Классика, которая жизнь / фестиваль Театра юных зрителей им. А.А. Брянцева (Санкт-Петербург)

Выпуск №10-260/2023, Фестивали

В одном из давних стихотворений Владимира Рецептера есть строки: «...И кончился Шекспир, который классика, и начался Шекспир, который - жизнь».

В афише XXIV Международного театрального фестиваля Театра юных зрителей им. А.А. Брянцева преобладала классика. И завершался фестиваль круглым столом «Классика и современность: проблемы интерпретации». Возможно, такая респектабельная программа из классических произведений сложилась потому, что в условиях расшатавшегося, балансирующего на грани бытия мироздания, возникла настоятельная необходимость в нетленном, несокрушимом, не подверженном коррозии времени. Хотя, казалось бы, нам ближе должен быть театр абсурда. Как писал его классик Эжен Ионеско: «Ощущение разобщенности общества, в котором свободно бродят анонимные убийцы. Общество застыло в равнодушии, а обыватель - в состоянии покорного безразличия, которое провоцирует все новые беды. Такое мировоззрение рождается в переходные периоды, когда бывает потрясено чувство жизни».

Но ситуации абсурда прорастают сквозь проверенные временем сюжеты. И, конечно, режиссеры стремятся через классические тексты говорить о сегодняшнем дне, недаром действие большинства спектаклей по Грибоедову, Островскому, Чехову перенесено в более близкую нам эпоху.

Еще одна прослеживаемая тенденция - преобладание визуального начала над смысловым. Прогресс дошел до невиданных чудес, театр может изумить всевозможными видео, может потрясти впечатляющими спецэффектами. А вот «глаголом жечь» сердца людей, с этим как-то сложнее...

Открывал фестиваль спектакль «Пиковая дама» Екатеринбургского ТЮЗа в постановке режиссера-хореографа Сергея Землянского, где вообще отринули «глагол». Знаменитое сочинение Александра Сергеича разыграно средствами пластического рисунка, пантомимы, мимики, жеста, хореографии. Нужно сказать, что артисты справляются с этим достойно. Но вот интересно, что спектакль не подвержен интерпретации как таковой. Театр честно пересказывает пушкинский сюжет, пользуясь средствами визуального искусства. Начинается действо сценой в сумасшедшем доме, где, одетые в смирительные рубашки, мечутся Германн и другие «скорбные духом». Но в центре сюжета оказывается не Германн (Сергей Молочков), трудно отличимый от других безумцев и к тому же имеющий двойника под названием Тайная недоброжелательность (Павел Поздеев), а старая графиня, которую играет красивая, статная, скульптурно выразительная Светлана Замараева. Мы узнаем подробности ее блистательной молодости, возможные причины ее нынешней вздорности и капризов. Вообще, спектакль очень красивый - с таинственным мерцанием зеркал, игрой света, удвоением изображений. Но не смыслов.

В гоголевской «Шинели» Новосибирского молодежного театра «Глобус» режиссер Иван Орлов минималистскими средствами постарался создать атмосферу призрачности происходящего, оборачиваемости персонажей - неизменен лишь Акакий Акакиевич (Иван Зрячев), три других артиста играют всех, в том числе саму шинель.

Свежий, задорный, молодежный, с пением и танцами спектакль «ЖЕНЯ + ТАНЯ = ЛЮБОВЬ» по мотивам, конечно же, «Евгения Онегина» представил Белорусский ТЮЗ (Минск) в постановке Татьяны Самбук.

Радикальную постановку грибоедовского «Горя от ума» предложил главный режиссер Красноярского драматического театра им. А.С.Пушкина Олег Рыбкин. В интервью постановщик рассказывал: «Мы решили перенести действие спектакля в 70-80-е годы, во времена Советского Союза. Все хорошо знают это время - это застой. Это та самая среда высокопоставленных московских чиновников, «золотой молодежи», людей, которые имели больше возможностей, чем среднестатистический гражданин Советского Союза. Соответственно, персонажи классической пьесы поменялись, но остались важные мотивы, которые существуют в этом произведении. Прежде всего, это история любви. Мне кажется, что это главная движущая сила комедии, как раз то, что делает ее вечной, современной и интересной вне зависимости от времени».

На приеме у Фамусова персонажи щеголяют в блистающих одеяниях, ослепляя сиянием люрекса и стразов. Софья - среди блестящих. На фоне этого сияния терзается Чацкий, объявленный сумасшедшим. Время от времени на сцене появляется вокально-инструментальный ансамбль, тоже в концертных костюмах, и исполняет шлягеры советского времени. Финальная реплика звучит так: «Ах, боже мой, что будет говорить почтеннейшая Марья Алексевна!» Ну, действительно, какая может быть княгиня в СССР? А венчает все это популярная некогда песня «Завируха, метель...» С большой натяжкой можно решить, что мотив метели как-то связан с душевным состоянием Чацкого, канувшего в ночь, ушедшего «искать по свету». Олег Рыбкин - талантливый режиссер, но в данном случае его конструкция представляется искусственной и не очень ладно собранной.

«Дядя Ваня» Псковского театра драмы им. А.С.Пушкина тоже перенесен на современную почву, а в театральном измерении - в эпоху постмодернизма. Режиссер Павел Зобнин - ученик Сергея Женовача, приверженец русского психологического театра - подробно разобрал пьесу, бережно сохранив, почти без сокращений, чеховский текст, перемещенный в антураж наших дней со смартфонами, компьютерами и т.д. И оказалось, что какое бы ни было «тысячелетье на дворе», личная драма человека, вдруг обнаружившего, что «пропала жизнь», все так же трогает сердце.

Юбиляр этого года - А.Н. Островский был представлен спектаклем Воронежского ТЮЗа «Последняя жертва». Сегодня авангардистом, наверно, будет тот, кто поставит Островского с бытовыми подробностями. Вот и режиссер Анатолий Ледуховский поставил внебытового Островского, несколько гиперболизировав мир купцов и дельцов, населив его жутковатыми фигурами, наполнив потусторонними звуками. Но сделки купли-продажи вполне себе «посюсторонние», в них участвует и жертвенная Юлия Тугина.

- Мы перемешали современное и несовременное. Непонятно, в каком это времени происходит. В любом. Эта наша история могла произойти и пятьдесят лет назад в советское время, и сто пятьдесят лет назад во времена Островского. Все монологи оставили без изменений. Просто угол зрения на этот монолог или диалог делает его либо современным, либо скучным, - объясняет Анатолий Ледуховский.

И, конечно, украшением афиши стал уже знаменитый «Лабардан-с» Студии театрального искусства, поставленный Сергеем Женовачом по пьесе Н.В. Гоголя «Ревизор». Ревизия современного состояния общества производится в бане, в модернизированных термах, где отечественная элита, мнящая себя чуть ли не римскими патрициями, пресмыкается перед таким ничтожным Хлестаковым, каким его играет Никита Исаченков, жалким, похотливым, бесконечно пьяным, хотя, казалось бы, можно протрезветь после стольких купаний. Они не только носят его на руках, мизансценически воспроизводя «Пьету» Микеланджело (Наталья Каминская писала о дьявольской иронии, когда заштатные представители власти «появляются перед нами в какой-то античной и одновременно библейской - то есть в самой что ни на есть высокой классической - транскрипции»), эта свита вовсю играет вот такого короля, подсказывая ему хлестаковские реплики, а сам Иван Александрович только поддакивает, кивая нетрезвой головой.

В этом цикле родной классики я бы особенно выделила спектакль «Обломов» Ярославского Театра драмы им. Ф. Волкова. Режиссер Анджей Бубень сам сделал инсценировку по роману И.А. Гончарова, создав на сцене многослойный, многомерный мир, погруженный в широкий культурный контекст, выстроив психологически подробное, неспешное действие, позволяющее внимательно вглядеться и вслушаться в персонажей. Наибольшему переосмыслению подверглись образы самого Ивана Ильича и его слуги Захара. Обломов в замечательном исполнении Ильи Коврижного никакой не лентяй и лежебока, он - вызывающий чудак, взыскующий смысла жизни и пытающийся сохранить свою цельность. Он обитает в своем «домике», а выходя из него, находится в непрестанном движении, убегая то от назойливого доктора, то от Штольца.

Необычно решен и образ Захара. Это не престарелый мужчина, а две красивые женщины. Роль слуги Обломова исполняют Ирина Сидорова и Александра Чилин-Гири. Две мойры плетут не столько нить судьбы, сколько паутину, опутывая ею Обломова, за которым они следуют неотступно. «Мир ловил меня...» Попыталась ловить и очаровательно-энергичная Ольга Ильинская (Анна Ткачёва). Завораживающе звучит «CASTA DIVA» в исполнении Чечилии Бартоли, Обломов очарован, но затем следует переход от чарующего искусства к реальности, возвращение в свой «домик». Диагноз поставлен: его болезнь несовместима с жизнью и называется «тотус», что значит «целый».

Илья Коврижных глубоко проживает драму неучастия, отказа цельного человека от раздробленного, разъятого мира. «Протяните руку падшему человеку, чтоб поднять его, или горько плачьте над ним, если он гибнет, а не глумитесь. Любите его, помните в нем самого себя и обращайтесь с ним, как с собой», - таково напутствие Обломова публике. Самая сильная воля Ильи Ильича выразилась в его финальных словах - в романе и спектакле: «Человека, человека давайте мне!». 

Польский режиссер Анджей Бубень стал адвокатом одного из самых подверженных критике российских литературных героев.

Взгляд из ХХ века

Творчество выдающихся драматургов ХХ столетия тоже уже стало классикой, в чем убеждает другая часть фестивальной программы, обратившаяся к драматургии советского периода.

Бережное отношение к гению Евгения Шварца сохранил масштабный, многокрасочный, громокипящий мюзикл «Обыкновенное чудо», поставленный Алексеем Франдетти на сцене хозяина фестиваля - петербургского ТЮЗа. Франдетти - рекордсмен по количеству постановок в единицу времени, представил на фестивале еще и очаровательную сказку «Питер Пэн - нежную и не столь громкую, созданную на сцене Театра РОСТА в московском Царицыно.

И, конечно, среди классиков Василий Шукшин с его неповторимыми чудиками. Ученик Льва Додина Георгий Цнобиладзе в Новороссийском театре им. В.П. Амербекяна поставил спектакль «Охота жить», вдохновившись тем, «что сегодня особо ценны человеческие искренние и чистые отношения, чуткость».

Севастопольский театр драмы им. А.В. Луначарского представил спектакль «Не бойся быть счастливым» по мотивам пьесы Алексея Арбузова «Мой бедный Марат». У другого современного классика Александра Володина есть знаменитый текст «Стыдно быть несчастливым». А вот стыдно ли быть счастливым, когда рядом рвутся бомбы и гибнут люди? Об этом размышляют герои спектакля Григория Лифанова, пережившие испытания блокадной стужей.

Теме блокады посвящена и стоящая несколько особняком пьеса Малики Икрамовой «Спасите Лёньку», которую в постановке режиссера Владимира Скворцова сыграл Московский драматический театр «Человек». События пьесы происходят в блокадном Ленинграде, где пытаются выжить девятилетний школьник Лёня, его подруга Оля, мама, бабушка, работающая в Институте растениеводства и спасающая для страны драгоценный семенной фонд (реальный исторический факт). Лёня, умирая от голода, грезит о волшебной жаркой Африке, где обитают его друзья: Лев, Жираф, Мартышка и Акула.

Роли Лени и Оли исполняют куклы, а роли африканских животных - актеры, живой план. Происходит в спектакле, вопреки пьесе, еще один перевертыш: это не Леня придумывает фантазии про африканских друзей, это, наоборот, им пригрезилась страшная сказка - голодный и холодный умирающий город, детские страдания.

Сейчас, наверно, можно и так говорить о блокаде...

Когда-то Резо Габриадзе в спектакле «Песнь о Волге» рассказал о страшной Сталинградской битве при помощи миниатюрных кукол-героев, получив за это «Золотую Маску» и вызвав потрясение у зрителей стран Европы, в том числе Германии. Но, вероятно, для этого нужно быть Резо Габриадзе.

Восток есть Восток

Зарубежная часть программы фестиваля носила отчетливый ориентальный оттенок. Запад и Восток не только сошли с места, но и двинулись навстречу друг другу. Результатом стал целый ряд интересных, необычных, экзотических спектаклей.

Вызвала сочувствие зрителей драма «Амаль» Национального театра Ирака из Багдада (автор и режиссер - Доктор Джавад аль-Асади) - об отношениях между мужчиной и женщиной в современном Ираке, о своеобразном восточном феминизме, праве женщины решать свою судьбу и судьбу будущего ребенка, о власти традиций в сегодняшнем мире.

В притче «Книжная давка вечности» Государственного театра Анкары современные турецкие авторы - драматург Сабахаттин Кудрет Аксал и режиссер Мустафа Курт - претендуют на осмысление философских основ бытия, вдохновляя героя спектакля на неординарный поступок: он пытается одарить все человечество шедеврами литературы, рассылая по миру книги великих авторов со своими автографами.

И две по-восточному самобытные постановки Шекспира. В «Гамлете» Ереванского государственного камерного театра Армении режиссер Ара Ернджакян во главу угла поставил сохранение государственности: Гамлет-отец собрал страну, Гамлет-сын - расточил. Сюжет Шекспира вроде как разыгрывается труппой бродячих артистов под руководством неглавного шекспировского персонажа Озрика. Возникают даже комедийные мизансцены: принц делает селфи с Тенью своего отца. Но в сцене с матерью (Луиза Нерсисян) он вполне серьезно воспринимает появление призрака. Полоний не убит, но ранен, страдая, он цепляется за юбку Гертруды, та раздраженно выдергивает подол. Похоже, это артист разыгрывает сюжет по поводу равнодушия окружающих. Но вскоре Офелия, как и положено, сходит с ума, не выдержав измены принца и гибели отца всерьез. Что-то не стыкуется, но зрителя впечатляет: все очень красиво, эффектно, эмоционально, красочно, масса интересных постановочных, световых и звуковых решений.

Театральная группа «Титовак» из Тегерана (Иран) представила спектакль «Макбет-э Зар», работу драматурга и режиссера Эбрахима Пошткухи по мотивам трагедии Шекспира. Действие перенесено из Шотландии на остров Хормоз, что на юге Ирана. И главный герой совершает преступления не ради короны, а ради того, чтобы стать лидером древнего ритуала, где вступают во взаимодействие с духами и призраками, повелевают ветрами, обретают сверхчеловеческие силы.

На сцене бьют в барабаны и впадают в транс, артисты не перевоплощаются в героев, а рассказывают и демонстрируют их действия, наделяя экзотической пластикой, потусторонними голосами. «Мы хотим связать две культуры - Восток и Запад. Но в нашей постановке используется не только иранский ритуал, но и другие древнейшие театральные традиции, - объясняет Эбрахим ­Пошткухи в одном из интервью. - То есть фактически наш спектакль - это коллаж из нескольких культур. И это не соревнование между ними, а диалог».

«Но, если уж быть честным до конца, я вообще считаю, что цензура не нужна. Взять да и закрыть все театры и запретить все спектакли. Такое время сейчас наступило для всей нации, что весь народ должен сплотиться воедино, чтобы вынести все тяготы и испытания. Зачем нам театр сейчас?» - так Цензор объясняет Драматургу свою жесткую позицию. Как-то все большую популярность приобретает сейчас пьеса японского автора Коки Митани «Академия смеха», на основе которой в Татарском академическом театре им. Г. Камала сделали спектакль «Пепел». Спектакль о противостоянии Цензора и Художника, государственной политики и свободы творчества. А талантливый режиссер Айдар Заббаров превратил еще свою постановку в мемориал татарских писателей, пострадавших от репрессий 1930-1950-х годов. Их имена появляются на экране в финале спектакля. Режиссер замечает: «Все это - прекрасные творцы, которых мы еще долго будем читать. Имен тех, кто их запрещал, мы не знаем. Или забыли».

Подлинным героем дня стал молодой режиссер из Татарстана Тимур Кулов. На фестивале были представлены три его спектакля.

Это спектакль «Нос», который Тимур поставил на сцене ТЮЗа им. А.А. Брянцева, развернув на фоне гоголевского гротеска лирическую историю персонажей, едва заявленных в повести Гоголя.

Это моноспектакль «Дервиш» Буинского государственного драматического театра, в основу которого легла биография татарского богослова Нургали Хасанова, жившего на рубеже ХIХ-ХХ веков. В его роли выступает народный артист Татарстана Раиль Садриев.

Но подлинным событием этого цикла фестиваля стал спектакль «Лютый», поставленный Куловым по рассказу Мухтара Ауэзова на сцене Акмолинского русского драматического театра.

Спектакль, где жестокому зверству людей противостоит естественный мир зверей. Где противостояние беспощадно, неотвратимо и необратимо. Во время этого спектакля вновь вспомнишь Киплинга с его понятиями «племя, родина, род, если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает». Лицом к лицу встретились люди и волки. В начале спектакля люди спешат укрыться от бурана в трактире, и там начинают рассказывать историю о том, как мальчик приютил маленького беспомощного волчонка, как тот, окрепнув, сбежал на свободу и однажды вновь встретил мальчика, который его вырастил. По ходу рассказа актеры мгновенно перевоплощаются в волков и обратно. В этом перевоплощении, когда меняются пластика, мимика, взгляд, артистами явлена редкостная ансамблевость, слиянность, не нарушаемая ни одной из мелких деталей.

Мир людей и мир зверей уж точно с места не сойдут, они непримиримы, хотя, в принципе, они одной крови - неприступный и свободный Лютый и строптивец Курмаш, убежденный, что человеческой добротой и заботой можно расположить к себе даже степного волка.

И как талантливо играет исполнитель роли Лютого Жакып Мадияр момент промедления, сомнения, трагического выбора, прежде чем напасть на спасшего его мальчика!

Отдельной строкой нужно отметить спектакль Белградского драматического театра (Сербия) «Ложь» в постановке Никола Люцы, подготовленный специально для этого фестиваля. Спектакль по пьесе известного европейского драматурга Флориана Зеллера о сложностях семейной жизни стал бенефисом популярного артиста театра и кино Милоша Биковича. Поклонницы воздали должное обаянию и таланту артиста, искупав его в море оваций и завалив охапками цветов.

Портрет на фоне эпохи

Если бы на фестивале существовали призы (а раньше они были), то на Гран-при, думаю, уверенно претендовал бы спектакль Московского Театра кукол им. С.В. Образцова «Я - Сергей Образцов», поставленный внучкой основателя театра Екатериной Образцовой.

Борис Голдовский и Екатерина Образцова написали инсценировку на основе мемуаров Сергея Владимировича «По ступенькам памяти». Ступеньки в спектакле есть, по ним проходит, иногда скромно присаживаясь, артист Евгений Цыганов. Он свидетельствует «о времени и о себе». О долгом советском времени, прожитом, пережитом легендарным Образцовым, и о собственном восприятии того времени и тех событий. Здесь важна прежде всего интонация - рассказчика и соучастника, близкого, родного человека, ведь Евгений Цыганов - внучатый племянник Сергея Образцова. Здесь двойная оптика - артист поначалу не играет Образцова, он смотрит и его, и своими глазами на важнейшие события, на героев эпохи, которые остались в памяти выдающимися творческими фигурами, а в спектакле стали портретными куклами: Немирович-Данченко, Вертинский, Бальмонт, Русланова, Утесов, Любовь Орлова, Шаляпин, Соломон Михоэлс...

Тем разительнее перемена во втором действии, когда Евгений Цыганов выходит в седом парике, столь точно копируя мимику, манеру речи своего героя, что люди, лично знавшие Образцова, признают поразительное сходство.

Один из важных мотивов спектакля - признание Образцова, что сомневался в невиновности репрессированных, постижение правды, тяжкая растерянность перед фактами несовпадения красивой социалистической идеи с ее уродливыми и страшными воплощениями.

И Сергей Владимирович медленно, сокрушенно говорит об этом. О том, как посмертно реабилитировали Мейерхольда, как вернулся из заключения театровед Симон Дрейден (чей сын, Сергей, недавно ушедший из жизни, был назван в честь Образцова), о подлинной судьбе Михоэлса. И всё это время, признается, «я выступал в Кремле, он всегда присутствовал на моих выступлениях, потом подходил, жал руку, называл другом... Пусть моя вина мала. Пусть она ничтожно мала - я ее чувствую». Со сцены прозвучало покаяние, которое в нашей стране всегда было только личным, индивидуальным...

На фестивале была еще и обширная внутренняя программа - конкурс драматургии «К новому Островскому», драматургическая лаборатория «Молодежь. Театр. LAB. - Палитра-23» и многое другое. Но это тема для отдельного разговора.

XXIV Международный театральный фестиваль Театра юных зрителей им. А.А. Брянцева впервые за почти четвертьвековую фестивальную историю представил столь обширную программу - 26 спектаклей за девять фестивальных дней вместо прежних семи «радужных». Возможно, это подтверждает мнение ряда исследователей, что, несмотря на вызовы времени, театральное искусство остается местом силы.

Фотогалерея