О Мольере с любовью и почтением / Фестиваль «Петербург. Пространство Мольера» (Санкт-Петербург)
Выпуск №4-254/2022, Круглый стол
В октябре в Северной столице прошел фестиваль «Петербург. Пространство Мольера», охвативший театры, библиотеки и музеи. Инициаторами его проведения выступили Молодежный театр на Фонтанке и Санкт-Петербургская театральная библиотека. В стенах последней был проведен круглый стол «Мольер forever». Дискуссия о том, какой же Мольер является подлинным, собрала воедино когорту современных режиссеров, артистов, художников и театроведов, ежедневно на деле доказывающих современность произведений великого комедиографа.
Главная задача, которую ставили организаторы круглого стола - определить с помощью экспертного мнения, насколько сегодня актуально творчество Жана-Батиста де Мольера, чье 400-летие отмечается в 2022 году. Обсуждение открывала заместитель художественного руководителя Молодежного театра по связям с общественностью Наталья Бржозовская, задавшая тон диалогу профессионалов тем, что определила живое общение экспертов как возможность дать новый импульс, толчок к пониманию роли творчества Мольера в нынешнем театральном процессе, его приближения к реалиям сегодняшнего дня.
Режиссер Геннадий Тростянецкий несколько раз обращался к Мольеру, обнаруживая в его текстах посыл к внутреннему освобождению постановщика от стереотипов. «Мой друг Семен Спивак, который тоже несколько раз ставил Мольера, как-то сказал мне: «Старик, не бывает пьесы без тайны, не бывает спектакля без тайны и не бывает драматурга без тайны». Поразительная тайна Мольера в том, что внутри его текстов такая колоссальная энергетика заключена, там такое пространство для игры... Когда ныряешь в океан по имени Мольер, тебе открывается множество вещей. Так, драматург закладывает импровизацию практически в каждую пьесу: герой может быть скупым и может одновременно быть талантливым, можно быть жлобом и можно быть умным. В этом - парадокс и в этом - драма, заключенная в комедии».
Среди современных обращений к Мольеру есть и спорные, горячо обсуждаемые работы молодых режиссеров. Таков глубоко трагичный спектакль «Тартюф», не так давно появившийся в Театре им. Ленсовета. Роман Кочержевский начал его создание с поисков такого перевода мольеровского текста, который бы позволил классику звучать иначе. «Я искал это новое звучание в архаичном переводе Кропотова. И наше привычное театральное ухо, настроенное на «А-а-а, это Мольер. Он звучит вот так-то», встретило очень странное звучание Мольера - как Достоевского. И во мне что-то начало просыпаться. Мы пробовали и другие переводы, в итоге обратились к переводу Лихачева, но та огромная внутренняя работа, которая была проделана над ощущениями нас сегодняшних, соотносящих себя с этими текстами, состоялась. Мы договорились даже до чего-то балабановского...» Мнение режиссера разделяет артист Александр Новиков, исполняющий роль Оргона в этом спектакле: «У великих сочинителей есть особенность - расставлять в своих произведениях «капканы и ловушки», которые являются предметом споров о произведениях. Большинство мольеровских пьес построено по одной схеме: немолодой человек, глава семейства, сталкиваясь с жизнью, оказывается обманутым. Обманутый человек, подвергнувшийся осмеянию или даже издевательству - вот мольеровская «ловушка», вот мольеровский герой. Подобное происходит с Журденом, Оргоном, Арганом, Жоржем Данденом... Тема растоптанного человека - основной болевой центр пьес Мольера. Хотя есть и любовная линия, линия молодых, объединяющихся в конце. Это «объединение сердец» оставляет у зрителя фальшивое ощущение счастливого конца, некоего праздника. Но главные герои при этом переживают удар трагической силы, переживают трагедию! И когда я слышу, что «Мольер обязан быть смешным», согласиться с этим тезисом я не могу».
Режиссер Андрей Андреев продолжил тему переводов мольеровских текстов, поднятую Кочержевским: «Я, как человек, получивший первое образование в инязе, понимаю, что все, кто переводил Мольера, это герои. Но нужны новые переводы: язык меняется. Вот мольеровское «l'École des femmes» (по сути, это «жены учат») у нас до сих пор переводилось «Школа жен». Там вообще очень много игры слов непереведенной». Волнует тема перевода мольеровских произведений и его коллегу - Михаила Левшина, который уверен, что проблемы перевода кроются не только в необходимости современных текстов, но и «в сохранении особого французского менталитета, который перевод может не передать».
Особое мнение высказала театровед и критик Елена Горфункель: «Когда мы забываем о том, что Мольер - это игра, мы начинаем ломать самих себя. Я видела гениально-страстного Вилара в роли Гарпагона (это были гастроли французского театра в 60-е), видела почти все мольеровские спектакли Эфроса. Его «Тартюф» был абсолютно смешон. Смешны все герои и исполнители: Калягин, Любшин, Вертинская. И гениален Богатырев. Хотя они все смеялись в самой последней сцене, именно на ней возникало ощущение ужаса. Они сами пугались, ведь никто из героев не ожидал такого страшного финала... А «Мизантроп», которого Эфрос поставил про самого себя? То, что сыграл Золотухин, было именно про Эфроса: когда он брал галстук, давил себя им, кончая жизнь самоубийством... Меня потряс Семен Фурман в «Скупом» Театра «На Литейном». Вот поставить бы Фурмана рядом с Виларом - это будут два мира, два театра. Но и там и там это было очаровательно, театрально, убедительно и еще как смешно. Видела я и Равиковича, который играл в спектакле Крамера «Страсти по Мольеру». Какой глупый, наивный Журден - в десять раз глупее, чем у Мольера. Но он был современен, он не просто был человек, который хотел надеть новый халат или устроить роман с маркизой, он был бизнесменом... Мольер хорош только когда по-настоящему смешон, хотя Мольер рассказывал о страшных вещах. Все его комедии - это трагедии, но с хорошим концом. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что мы никогда не увидим, как он сам играл свои собственные роли. Никто лучше этого сделать, думаю, не мог».
Артист Молодежного театра на Фонтанке Сергей Барковский сталкивался в работе не только с героями Мольера, но и с ролью самого драматурга - в спектакле Семена Спивака по пьесе Михаила Булгакова «Кабала святош / Мольер». «Играя мольеровского персонажа, ты прячешься за него. Ты свободен, ты безответственен - так автор написал. За найденной маской, за этой ролью, можно достаточно комфортно существовать. А с самим Мольером - не тут-то было! Это историческая личность. Надо прочитать про него что-то, надо узнать, что за человек был... А человечище-то был недюжинный! Даст фору мировым театральным деятелям первой пятерки: занимался всем - и режиссурой, и игрой, и танцами, и ставил, и оформлял свои спектакли... И организатор, и педагог, и продюсер, и драматург! То, что я взял на себя труд почитать про Мольера, дало мне ключик к роли. В одной из книг нашел описание финансовой встречи какого-то толстосума с Мольером, который во время разговора прислушивался к словам актеров на сцене. И вот из уст Мольера, талантливо считавшего луидоры, прозвучало: «Триста сюда... Пятьсот сюда... Врешь, собака!..» Толстосум чуть со стула не упал, а в ответ услышал: «Не обращайте внимания, просто актеры текст наврали», и Мольер продолжил считать деньги. Вот эта история и стала для меня «ключиком». Человек, занимаясь каким-то определенным делом, тут же занят другим. Человек, делающий из жизни театр и из театра - жизнь. Он вылетает со сцены и тут же что-то записывает, на сцене он что-то сочинил, тут же правит другого, тут же он любит... Человек-театр, которого мы попытались оживить, сделать правдоподобным, а значит, конкретным в каждую секунду его существования на сцене».
Режиссер Григорий Дитятковский, создавший в Театре им. В.Ф. Комиссаржевской постановку «Мизантроп», поделился своими мыслями о Мольере: «Мы имеем дело с колоссальной личностью, которая благодаря образованию и навыкам была основательно оснащена для жизни. Известно, что это был великолепный артист и драматург. Но определенные эпизоды биографии Мольера для меня превосходят его произведения. Первый: Мольер приблизил к себе и опекал Расина, который написал оду «На выздоровление короля», получил за нее большие деньги, был занесен в число официальных драматургов при дворе. Мольер позволил Расину репетировать в своем театре пьесу «Александр», сделал ему все - декорации, костюмы... А король на премьеру не приходит. Один, второй день - король не приходит. Зато он приходит на премьеру «Александра» в Бургундский театр - премьера прошла успешно. Расин-то репетировал сразу в двух театрах, не сказав Мольеру ничего! И для меня в том, что Мольер никак не отреагировал на это, не припомнил Расину обиды, - проявление личности, удивительное мужество, человеческая широта. Второй эпизод - это смерть Мольера. Его последним спектаклем был «Мнимый больной», где он играл Аргана. Дочь Арманда попросила остановить действие, настолько он был плох уже: харкал кровью, задыхался... Мольер ответил: «Нет, я не могу, потому что 50 рабочих, которые обслуживают мой спектакль, придут домой без гонорара». Он доиграл, его привезли домой, он успел съесть кусочек пармезана и ушел в мир иной. Это о трагическом и комическом. По молодости больше хочешь трагедию ставить, а потом хочется обязательно смешное увидеть. У любого явления есть другая сторона. Так вот в том же «Мизантропе» ты вдруг понимаешь, что у нежности есть и веселая сторона, хотя есть грустная, и занудная, есть всякая. И когда ты понимаешь, что есть именно веселая, то оказывается, что мир гораздо богаче».
Художник Владимир Фирер, работавший над «Мизантропом» совместно с Дитятковским, уверен, что первый посыл работе сценографа дает режиссер. «У меня было много Мольеров, и я до сих пор не знаю, как его нужно делать по-настоящему, - признался Фирер. - Когда была первая встреча с героями Мольера, я делал вариации на тему исторических костюмов. Это «Мещанин во дворянстве», поставленный на сцене БДТ Александром Петровым. Потом с Андреем Андреевым мы делали «Тартюфа»: там все немножко сюрреалистично, поскольку в самой пьесе есть некий сюрреализм. Костюмы же старался делать в соответствии с характерами персонажей, а не по их принадлежности к эпохе. Акимов так делал все костюмы - вне времени, по характеру. Потом мы делали в театре Комиссаржевской «Мизантропа», где тоже большой разнос по времени в костюмах. Собственно то, что происходит с костюмами в современном театре, давно уже придумал Шекспир, который брал античные сюжеты и переносил их в свое время. Я не против, но только если в этом есть смысл. Ведь часто при переносе исчезает любая эмоция, и просто появляется бытовуха. Надо же оставлять какие-то смыслы... Я до сих пор считаю, что Мольера сложно делать. Сказать, какой Мольер на самом деле, невозможно, потому что у каждого Мольер свой. Нужно не стесняться делать то, что тебе близко».
Разговор на круглом столе получился непростой. Но разные точки зрения, разный опыт участников разговора, отличные друг от друга оценки и мнения «сработали» однонаправленно: горячие споры лишь доказали наличие у театральных деятелей разных профессий и разного возраста живого интереса к Мольеру, чьи творчество и судьба даже спустя четыре столетия не оставляют равнодушными ни творцов, ни зрителей.
Подытожил сказанное коллегами театровед Александр Чепуров: «Русский театр начинался с Мольера. И неслучайно в «Эпистоле о стихотворстве» Сумароков написал: «Свойство комедии - издевкой править нрав, смешить и пользовать - прямой ее устав». Смешить и пользовать, т. е. «лечить» - вот та самая двойственность, грусть и смех, ослепление и внутренняя драма. Я помню, как Костелянец нас учил, что комедии Мольера - это комедии ослепления. Когда мы смотрим и не видим. Это та самая сцена из «Тартюфа», когда залез под стол и не видел фактически... С самого начала отечественного театра пьесы Мольера всегда присутствовали в его репертуаре. Сумароков говорил, что два драматурга сделали наш театр: Расин и Мольер. Позже он присоединил третьего, Шекспира. Русский психологический театр - это только одна грань. Русский театр очень разнообразен, и его игровое начало связано с Мольером».
Фото предоставлены пресс-службой Молодежного театра на Фонтанке
Фотогалерея
