«Ибо сильна как смерть любовь…» / "Король Лир" в ЦАТРА
Выпуск №8-258/2023, Премьеры Москвы
Порой кажется, что определение большого стиля в театре выплеснули вместе с СССР, причем, даже в опере и балете, где на протяжении десятилетий он был необходимым условием. Вероятно, есть некая мистическая связь в том, что разбежавшееся по более или менее малогабаритным «квартирам», некоторое царство-некоторое государство предпочло «камерность» во многих проявлениях, среди которых главные места заняли либо доказательство самостийности, либо абсурд окружающего мира. А музыкальные театры перешли к модному минимализму как в сценографии, так и в костюмах, свете, а главное - в мысли...
Сегодня все, что появляется на больших сценах театров (у которых таковые имеются), по сложившейся традиции объявляется большим стилем. Но так ли это? А когда внезапно находишь на сцене органическое сочетание всех составляющих понятие забытого большого стиля, испытываешь шок.
Мне довелось испытать его уже на подходе к Центральному академическому театру Российской Армии в день премьеры шекспировского «Короля Лира». На протяжении, по крайней мере, последнего десятилетия наблюдать такое доводилось только тогда, когда Большой зал арендовали для проведения концертов Александра Розенбаума или других известных исполнителей, а Малый зал был полон зрителями замечательных спектаклей штатных режиссеров театра Александра Бурдонского и Андрея Бадулина или нескольких приглашенных. Может быть, в значительной степени этот интерес к спектаклю (особенно не разрекламированному) определился именем Андрея Бадулина, после многолетнего перерыва вышедшего с Малой сцены, где постановки его пользуются неизменным успехом, на главную. Может быть, желанием увидеть трагедию Шекспира, именно в интерпретации этого режиссера, хотя она есть в афишах нескольких столичных театров. Может быть, вечером выходного дня, когда хочется насладиться не «перекрашенной» под сегодняшний день мировой классикой (чем Бадулин никогда не грешил!) и получить положительный заряд на рабочую неделю...
Гадать бесполезно, у каждого зрителя свои причины, но театр был переполнен вплоть до балкона, который я не припомню открытым за несколько десятилетий.
... Вместо привычного красного занавеса перед нами серое полотнище с редкими черными и грязновато-белыми размытыми вкраплениями. Когда в зале медленно гаснет свет, на нем выступят буквы: Король Лир, и зазвучит тревожная, совсем не мелодичная музыка. Полотнище медленно поползет вверх и перед зрителями раскинется серое пространство с площадкой посередине и уходящими то ли во внутренние покои, то ли в никуда широкими рядами ступеней по сторонам сцены, а вдалеке окажется такая же серая загадочная огромная дуга, то ли соединяющая, то ли разделяющая всех от всего... Художник-постановщик (она же автор изысканных и простых одновременно костюмов) Мария Вольская, автор музыкального оформления Дмитрий Спиридонов, художник по свету Андрей Богуславский и режиссер по пластике Мария Шмаевич создают Вселенную, лишенную пространственно-временных координат, завораживающий безграничный мир, в котором, по словам Ф.М. Достоевского, сформулированным несколькими веками позже, Дьявол с Богом ведут вечный спор, «а поле битвы - сердца людей».
Не совсем привычное для содержания трагедии толкование, которую привыкли рассматривать как столкновение почти исключительно государственных, политических интересов, борьбы за власть, ошибок короля-тирана, приведших к гибели едва ли не всего его окружения и самого Лира, в спектакле Андрея Бадулина создает забытый большой стиль в органическом единстве сценографии, музыки, света и, вероятно, одной из главнейших для нашего смутного времени мысли. «Нам представляется особенно интересным в этой поистине шекспировской буре страстей постараться определить, где проходит грань между человечностью и бесчеловечностью, понять сущность человека, определить его место в нашем мире и истинную «стоимость» среди всех людей, - говорил режиссер перед премьерой. - И, как нам кажется, в этой «беспросветной» истории мы нашли свет - мерилом всех вещей должна быть любовь».
Она должна быть не дарованной свыше, а выстраданной путем неисправимых никем и никогда ошибок, невосполнимых потерь.
Вспомним снова великого русского писателя и философа Достоевского из «Записных книжек»: «Только то и крепко, подо что кровь протекла. Только забыли, негодяи, что крепко оказывается не у тех, которые кровь прольют, а у тех, чью кровь прольют. Вот он - закон крови на земле». Именно эти слова заставил меня вспомнить сегодняшний «Король Лир», чем и отличился от прежних постановок в разных театрах в разные времена.
Андрей Бадулин выбрал не классический перевод Бориса Пастернака, не ставший популярным на грани 90-х и нулевых перевод Осии Сороки, а менее известный, принадлежащий Григорию Кружкову. Он точнее по языку, но менее поэтичен, что режиссер, возможно, и счел справедливым для нашего времени. Кроме того, некоторые фрагменты трагедии режиссер изъял, сосредоточив главное внимание не на проблемах власти и распада государства, а на поиске света, о котором говорил в приведенных выше словах.
Осторожный диалог Глостера и Кента в самом начале (великолепные работы Константина Денискина и Вячеслава Разбегаева) тревожен, но не мешает заметить за их спинами, как некто согбенный и смиренный, пряча лицо, раскладывает на нижних ступенях карту страны, которую Лир будет делить между дочерьми. Этот старающийся быть незаметным человек будет постепенно распрямляться, сплетая узел изощренных интриг, и, самый незаметный, обернется одним из самых заметных - незаконным сыном Глостера Эдмундом (очень точно играет его Максим Чиков). Он готов на всё, не ведает ни любви, ни совести, ни чести. Так подчеркивается режиссером мысль о том, что распад государства начинается с распада внутрисемейных отношений одновременно в двух домах - Лира и человека ближайшего к нему властного круга, Глостера. Отца трех дочерей и отца двух сыновей.
И вот появляется король Лир. Немного уставший от груза государственных проблем правитель, но - отчасти и лицедей, без чего невозможно управлять ни королевством, ни какой бы то ни было иной «структурой». Элемент театральности, игры - необходимое условие политики, а этот Лир, как кажется, владеет им безукоризненно. Он прекрасно понимает, для чего устроил эти «показательные выступления» дочерей, своего рода развлечение, в первую очередь, для себя, но и для проверки окружающих. Зная, как раздраженно реагируют порой все, включая его самого, на проделки Шута (Дмитрий Ломакин). Умный, проницательный, знающий цену своему окружению, Лир считает, что власть всё равно будет принадлежать ему, ничего, по сути, не изменится, но почему лишний раз не насладиться привычными, пусть и звучащими откровенной фальшью признаниями в любви тех, кто поверит в его «устранение» от правления государством и по очереди, осторожно будет тянуть руки к оставленной на возвышении короне? А Корделия (Мария Белоненко), которую он искренне любит, как всегда, поддержит его игру, как во всем верна отцу. Но она же совсем другая, ни в чем не похожая на своих старших сестер, что ценит, за что любит ее отец...
Продумав свой сценарий передачи короны, Лир, как ему представляется, рассчитал все до мелочей: кажущиеся едиными во всем дочери проявят каждая себя, Корделия выйдет замуж за одного из двух претендентов (может быть, именно потому и заставил ее надеть белое платье). Таким предстает перед нами Лир в блистательном исполнении Сергея Колесникова, «до кончиков ногтей король», но и опытный игрок, который будет пристально следить за воплощением собственного сценария. Однако, начавшись вполне предсказуемо, задуманное действо неожиданно ломается...
Но в ситуации, когда Гонерилья (Людмила Татарова-Джигурда) с золотой шалью, перекинутой через одно плечо, и Регана (Елена Сванидзе) с такой же серебряной шалью, одна за другой поднимаясь на услужливо подставленное Эдмундом возвышение в центре сценической площадки, с пафосом будут исполнять песни возвышенной любви, Корделия «выйдет из игры», не выдержав этой невыносимой для нее фальши, в отличие от Лира поняв, что отца унижают. А Лир впадет в гнев от неподчинения той, в ком он никогда ни в чем не усомнился, убежденный в том, что вместе с младшей дочерью они от души посмеются над старшими, поверившими в эту игру. Ярость его будет страшна, она перейдет все границы, когда за младшую дочь короля попытается вступиться благородный Кент. Но прекратить свой спектакль сразу он не сможет: будет рвать платье Корделии, отталкивать ее изо всех сил, позорить перед искателями руки младшей дочери...
Андрей Бадулин выстроил спектакль таким образом, что каждое последующее событие, новый эпизод, музыкально «отбиваемый» словно далекими звуками постепенно приближающегося грома небесного, ведет к прекращению игры, к мучительному осознанию реальности, к буре - сама природа вступается за справедливость, напоминает о том, что гармония мира неизбежно разрушается. Фраза Глостера: «Лучшие времена в прошлом...», - прозвучит в спектакле не ностальгической нотой, а предчувствием грядущих страданий, которым пронизано самое пространство трагедии. «Несчастья начались - готовьтесь к новым», - вспомнятся слова принца Гамлета. И еще вспомнится название книги режиссера Григория Козинцева, подарившего кинематографу свои версии «Гамлета» и «Короля Лира»: «Пространство трагедии». Оно нескончаемо, как Вселенная, но просвет в нем есть, пусть и поздний: к истине, к подлинным ценностям надо проделать каждому свой путь, чтобы понять, что не власть, не ощущение себя центром мира, не театрализация любых событий человеческим назначением не являются. Одним из главных становится осознание Любви как высшего дара. Это осознание к кому-то не приходит никогда, к кому-то слишком поздно, к кому-то, быть может, от внезапного толчка. Но события «Короля Лира», по точному ощущению режиссера, переливаются одно в другое: от какой-то детской доверчивости ослепленный Глостер прозревает духовно и познает, какой ценой заплатил за желание возвысить незаконного сына изгнанием из дома законного, искренне любящего отца.
Что же касается Лира, Сергей Колесников проживает его судьбу, что называется, без особых иллюзий. Он неосознанно был готов к тому, что старшие дочери, скорее всего, предадут его, но, возможно, не так быстро и не столь бесцеремонно. Людмила Татарова-Джигурда и Елена Сванидзе точно обрисовывают характеры дочерей - не в привычном для нас сходстве, а в резких отличиях. Это проявляется не только в жестокости Реганы и показном благородстве Гонерильи, но и в том, как они кружатся вокруг Эдмунда в пластически решенной сцене его обольщения. Так в начале спектакля они кружились вокруг короны - с плохо скрытым вожделением завладеть ею.
Сцена бури решается непривычно приглушенно: в ней нет открытых, бьющих по нервам страстей, крика, слез - есть текст, которым сказано все, и умело сдержанная игра артистов. Вот Лир подносит руку к голове - он чувствует, как смешались в мозгу физическая и моральная боль. Он пока еще остается королем «до кончиков ногтей», но человеческое начинает просыпаться с мучительной болью, и в этом пробуждении смешивается воедино все то, из чего состоит любовь: милосердие, осознание, понимание, приговор себе. И именно тогда он по-настоящему слышит своего Шута, за парадоксами улавливая подлинный смысл, и хочет продолжать до бесконечности разговор с Эдгаром, вынужденным скитаться под личиной бедного Тома (Дмитрий Оболонков). Это превращение в человека особенно сильно и очень просто произойдет при встрече с младшей дочерью, прибывшей на помощь отцу. Просыпается другое сознание, другое состояние - переход от короля к человеку.
Финал непривычен, но он логически вытекает из того, что вложил Андрей Бадулин в сегодняшнее прочтение трагедии: Лир держит на коленях тело убитой Корделии, без намека на пафос произносит над ней монолог, и медленно сдвигается занавес, оставляя зрителя с прозрением: «Ибо сильна как смерть любовь», - сказано в Песне Песней царя Соломона.
Фото предоставлены театром
Фотогалерея
