САРАТОВ. Песни Гурии

Выпуск № 7-257/2023, В России

Мы нередко видим инсценировки метафоричного, где-то печального, где-то озорного и очень поэтичного романа Нодара Думбадзе, рассказывающего о не самом прилежном ученике и сироте Зурико, его бабушке Ольге и двух «закоренелых друзьях» Илико и Илларионе. Черно-белая пленка киностудии Грузия-фильм «Я, бабушка, Илико и Илларион» создавала чудный контраст между залитыми солнцем горами и черным силуэтом бабушки с зонтом, гонявшей в школу «негодника» внука. Многие помнят спектакль легендарного Ленинградского БДТ, носящего теперь имя Г.А. Товстоногова. Но в каждом из театров России свои Илико и Илларион.

В чем-то автобиографичная (у будущего писателя репрессировали родителей, он вырос у родных в горной деревушке), книга создает притягательный образ Грузии, где живут гордые, талантливые, темпераментные люди. «Через Губазоули перекинут мостик. Каждой весной взбушевавшаяся река уносит его, оставляя только торчащие из воды черные сваи. И все же мое село самое красивое и веселое в Гурии». Гурия находится в центре древнего Колхидского царства. Менгрельское слово гур переводится как «сердце». «Сердце» Грузии смешное и доброе. Юмор пронизывает текст, но удивительно уживается с мягким лиризмом. «Когда бабушка сердита на меня, я ночую в давильне; как помиримся - я снова перебираюсь в комнату. Днем бабушка, призывая на мою грешную голову громы небесные, гоняется за мной с хворостиной в руке. Ночью она моет мне ноги и, дождавшись, когда я усну, тихо целует».

Все-таки «ставить о Грузии» лучше получается у носителей ее культуры. За вечный сюжет о жизни и смерти, любви и дружбе в Саратовском ТЮЗе Киселева взялся ученик Льва Додина Георгий Цнобиладзе. Песни и танцы всегда звучат в инсценировках Думбадзе - как грузинам не петь и не танцевать! А режиссер саратовской версии вообще все действо превратил в большой пластический этюд, где танец и песня от первого до последнего такта. То она состоит из одних междометий, то протяжная и грустная как вечерние зори в горах. Пластическое решение постановки - саратовского хореографа Алексея Кривеги, музыкальное - петербуржца Александра Экгарта.

Стройными тенями выплывают молодые селянки. Кувшины на высоких шестах спорят с ними в статности. Мужчины подтянуты и подвижны как ртуть. В полном облачении танцует уважаемый аксакал: при бурке, папахе и снежно-белой бороде (у Владимира Конева она натуральная). Руки почтенных матрон летают в характерных движениях, и сами они перемещаются в такт быстрым музыкальным аккордам. Замечательные актрисы Татьяна Чупикова и Нина Пантелеева выразительны и в небольших ролях. Пририсованные (гримируются, по киселевской традиции, сами) сросшиеся брови и усики прибавляют комических ноток. Кажется, и стадо овец движется в каком-то плавном кавказском танце.

И в статичную сцену в сельсовете режиссер смог привнести динамику: колхозники то и дело пересаживаются, передвигая табуреты. Они составляют и мебель класса. Зурико свои каракули пишет стоя. Что толку стараться, если даже учительница русского не знает и, исправляя на доске слово апафиозс, «сажает» в него новые ошибки.

Никто здесь не сидит без дела - некогда. Первый школьный лентяй Зурико (Александр Степанов, в другом составе - Алексей Анисимов) ведет нескончаемый спор с бабушкой (Светлана Лаврентьева). Она бегает за ним с тряпкой, но не перестает давить ногами виноград. Его носатый дядя Илларион (забавный и вспыльчивый у Алексея Ротачкова) с первых минут возится со странным агрегатом. Он задымится, и мы увидим, что так готовят чачу.

Дядя усердно защищает Зурико, когда тот после недели пропуска школы («мотыжил кукурузу») симулирует болезнь. Смекалистого сельского доктора чудно изображает Александр Федоров. Он тщательно моет руки над медным тазом, насмешливо поглядывая на всю честную компанию (поддержать Зурико пришел и беспокойный Илико Валерия Емельянова). Столичного шарлатана, выдающего себя за врача, тоже играет Федоров. Здесь он предельно невозмутим и забавен.

Действие происходит на фоне большого оранжево-черного круга солнца, а когда это ночные проделки Зурико и его «стариков-разбойников», то - белого лунного шара (художник из Петербурга Александр Храмцов, его же дивный театр теней). Светила похожи на грузинский барабан, чей стук мы почти все время слышим за сценой. Солнце и луна сменяют друг друга стремительно и сливаются в сознании героя: «Снег валил хлопьями, и ветер был, и луна, и солнцe, и любовь, и слезы, и много, много снега... А я радовался и этому ветру, и луне, и солнцу, и моей любви, и этим белым-белым хлопьям снега».

Жители деревни все время на сцене. Сидя в тени, они заняты повседневным трудом. Шьют, латают, что-то мастерят. И превращаются в пассажиров поезда, когда Зурико отправляется в город... верхом на корове. Почившая в бозе корова Пакизо (ровесница бабушки, по насмешливой характеристике автора), общая собственность стариков и Зурикелы, словно символизирует оторванность деревенского паренька от столицы.

Поездка в Тбилиси, мастерски описанная в книге, не менее ярко показана в спектакле. Муравейник общего вагона, когда трудно понять, где кончается чемодан и начинаются чужие ноги, роится, шумит, образуя живую трехэтажную пирамиду. И вдруг вытягивается в линейку, как за праздничным столом, являются вино, закуска, тамада: «За поезд!».

Пьют в романе и в спектакле много - Грузия же! Пьянеют редко. Грузинская застольная, звучавшая в товстоноговской версии («Если товарищ к тебе пришел, / Цоликаури ставь на стол! / Если ты выпил и загрустил, / Ты не мужчина, ты не грузин»), имеет множество вариантов. Есть и такой: «Если прохожий к тебе зашел, / Киндзмараули поставь на стол! / Если ты выпил и закусил, / Ты не мужчина, ты не грузин!»

Городская жизнь студента Зурико тоже дана колоритно, на фоне вечно развешанного белья тети Марты (Ольга Кутина). Поначалу крикливая, несговорчивая, и она привяжется к доброму, открытому Зурико. Мери, девочка с красным бантом в косах, хрупка и наивна (точный выбор актрисы - Вероники Клинаевой). А вот линия городской красотки Циры (Надежда Червонная) немного смазана. Кто не читал роман, вряд ли поймет, почему первая красавица курса отвергает всех ради неприметного Зурико.

Не все проделки стариков-разбойников и их юного друга вместились в три часа сценического времени. Это нереально, ведь в книге полно приключений. Но многие очень изобретательно показаны: роковая ошибка на охоте, неудачное похищение вина, перчёный табак Илико... Старики ругаются, дерутся, обижаются, но если надо помочь фронту, забывают все ссоры и дружно приносят самое дорогое.

Вздорные, шумные, скорые на проклятия старики Гурии и есть тот золотой запас Зурико, с которым он выходит в большую жизнь. Даже смерть бабушки превращена тут в праздник. Праздник продолжения жизни. Мало кто так любит праздники, как грузины.

Бабушка, деловито осмотрев диплом внука, как проверяла подлинность его аттестата, спросит напоследок вина и скажет с неподражаемым акцентом: «Почему так грустно хороним?!» Тут же нескончаемый хоровод вылетит из кулис. А на экране, где все время шел теневой театр, пройдет в силуэтах жизнь героя, но в обратном порядке: город, старый Тбилиси, горы, овцы, коровы, домик с длинным балконом, малыш... И уже непонятно, сам ли то Илико в детстве или уже его будущий сын. Как метафора замечательной книги Любви - к женщине, к ближнему своему, ко всему живому. «А потом я поселю в моем доме всех - Илико, Иллариона, тетю Марту... У меня будет много детей, внуков, правнуков. А потом нас станет еще больше, и весь мир будем мы. Мы никогда не умрем, мы будем жить вечно...» Спектакль - песня. Ни слова лишнего, ни ноты.

Фото предоставлены театром

Фотогалерея