофессионалу. И становится ясно: почему его ученики стали большими мастерами, а старшее поколение артистов, пусть и не сразу, но доверилось режиссеру в главном - сохранение традиций мертво, если не пропитано воздухом сегодняшнего дня. «Если не поймать в пьесе чего-то, что волнует тебя в жизни, невозможно сочинить спектакль». Сочинить - не составить как головоломку... А для этого необходимо «иметь по крайней мере две идеи: идею смысла и идею формы».
Спустя несколько лет после ухода Михаила Туманишвили из Театра Руставели его студенты-выпускники не захотели расставаться и приложили немало усилий, чтобы создать свой театр. Он родился при киностудии «Грузия-фильм» и получил название Театр киноактера, с первых же спектаклей вызвав неподдельный интерес публики. В 1981 году Михаил Туманишвили поставил «Наш маленький городок» по пьесе Торнтона Уайлдера. Спустя несколько лет спектакль был показан в Москве и приобрел множество горячих поклонников. Действие было перенесено переводчиком Резо Габриадзе из американской глубинки в городок довоенной Грузии, что дало возможность органично соединить традиции и современность. Вернее сказать - вневременность, в которой только мертвым ведома истинная цена жизни. Летом 1996 года в программе Международного чеховского фестиваля участвовал последний спектакль Туманишвили «Амфитрион» Ж. Жироду. Театр приехал без своего основателя - Михаил Иванович в мае скончался.
А в декабре того же года прошли в Москве гастроли Театра киноактера памяти Мастера. Они открывались «Нашим маленьким городком». И не для меня одной он остался в памяти навсегда пронзительно нежной нотой не только по содержанию - по горечи потери Мастера. Свежей раной, которая будет неустанно напоминать о себе спустя годы и десятилетия.
... Зажженные в финале свечи и негромкое протяжное пение всех персонажей, живых и умерших, заставили зал подняться. И, наверное, многим пришло в голову: режиссер ушел из театра. Из жизни, в которой все было отдано только театру...
Не случайно князь Сергей Волконский, тесно связанный с театром, писал о своей любви к воспоминаниям, которые всегда словно освежаются сегодняшним днем: «Чем позднее, тем богаче...»
Сегодня, когда режиссеры покидают свои театры не по ощущению, что перестали понимать своих артистов и живут разными проблемами, а чаще - не по собственной воле, книга Михаила Ивановича Туманишвили необходима не только для того, чтобы с благодарностью помнили, но и для того, чтобы понимали, что есть Театр. Вот только прочтут ли?..
