Андрей Булычёв: "Я - артист репертуарного театра" (Иваново)

Выпуск №5-255/2023, Гость редакции

В этом театральном сезоне 60-летний юбилей отметил любимый многими артист Ивановского драматического театра - Андрей Викторович Булычёв. Выпускник мастерской Альберта Григорьевича Бурова в Щукинском училище попал в Ивановский драматический в начале 90-х: еще сильна была инерция системы, которая снабжала периферийные театры выпускниками сильных столичных вузов. Очень быстро Андрей Булычёв стал знаменит в городе - почти за тридцать лет службы в Ивановском театре он сыграл больше 50 ролей. Свой юбилей он тоже встречает в работе, «поймать» его удалось в перерывах между репетициями. И все-таки мы успели поговорить о многом: об актерской школе, о творческом опыте, о любимых книгах, без которых артист не мыслит себя.

- Андрей Викторович, за плечами у вас такой стаж, что страшно даже интервьюировать. Наверное, вас уже обо всем спрашивали.

- Да нет, мне самому интересно.

- Давайте тогда начнем с самых истоков, с народного театра юного зрителя под руководством Валерия Васильевича Маслова в Иваново, в который вы пришли в 1979 году, сразу после окончания школы.

- Я тогда поехал поступать в Ярославский театральный институт. И не поступил, после первого тура срезался. Особо не готовился, готовила меня учительница по литературе. Поэтому стихи, проза и басня были «не мои». В общем, не очень хорошо, безответственно подошел к поступлению. Устроился на завод. Токарем. У нас в школе была практика, проходили мы ее на Фабрике имени 8 марта, получали там профнавык. У меня была специальность «токарь», вместе с аттестатом мне вручили какой-то небольшой разряд.

И той осенью я увидел объявление, что в народный ТЮЗ набирают артистов. У меня как раз всё было готово, и там того, что и как я прочитал, оказалось достаточно. И с сентября 1979 года я начал заниматься у Валерия Васильевича Маслова.

- Что этот опыт дал вам как будущему профессиональному актеру?
- Это большое счастье, что на моем пути встретился Валерий Васильевич. Он ведь выпускник Щукинского училища, куда потом поступил и я. Он учился на заочном отделении режиссуры у Бориса Евгеньевича Захавы в начале 70-х. И, конечно, то, что он стал меня готовить, потом мне очень многое дало. В свое время он поставил «До третьих петухов» Шукшина и получил премию Ленинского комсомола - я этот спектакль, к сожалению, не смотрел, не застал. У нас шел спектакль по Шукшину «Сельские жители» на основе нескольких рассказов: «Ваня, ты как здесь?», «Хозяин бани и огорода», и еще какой-то - было три инсценировки. Кого я играл? А режиссера - такой персонаж там был. Заодно Валерий Васильевич стал меня готовить к поступлению.

- В Щукинское?

- Ну, не в Щукинское как таковое, а вообще - в вуз. Ни о какой Москве я не мечтал, а хотел в Ярославль. Я слышал, что основной состав преподавателей пришел туда из ЛГИТМИКа, из Ленинграда. Мы стали готовиться и параллельно репетировали Шукшина. Валерий Васильевич мне выбрал очень удачный, как потом оказалось, репертуар. И так получилось, что после консультации нас с моим другом Мишей - он тоже играл у Валерия Васильевича - взяли сразу на второй тур.

Вот я хожу работаю на свой завод любимый, жду этот второй тур... Очень был доволен. Еще и мастер хороший набирал. А в это время у нас кто-то собрался поехать в Москву поступать, и Миша тоже. А Валерий Васильевич говорит мне: так и ты тоже поезжай. Съезди в столицу, посмотри, у тебя сейчас есть время. А что от нас до Москвы-то доехать - в общий вагон билет стоил три рубля. Отец говорит: ну колбасы заодно купишь. (Смеется.) И в общем, никто из них не поступил, а я поступил. Забыл и про Ярославль, и про всё. Попал на курс Альберта Григорьевича Бурова, за что очень благодарен судьбе. Вот так звезды сошлись, что он меня увидел, принял, и никуда я больше не поступал... И началась моя эпопея в Москве. Замечательное время было...

- Современный мир все время сталкивает нас с убеждением, что высшее образование не нужно, главное - талант, упорство, пробивные способности и т. д. Как бы вы сформулировали - что вам как артисту дал вуз?

- Ой, это настолько сложно. Мне кажется, образование обязательно нужно. Столько знаменитых выпускников Щукинского: Миронов, Богатырев, Райкин, Варлей, Гундарева, Филатов. Им образование, во всяком случае, не помешало точно. Ну конечно, должен быть талант, образование только шлифует твой талант, тем более если это хорошее образование. Нет, бывают какие-то самородки - вон Лев Викторович Раскатов, например. Конечно, путь в театральное искусство складывается по-разному... Но мне кажется, все-таки образование - хорошее, театральное - никогда не помешает. Наоборот, поможет. Потом, в театральном вузе ты развиваешься. Ведь что такое артист - это не просто умение играть на сцене правдиво. Там развивается твой кругозор, твоя душа, тебе читают предметы, которые ты нигде больше не получишь. История русской литературы, зарубежной, история русского и зарубежного театра, история изобразительного искусства... Мне очень повезло, что такие были педагоги: Владимир Абрамович Этуш, Юрий Михайлович Авшаров, Владимир Петрович Поглазов.

Ну и, наконец, это Москва. Мы ходили в великие московские театры, мне посчастливилось видеть великих артистов, каких сейчас нет. Увидеть Ульянова, Яковлева, Миронова, Папанова... Вахтанговский театр, Театр Сатиры... На Таганке я Высоцкого только не застал, он в год моего поступления умер... А Театр Моссовета? Я даже Раневскую успел увидеть: «Правда хорошо, а счастье лучше», где она играла Фелицату. Это ведь тоже образование, всё это - образование, и оно идет в твою копилку.

- Представим, что нас сейчас читает совсем молодой человек, который колеблется: поступать ли на актерское. Дайте ему совет.

- Если бы мне сейчас было восемнадцать лет, то, судя по тому, что требует от артиста современность: и сериалы, и манера игры в сериалах, и... нет, я бы не связал свою жизнь с театром. Потому что мне как-то неинтересно было бы. И время сейчас другое, я бы занялся другой профессией. Это ж какая была эпоха, советский театр, это вообще взлет искусства - какого-то нашего, неподражаемого. А сейчас... Может, виной засилие этих сериалов, которые клепаются по одному клише... и артисты из-за этого как будто перестают быть артистами, не поймешь, что такое. Какие-то симпатичные, красивые, органично говорящие люди, появляющиеся из кадра в кадр.

Хотя у нас есть очень хорошие фильмы, мне очень нравится ряд артистов - да взять хотя бы замечательную «Ликвидацию» Урсуляка. Но сейчас я бы в театральное не пошел. Тогда эта эпоха меня просто втолкнула.

- Раз мы начали говорить про отход от советской театральной системы... Существует мнение, что театр может пойти по американскому пути, разделившись на немногочисленные репертуарные театры и антрепризу. Какой способ организации театрального дела вам ближе?

- Вообще мне нравится антреприза, просто все зависит от того, кто в ней играет. Я даже знаю, что они приедут, будут подбирать тут мебель... но если они прекрасные артисты, на них наслаждение смотреть.

- А что бы вы выбрали для себя?

- Я артист репертуарного театра. Когда ты работаешь в одной труппе, о тебе знают, тебя понимают. И если у тебя есть какое-то понимание... ну, смешное слово, но назову это «соитие» с режиссером, то ты знаешь направление своего театра. И появляется вот это ощущение: я могу работать только в этом театре, мне нравится, как репертуар строится, как меня используют, меня устраивает художественный уровень. Это может быть только в репертуарном театре - при условии, если театр действительно хороший. Я вот считаю, что у нас хороший театр. Потом, ты работаешь все-таки с разными режиссерами - и тебе выпадают какие-то новые роли.

- Раз мы заговорили о режиссерах - хочется поговорить вообще о роли режиссуры в вашей актерской судьбе. Еще в самом начале карьеры, в Таллиннском русском драматическом театре, вам довелось поработать с таким режиссером как Роман Григорьевич Виктюк. Расскажите немного о спектакле «Мастер и Маргарита» 1988 года, на котором произошла эта встреча. Можете немного вспомнить о нем?

- Да, «Мастер»... Эту премьеру мы сыграли в Астрахани, на гастролях. Там мы репетировали, на тех же гастролях и сыграли. А осенью открыли ею сезон уже в Таллине. Автор инсценировки соединил персонажей так, чтобы один актер играл и Иешуа, и Мастера. Как раз тогда Булгакова стали активно ставить, ведь перестройка началась. Даже «Роковые яйца» где-то шли. И «Мастера и Маргариту» Виктюк неоднократно ставил: например, в Вильнюсе. У нас репетировали около двух месяцев. Но с Виктюком мы работали, должно быть, дней десять. Он привел к нам режиссера. Он говорил так: это мой Левий Матвей. То есть приезжал такой «разминатель», очень интересный дядька, с ним мы учили текст, мизансцены, он непосредственно участвовал во всем. Делал этот спектакль, потом привозили декорации, приезжал Виктюк на неделю, все «собирал» и уезжал. Причем, у него в принципе такая манера была - не знаю, как он работал у себя в Москве, а на стороне только так. И это совершенно не умаляло ничего, просто он был человек занятой. У этих людей, которые с нами работали большую часть времени, - у них была вот такая стопа бумаг, где были записаны мизансцены, придуманные Романом Григорьевичем. Порой спрашиваешь: а как же так-то, почему я иду сначала туда, а потом сюда, - а нам говорили: «Вот Роман Григорьевич приедет и всё объяснит».

- И он объяснил?

- Конечно! Когда он приехал - там сразу всё стало понятно, он же просто летал. Это какое-то явление было, Роман Григорьевич. Помню, где-то в 1990 году летом мы были на гастролях в Киеве, в театре Леси Украинки он ставил с Адой Роговцевой «Уроки музыки» Петрушевской. Кто-то договорился прийти на репетицию к нему - он по старой памяти нам разрешил, - и мы смотрели, как он репетирует с артистами Театра имени Леси Украинки. Второй раз окунулись в это уже как зрители. Такая удача была в жизни поработать с Виктюком, потому что это настолько неординарный человек, художник - событие просто.

- Вы как-то говорили, что Булгаков особенно близок вам. Вы дважды пересекались с его творчеством на сцене - «Мастер и Маргарита», потом «Зойкина квартира», где сыграли Аметистова. Вам хотелось бы еще поработать с булгаковским материалом? Если да - то с каким?

- Сейчас хотелось бы попробовать даже и Воланда, не отпускает меня этот роман. Не знаю, насколько Булгаков мой, но он мне интересен своим миром. Я зимой перечитывал его - у меня дома многотомник. Заново открыл для себя фельетоны, которые он писал в 20-е годы, когда обосновывался в Москве... Ну а вершина для меня, конечно, «Мастер и Маргарита». Чем близок? Не знаю. Тем, что и вечная любовь, оказывается, есть, и рукописи не горят, и что потом, после жизни, что-то есть обязательно... Даже если нет никакого ада или рая, - есть что-то другое там дальше, за жизнью, поэтому надо себя вести так, как считаешь нужным, не врать себе и другим, и уметь любить, конечно... «Кто сказал, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?» И этот юмор булгаковский, и этот кот - знаешь, я, когда вижу черных котов, особенно больших, сразу говорю: ты кот Бегемот. Я ведь соприкоснулся с этим материалом, когда мне было лет 25-27, и сразу понял: это мое, это мой мир. И «Театральный роман» еще стоит для меня особняком.

- Вы в театр, получается, пришли через литературу, и в жизни она вам сопутствует? Успеваете сейчас читать? Вам близок кто-то из современных писателей - как материал для ролей или просто сам по себе?

- Стараюсь читать... Как Набоков говорит, хороший читатель - это перечитыватель. Честно сказать, не читаю современную литературу. Одно время что-то взахлеб читал, но как-то не оседает в памяти. Книг у нас много, и от родителей остались, и свои - много собраний сочинений, зарубежная, русская классика. И я сейчас это перечитываю. Вот прямо сейчас - Стейнбека: «Гроздья гнева», «Зима тревоги нашей». А вот назови мне что-то из новой литературы - ничего не знаю. Хотя смотрю передачи с Сергеем Шаргуновым по «Культуре». Он беседует с молодыми писателями, писательницами, а я думаю: что это за книга, откуда ее все знают?..

- Вы работали с Михаилом Морейдо, Зурабом Нанобашвили, Ириной Зубжицкой, Игорем Южаковым, Константином Барановым (Полихрониадисом)... А с кем из режиссеров мечталось бы поработать? Давайте не ограничимся современностью и географическими рамками.

- С такими великими, как Эфрос, Васильев, Товстоногов. Из советской эпохи. Кстати, а я показывался Эфросу! Мы в 84 году заканчивали институт, а он только что принял Таганку. Любимов как раз в 83 м уехал. Мы показывались по театрам, и я подыгрывал одной девочке с нашего курса: я был Треплев, а она - Нина. И он сидел в зале. Мы понимали, что он никого уже не возьмет, он только что в театре, и ему никто не нужен, ему бы с труппой справиться, - уже у него проблемы начались с таганковской труппой. И вот он сидел, больше в пол смотрел... Я даже не помню, доиграли ли мы, отрывок-то большой, - наверное, не доиграли. Кроме нас были и ребята из других институтов, и никого он не взял. Так что мне посчастливилось показываться Эфросу.

- То есть для вас важны не методы работы, не как проходит репетиционный процесс, а спектакль, который получится в итоге?

- Ну да. Это как к Виктюку попасть было счастьем, и я постарался сыграть неплохо. Как у такого режиссера плохо сыграть?!

- А совсем классики: Крэг, Вахтангов?..

- Не знаю, там какой-то чужой, другой мир. Он мне знаком только по учебникам, только по истории театра... Ну, наверное, Мейерхольд, Вахтангов, Таиров! Уж наверное, было бы интересно. Хотя не знаю, на практике смог ли бы я, например, у Мейерхольда играть. Другое время было, другой театр.

- Свернем от вопросов сугубо творческих к более земным. Что вам ближе как человеку и как актеру - провинция или столица?

- Москва, периферия - сейчас в 60 лет уже и нет такой градации. Где работаю, там и работаю. Главное, что есть роли. Звали в другие города, конечно - в Вологду звали, в Воронеж. Даже в Петербург. И театр был известный, и как раз нужен был актер моего возраста. Но я собирался-собирался, да так и не поехал. И чего, думаю, я поеду, когда у меня тут всё есть? Тем более, еще и сорока не было. Может быть, это инертность. Мне как-то сказал один человек: «Для артиста важно тщеславие, самолюбие, они его толкают вперед, и он благодаря им и с помощью своей воли добивается многого, а у тебя этого нет». Я, правда, лишен зависти, тщеславия, у меня все, что было, как-то само собой приходило, я даже не напрягался. Напрягался только в том смысле, что надо удачно всё сделать. Никогда никаких ролей не просил ни у кого, не было такого. Было, как тот же Воланд говорил: сами все предлагали, и сами всё давали. Я только со своей стороны старался все это не провалить и достойно работать. Вышло, как бабушка у меня говорила: не живи, как хочется, а живи, как Бог велит. Поэтому я давно переболел столицей. А остальные города... вот был Таллин - я пожил в Прибалтике советской, и столько людей повидал, и гастролеров, и город замечательный, и ездили мы столько - всю западную и южную часть Союза объездили. Грех жаловаться.

- Вы сыграли множество ролей «героев». Но в вашем даровании есть и другая грань (если можно свести все многообразие ролей к слову «грань»): характерные роли, роли в комедиях и фарсах. Арнольф в «Школе жен», Аметистов в «Зойкиной квартире», Дюпон-Дюфор в «Бале воров» Ануя... Какая актерская ипостась - или какие из этих ролей вам ближе?

- Ближе характерные, конечно. Потому что я не такой уж герой. Внешность у меня, может, и героя, а нутро всё равно не героя. Для героя, по-моему, какой-то стержень обязателен, например, как в Высоцком. А я всегда был более мягкий, поэтому, наверное, не мог на чем-то настоять. Подколёсин в «Женитьбе», я считаю, для меня сложился. Вот это сомнение воплощенное. А герой... даже Гамлет - он мающийся, мятущийся, но все равно в нем какая-то сила, мощь, которых во мне нет.

- Есть ли роли, которые сейчас хотелось бы сыграть заново, совершенно по-другому?

- «Страсти под вязами» я бы по-другому сыграл, да возраст уже не тот... Я немножко не понимал эту ситуацию, когда ты влюбляешься в жену отца. Эту страсть. У них же даже любви нет, по-моему. Любовь созидает, а страсть в конце концов всё разрушит - и в итоге это и приводит к трагедии. Я все-таки не понимал многого в этой роли. Для меня Эбин был - что-то умозрительное... И у меня больше получалось какого-то обозначения, какого-то мальчишества. А сейчас уже Эбина не сыграешь. Я просто оказался неопытен для этой работы. Сейчас я бы сыграл отца - Кэббота. Это так здорово, когда в одной пьесе через какое-то время играешь другую роль.

Как-то у нас на курсе ребята взяли отрывок из «Отелло», и почему-то сцену удушения Дездемоны. Ребята лет по 20! Им тогда Буров сказал: «Ну зачем это брать? Во-первых, это кульминация спектакля, это надо быть опытным артистом, чтоб так ее сразу сыграть; а потом все-таки надо пожить хоть какую-то жизнь, чтобы Отелло сыграть, что-то повидать надо в жизни». Полюбить кого-то. А в 20 лет - кого ты полюбил? Ну так, пообозначал.

Ну Тригорина я бы мог сыграть - в 60 лет играют Тригорина? Прошло почти 20 лет, и уже как-то на это всё по-другому начинаешь смотреть. Любовь к этой девочке, например. Да и себя начинаешь понимать как ординарного беллетриста. У него - странно как - в 37 лет уже жизнь прошла, хотя, казалось бы, был популярный и богатый человек, его печатали. Но он знал, что его завтра забудут. Он уже в 37 лет это понимал. Теперь хочется чего-то качественно нового, чего-то, что я еще не играл. Сейчас, например, интереснее в «Гамлете» сыграть того же Полония или Клавдия. Меня как-то один из главных режиссеров спрашивал, чего бы мне хотелось. Сейчас уже ничего не хочется: что дадут, то и играешь. А тогда я говорил: интересно в «Господах Головлёвых» Иудушку сыграть. «Ну, это у нас никто смотреть не будет». Вот я сказал, что хочу сыграть Воланда, но, знаешь, когда мечтаешь и долго не выходит, как-то уже перегораешь. Ну, и потом я мечтаю, но ведь и сам не знаю: а Воланд ли я?

Хочется, например, Городничего попробовать в «Ревизоре». Того же Кэббота. А вообще любимая моя пьеса - «Вишневый сад». В Таллине я Яшу играл, теперь бы, конечно, Гаева... А то уж и Фирса можно скоро. (Cмеется.)

Фотогалерея