НОГИНСК. Неисповедимы дела семейные…

Выпуск №5-255/2023, В России

НОГИНСК. Неисповедимы дела семейные…

«Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю: пути орла на небе, пути змея на скале, пути корабля среди моря и пути мужчины к девице», - признавался премудрый царь Соломон (Притч. 30:18-19). Вероятно, Антон Павлович Чехов вполне разделял размышления ветхозаветного пророка, потому что приблизительно подобными словами можно охарактеризовать общую атмосферу двух его одноактных пьес-«шуток», написанных в одном и том же 1888 году, - «Медведь» и «Предложение». Успех этих легких искрометных миниатюр был таким, что их автор сразу поправил свое материальное положение, а журналист и литератор Виктор Викторович Билибин свидетельствовал: «"Медведь" и "Предложение" завоевали всю Россию».

Фразы, разлетевшиеся на цитаты, компактный актерский состав и камерная сценография - режиссеры с удовольствием инсценируют и экранизируют эти произведения, раз за разом вместе с автором удивляясь неисповедимым «путям мужчин к девицам». В дни новогодних каникул Московский областной театр драмы и комедии Ногинска привез в Москву спектакль режиссера Дарьи Фекленко «Любовь? Любовь! Любовь...», который объединил эти две пьесы и был представлен на сцене Центрального Дома литераторов.

«Любовь не поддается власти рассудка», - сообщает нам аннотация спектакля. Авторы постановки предлагают публике «две разные истории, но объединяет их одна тема - тема любви». Однако это утверждение очень и очень спорно: ни в «Медведе», ни в «Предложении» нет ни слова о любви. Никто из персонажей пьес не влюблен и, возможно, даже не умеет любить. Главные герои, вступающие в матримониальные отношения, тем самым или решают свои бытовые и насущные проблемы, имея абсолютно прагматический подход к такому лирическому делу, как брачные узы, или делают это, совершенно не задумываясь о последствиях, импульсивно.

Иван Васильевич Ломов («Предложение») честно намекает на возраст и «мужскую нужду»: «Во-первых, мне уже 35 лет - возраст, так сказать, критический. Во-вторых, мне нужна правильная, регулярная жизнь...». А Григорий Степанович Смирнов («Медведь»), в порыве не то азарта, не то вспыхнувшей вдруг аффективной страсти, скороговоркой перечисляет свои доходы вперемешку с человеческими качествами: «Я дворянин, порядочный человек, имею десять тысяч годового дохода... попадаю пулей в подброшенную копейку... имею отличных лошадей... Хотите быть моею женой?». Ну как тут устоять?.. Так что оставим нежные чувства в стороне, хотя в вопросах любви нам еще придется разбираться.

Две эти веселые истории сюжетно будто отзеркаливают друг друга, показывая нам совершенно противоположные завязки отношений, переходящих в свадьбу. Жених из пьесы «Предложение» начинает за здравие, имея целью визита сватовство, однако чуть было не кончает за упокой своих благих намерений, бесконечно ссорясь с невестой. «Нестарый помещик» Смирнов, приезжая в дом к «вдовушке с ямочками на щеках» с пренеприятнейшей миссией взимания уплаты кредита, начинает за упокой (почившего дебитора Николя), доводя конфликт из-за денег до высшей степени ненависти, а заканчивает за здравие предложением руки и сердца.

Обе комедии, разделенные антрактом, показались художественно неравноценными: «Предложение» было намного ярче, интереснее и куражистее «Медведя», и вот почему - слишком высока планка. Практически каждый второй зритель, пришедший на спектакль, вспоминал знаменитую экранизацию «Медведя» режиссера И. Анненского (1938), где главных героев сыграли легендарные Михаил Жаров и Ольга Андровская, дебютировавшая этой ролью в кино. Разумеется, не совсем корректно сравнивать актерскую игру и интерпретации, но уж больно прекрасен старый образец! Очень хотелось увидеть такой же высоковольтный заряд эмоций, такое же «короткое замыкание», рассыпающееся искрами электрического тока, какое полыхало у Андровской и Жарова. В современной версии «Медведю» не хватило, простите за модное словечко, «драйва». Елена Ивановна Попова в исполнении Марианны Лукиной действительно очень честна, чиста и воспитанна. Достойная женщина, «примерная женка», носящая траур по мужу-гуляке. Она скорбит и молится. У нее все искренне и всерьез, и поэтому становится совершенно непонятно, отчего она вдруг заинтересовывается грубым, беспардонным любителем опрокинуть стопку-другую, Григорием Степановичем Смирновым, и склоняется на его предложение. А ведь на самом деле Елена Ивановна совершенно такая же ураганная личность, обожающая адреналин, как и Смирнов! Они два сапога пара, и за всем ее внешне благочестивым припудренным фасадом скрывается сущий чертенок, которого Смирнов своим появлением в доме невольно выпускает из табакерки.

Такого милого чертенка и рисовала нам О. Андровская, с первых кадров и слов показывая лицемерие мнимо скорбящей женщины, обожающей жизнь, готовой, подобно Скарлетт О'Хара, при первом удобном случае пуститься в пляс в своем траурном платье. Горькое и глубокое разочарование в покойном муже, которое почти распространилось на всех мужчин, Андровская живописует нам всего одним словом, произнося свое нежное и такое саркастичное «бутуз» в адрес почившего супруга. В Елене Ивановне Марианны Лукиной не хватило самоиронии и «перца», отчего и не состоялся «взрывной коктейль» дуэта со Смирновым - Олегом Мошкаркиным. Которого, кстати, сравнивать с Жаровым совсем не хочется: хитроватость, пройдошество Жарова-Смирнова Мошкаркин в своем Григории Степановиче заменил, наоборот, на простоватость, а хамство - на банальную неотесанность, сделав его немного большим ребенком, вот почему неудачливый кредитор так наивно вовлекается в водоворот своих эмоций, неожиданно для себя оказываясь в роли жениха. Ясно, что в этом тандеме он всегда будет ведомым женщиной, как бы ни бравировал своими «тринадцатью брошенными» барышнями.

До гробовой доски ведомым оборотистой женой останется и Иван Васильевич Ломов, делающий «Предложение» Наталье Степановне. В доме со старинным буфетом, в котором с завидной регулярностью (однако неэффективно) запирается на ключ предусмотрительной хозяйской дочерью шкалик водки, смачно рубят капусту на засол, делают заготовки на зиму, пребывают в домашней суете Степан Степанович Чубуков (Андрей Троицкий) и его дочь Наталья Степановна (Ольга Сальникова). Когда в доме появляется парадно одетый сосед Ломов, Степан Степанович, отвлекаясь от капусты, готов не раздумывая благословить его брак со своей дочерью, которая давно уже мечтает выйти замуж (не важно за кого) - и на этом действие пьесы могло бы и закончиться «честным пиром да за свадебку». Однако будущие молодожены решают пообщаться, и здесь выясняется, что ни один не готов уступать ни в чем другому. Несомненная удача - это образ Ивана Васильевича Ломова в исполнении Андрея Кирьяна. Несмотря на то, что Чехов описывает нам его как «здорового, упитанного помещика», авторы постановки сделали Ломова худеньким, тщедушным, заикающимся, а внешне он стал чем-то похож на молодого Евгения Лебедева. У такого и сердцебиение, и давление, и тики, и еще куча всего, что, однако, не мешает ему быть упертым и вспыльчивым до безумия.

Смелыми гротескными мазками создает свою героиню Ольга Сальникова, при этом не переходя в клоунаду. Она прямолинейна и нетактична, где-то даже немного мужиковата - тем забавнее она выглядит, когда ей приходится себя ломать, чтобы обрести хоть какую-то женственность, как внешнюю, так и внутреннюю. В попытке загладить не к месту разгоревшийся спор и вернуть жениха к первоначальной цели его визита она наряжается в платье с накладным бюстом, быстренько приляпывает себе косу не своего цвета волос и драпируется в «фату», которая изначально была столовой скатертью. А также «причесывает» ершистый характер, проявляя покорное смирение и признавая правоту будущего супруга. Тут, казалось бы, и сказке конец, но режиссер очень уместно использует прием ложного финала, чтобы дать возможность нашим персонажам опять схлестнуться в очередном выяснении, у кого что лучше и богаче. На фоне уже практически завязавшейся потасовки папá резюмирует: «Ну, начинается семейное счастье!».

Впервые за многие годы оставленный совсем без овса голодный Тоби становится отправной точкой нового семейного счастья своей хозяйки в «Медведе». Ждет ли семейное счастье героев обеих «шуток» Чехова? И, собственно, в чем это семейное счастье заключается? Ответы на эти вопросы зритель ищет сам. Совершенно точно, что счастье это не основано на влюбленности, на прекрасный дар свыше, а в том «нечто», что должно появиться стараниями мужчины и женщины. Мы все ждем и ищем этой самой «любви? любви! любви...». «Если же долго думать, колебаться, много разговаривать да ждать идеала или настоящей любви, то этак никогда не женишься», - умозаключает Иван Васильевич Ломов. Чехов нам показывает брак с бухты-барахты. Где ни любви, ни влюбленности, ни даже общности интересов может и не быть. Но это не значит, что он не заключен на небесах. И та самая любовь, трижды озвученная в заглавии спектакля, начинается уже после бракосочетания. Или не начинается. Решать двоим...

 

Фото Анны ПУШКИНОЙ

Фотогалерея