Предлагаемые обстоятельства / XII фестиваль «Тайны горы Крестовой» (Губаха)

Выпуск №1-261/2023, Фестивали

Ближе к Губахе леса и реки едва уловимо начинают ползти вниз, а дорога, напротив, стремиться вверх. Водитель такси, будто почувствовав мое состояние, спрашивает: «Что, уши закладывает? Это с непривычки. Впервые к нам»? Киваю в знак согласия. «На Крестовую»? Снова киваю. «На фестиваль», - уточняю. Уточнение излишне. За 12 лет существования ландшафтного фестиваля «Тайны горы Крестовой» губахинцы привыкли, что живописные окрестности их маленького городка в июле становятся центром паломничества.

Доминанта Губахи

На гору Крестовую автобусы со зрителями несколько раз в день отправлялись от камерного театра «Доминанта». В дни фестиваля он стал душой, мотором и мозгом всех событий. И если гора (471 метр над уровнем моря) - природная доминанта, то театр под руководством Любови Зайцевой - доминанта культурная. Именно художественному руководителю и главному режиссеру «Доминанты» принадлежит идея вывести театр за пределы сценической коробки, превратив ландшафт в естественные декорации. С 2011 года, когда губахинцы впервые сыграли «Ромео и Джульетту» в условиях природного памятника «Каменный город», фестиваль безостановочно движется по маршруту «театр - природа». «Тайны горы Крестовой» так и позиционируют себя - ландшафтный фестиваль, где «все творческие работы - это эксперимент, игра с классической и современной драматургией».

Фестиваль тоже можно рассматривать как грандиозный театральный эксперимент - с одной стороны, и как социально-культурный и экологический - с другой. За годы своего существования «Тайны горы Крестовой» стали драйвером развития территории Прикамья. Это признают и органы власти, и спонсоры, в числе которых крупное градообразующее предприятие АО «Метафракс».

В сердце Пармы

То, что время и ветер - отличные архитекторы и сценографы - убеждаешься сразу, едва попав на плато горы Крестовой или приезжая в локацию под условным названием «Сердце Пармы». Пермский ландшафт воздействует завораживающе и отрезвляюще одновременно. Даже если не читал Алексея Иванова или не видел «Сердце Пармы», что снимали в этих местах, ощущаешь, что весь этот лесисто-каменистый рельеф - застывший миф. Возникает желание «прочитать» его, раскрыть тайны не только Крестовой горы, но и всего края.

Собственно, в этом и заключается сверхзадача критика: проникнуть в «сердце» фестиваля через «нору кролика», т.е. эксперимент. Критики в контексте фестиваля выполняли роль экспертов и судей. Экспертный совет во главе с Владимиром Спешковым отобрал в фестивальную афишу спектакли, которые в своей «крови» содержат эксперимент.

В этом году 11 театров Еревана (Русский драматический театр им. К.С. Станиславского поддержал международный статус), Москвы, Воронежа, Челябинска, Перми и Пермского края осваивали плато Крестовой горы (большое пространство у горного хребта Рудянский Спой), город-призрак (старый поселок Верхняя Губаха), горнолыжный курорт у Крестовой горы и «Сердце Пармы» (место съемок фильма).

Афиша обещала, как минимум, три премьеры, встречу с разными видами театрального искусства - балетом, современным танцем, театром кукол и, конечно, драматическим театром большой и малой формы и два крупных эксперимента. Впервые фестиваль начал игру с «затакта»: два театра из Челябинска показали свои спектакли за день до официального открытия. И впервые оргкомитет фестиваля пригласил симфонический оркестр для сопровождения балета. Между прочим, начало торжественного открытия фестиваля тоже было найдено экспериментальным способом. Рассказывают, когда Борис Мильграм был министром культуры Пермского края, он с секундомером в руке фиксировал начало заката, высчитывая до секунды, чтобы садящееся солнце создавало естественный контровой свет для балетной феерии.

Так в основание фестиваля изначально были заложены два «краеугольных камня» - точный расчет и импровизация. «Не сложнее и не проще, а по-другому», - так объяснил журналистам принцип существования артистов балета на сцене с природным «задником» и естественным освещением Антон Пимонов, руководитель балетной труппы Пермского театра оперы и балета. То, что твой театральный «текст», помещенный внутрь «пермского текста», меняет свое качество и что играть придется «по-другому», поняли все участники фестиваля.

Во всем виноват Бриттен?

Традиционно «Тайны» начинаются с балетной феерии. Это самое зрелищное событие, получившее название «Закат на Крестовой», собирает больше всего зрителей. По уверениям местных жителей, в день открытия численность населения Губахи увеличивается почти в два раза. Рекорд в 100 тысяч установил театр Алексея Рыбникова, привезший в 2016-м году легендарную рок-оперу «Юнона» и «Авось». В этом году увидеть закат на Крестовой приехали более 10 тысяч человек из разных регионов России.

Афишу «Заката на Крестовой» в этот раз сформировал Пермский театр оперы и балета, включив в программу фрагменты из трех самых «пермских» спектаклей: «Гаянэ» А. Хачатуряна, «Каменный цветок» С. Прокофьева и «Анюта» В. Гаврилина. Ведь фестиваль был посвящен 300-летию Перми. Почему они «пермские»? Как известно, Хачатурян написал свой балет в Перми, здесь же состоялась премьера «Гаянэ» в 1942-м; Бажов - гений места для всего Урала, а его сказы - литературная биография края; «Анюту» с Пермью роднит Чехов, поселивший в этом городе своих трех сестер.

Но знатоки балетного искусства в афише увидели свое содержание: были обещаны шедевры исторической, авторской и современной хореографии - Нины Анисимовой, танцевавшей премьеру «Гаянэ» в 1942-м, Владимира Васильева, который восстановил «Анюту» в 2020 году, и Антона Пимонова, одного из самых «продвинутых» хореографов России, который умеет сделать традицию живой, а современность - резонирующей с запросами нового поколения зрителей.

Увы, не всем планам суждено было сбыться. Дождь, неизменное предлагаемое обстоятельство ландшафтного фестиваля, на две трети сократил программу «Заката на Крестовой». Ни танца с саблями, ни кордебалета из «Каменного цветка». Утешением для всех послужил лишь фейерверк, который «переиграл» гром и молнии.

Балет на закате запомнится променадом пар в костюмах XIX века, которые будто бы тоже пришли полюбоваться закатом, нежным вальсом, гротескным танцем чиновников со счетами и папками, поющими руками Булган Рэнцэрдорж - Анюты, ее лирическим па-де-де с возлюбленным - Иваном Ткаченко, остро сатирическими вариациями Александра Таранова, который блистательно исполнил партию Модеста Алексеевича. Останутся в памяти и братья-гимназисты (студенты Пермского хореографического училища Аким Ксенофонтов и Никита Качаев) и помятая шляпа отца Анюты - Александр Соколов станцевал состояние потерянности и разрушенной жизни спивающегося учителя и вдовца. Недаром танцовщики говорят, что «Анюта» требует от артиста не только высочайшей хореографической техники, но и драматического проживания. В качестве послевкусия от открытия остались и размышления о музыке Валерия Гаврилина, о его мастерстве сочетать лирический трагизм с острой сатирой, мелодизм с гротескной характерностью. Все эти оттенки тонко передал оркестр под управлением молодого дирижера Ивана Худякова-Веденяпина, который не терял присутствие духа даже во время начинающегося ливня и стоял за дирижерским пультом, как капитан на мостике, до последнего.

Подводя итог первого дня, один из членов экспертного совета назвал сокращение программы «бегством с саблями», а другой пошутил, что «во всем виноват Бриттен». Дескать, это его «Метаморфозы по Овидию», блистательно исполненные первым гобоем Российского национального оркестра Виталием Назаровым незадолго до официального открытия, произвели в верхнем ярусе декораций незапланированные перемены. Но ровно на тех же основаниях можно «обвинить» Валерия Гаврилина, что это на его музыку небеса отреагировали «плачем».

Кстати, «Метаморфозы» как импровизационный off-проект фестиваля (автор идеи - Александр Вислов, режиссер - Дмитрий Огородников, чтец - Тимур Дружков) игрался в трех локациях: на плато горы Крестовой (в ста метрах от основной сцены), на руинах Дворца рабочей молодежи в «городе-призраке» и в «Сердце Пармы». И все три раза «Метаморфозы» воспринимались по-разному. В первом случае ландшафт придал музыке Бриттена, Талемана и Баха, как и поэзии Овидия, Пушкина и Бродского, эпический масштаб, во втором - трагический, а в третьем - философский.

Сколько тайн у горы Крестовой?

В отличие от артистов, зрители готовы были дальше смотреть балет. Есть зонтики, есть навесы, есть дождевики, выданные организаторами фестиваля, и есть привычка. Стоический характер зрителей, который проявился на следующий день, произвел не менее сильное впечатление, чем балет на закате.

Однако уникальный пермский зритель - не загадка и не тайна, а результат воспитания. Волонтер Екатерина Газизуллина охотно рассказывает, как фестиваль постепенно менял сознание жителей Губахи. По ее словам, понимание того, что гора Крестовая, Каменный город, Верхняя Губаха и другие локации фестиваля - это территория памятников природы, которые нужно беречь, пришло благодаря театру. Изменилось и отношение к театру и представление о нем. Ландшафтные спектакли, по мнению Екатерины, делают каждого зрителя его участником - границы между «сценой» и «залом» весьма условны.

Скалы Рудянского Споя, на фоне которых Денис Чернышов, танцовщик и хореограф Челябинского театр современного танца, познавал свое тело и искал путь к себе (как заявлено было в анонсе), становились то местом ритуала, то рок-концерта. Электронная неоклассика Владимира Рейнерта, сопровождавшая contemporary dance, погружала в транс. Некоторые зрители и медитировали, сидя в «позе лотоса». Эти же скалы стали природным резонатором для рэпа, который читал-пел Раскольников - Дмитрий Блинков в спектакле «Достоевский. Игра в ...» Олега Хапова. Эксперимент поэта Яниса Грантса, переложившего роман «Преступление и наказание» на язык улицы - язык хип-хопа, «заценила» молодежь, которой было довольно много.

Через день то же пространство совершенно иначе отреагировало на спектакль о геноциде армян «Вспомни имя свое», который играл заслуженный артист Армении Роберт Акопян. Судьба великого армянского композитора Комитаса, перед которым преклонялись Дебюсси и Сен-Санс, в его моноспектакле (Акопян выступил и режиссером) стала поводом для рассказа о трагических событиях 1915 года. Природные декорации оказались живым «датчиком» энергии актерского высказывания, и в кульминационный момент небо исторгло вопль-ливень. Слезы смешались с дождем, но ни один зритель не ушел!

«Двенадцатую ночь» Шекспира играли в песочнице. Детские барабаны, свистульки, гармоники сопровождали действие. На лицах актеров были клоунские маски. Зрители наделяли их именами и ролями. Никитинский театр из Воронежа вернул комедии ее балаганную природу. Режиссер Юрий Муравицкий окончание названия пьесы «...или Как угодно» превратил в игровой принцип: любой актер может исполнить любую роль, все зависит от того, какой номер вытащит зритель при розыгрыше «лотереи». Трюк проделали дважды: до начала спектакля и после антракта. Однако за той детской радостью, которую не смыл даже начавшийся дождь, ощущался и скрытый в тексте пьесы трагизм потери своей идентичности.

Местом действия пермской «Бесприданницы» стали руины Дома культуры шахты им. Калинина в городе-призраке. На обрушенных ступенях обрушилась и мечта Ларисы Огудаловой. Спектакль Марины Оленевой, в котором играли студенты режиссерского курса Пермского института культуры, запомнится совершенно необычным Карандышевым. Рокер, бунтарь из конца 90-х, он старается привлечь внимание Ларисы исполнением песен Агузаровой и Медведевой, пытается объяснить ей, что ему противны правила жизни, установленные паратовыми, кнуровыми и вожеватовыми. В этом Карандышеве легче было разглядеть чеховского Петю Трофимова, нежели персонаж Островского. Зато Лариса оказалась абсолютно такой, какой ее задумал драматург - харизматичной личностью с сильным внутренним «стержнем».

Ближе всех к разгадке «тайн» местного ландшафта подошел, пожалуй, Пермский театр кукол. Режиссер Дмитрий Вихрецкий и художник Мария Матвеева предприняли попытку с помощью языка театра кукол рассказать о сложных взаимоотношениях современного человека с миром духов. В лучах закатного солнца, прямо у подножия горы Крестовой артисты показали этнический перформанс с огнем, водой и ритуальными песнями «Кама. Горт. Легенды». Действо, в котором наравне с мужиками и бабами (русскими и пермяками) участвовали Хтоническая Мать и Хтонический Дед, страшноватая нелюдь, мифологические существа, сделанные из коряг и веток, то напоминало свадебный ритуал, то страшную сказку, то языческие практики оживления умершего, то православные обряды.

Башня и деревянные стены пермского кремля, выстроенные как декорация для фильма «Сердце Пармы», были превращены в шекспировский Эльсинор актерами театра Тани Стрельбицкой (Москва), показавшим в последний день фестиваля спектакль «Мой Гамлет». Несмотря на то, что этот камерный вариант трагедии экспертным советом был назван «эстрадным», он не лишен драматических открытий. Ярким пятном в памяти останется экспрессивная игра Евдокии Германовой: ее Гертруда не нашла в себе силы открыто сопротивляться Клавдию, поэтому выбрала путь саморазрушения.

Другой путь - путь духовного очищения и обретения внутреннего света - предложил спектакль «Ближние» по пьесе Дарьи Варьясовой в постановке Дмитрия Огородникова (театр «Доминанта»). Игрался он в той же локации, в «Сердце Пармы», около церкви, сооруженной для съемок - ведь события происходят в женском монастыре. Пермский «текст», ставший природной рамой для локальной истории человека мегаполиса, потерявшего нравственные ориентиры, умножал смыслы и давал нетривиальные подсказки на вопрос «быть или не быть».

В поисках «живого вещества»

Поселок Верхняя Губаха еще лет семь-десять назад был вполне жилым, даже из Нижней Губахи молодежь ездила туда на дискотеки. Но сегодня там никто не живет, и губахинцы называют его «городом-призраком». Здесь, на фундаменте жилого дома с сохранившемся живым огородом игрался спектакль о лауреате Сталинской премии, академике Ольге Борисовне Лепешинской, которая вошла в историю науки как исследователь «живого вещества», рожденного из мертвой материи.

Спектакль «Живое вещество академика Лепешинской» по новой пьесе Александра Вислова, критика, театроведа, члена экспертного совета фестиваля, в постановке Любови Зайцевой стал главной премьерой фестиваля. Мировой премьерой, как было объявлено перед показом.

Все в том событии было экспериментально: сам автор; пьеса, родившаяся в лоне режиссерской лаборатории в Новокузнецком драматическом театре в рамках фестиваля «Фундаментальные частицы»; спектакль, который создавался с учетом конкретного ландшафта; главная героиня, имеющая реального прототипа, но для современного зрителя - скорее миф, чем реальность.

Биография исторического прототипа феерична и фантастична, ее хватило бы на трех героинь. Дочь пермской Вассы Железновой, владелицы шахт, пароходов и доходных домов, в 17 лет уходит в революцию, вступает в партию большевиков, становится соратницей Ленина, ближе к 40-м годам получает диплом об окончании медицинского вуза, а в 50-е уже работает в научном институте экспериментальной биологии, становится сторонницей Лысенко...

Лепешинская показана в преклонном возрасте, но по-прежнему бодрой, в окружении родных, которые верят в ее научный гений и помогают добиться признания, как в научном кругу, так и в обществе. Ее можно было выставить одиозной личностью, заклеймить, развенчать. Но автор пьесы сторонится сатирических густых красок, он выбирает интонацию мягкой иронии. Не случайно действие начинается с водевильной ситуации: пионеры перепутали академика Лепешинскую с балериной Лепешинской и спешат поздравить с присуждением Сталинской премии. Да и о своих революционных заслугах героиня рассказывает потомкам с шутливой интонацией - умела хорошо готовить чай и угощала им Ленина в Швейцарии.

В сознание каждого из зрителей Ольга Борисовна Лепешинская в исполнении актрисы театра «Доминанта» Елены Шарантай вошла как человек с цельным характером, который не изменял юношеским мечтам и верил в свои идеалы до конца жизни, как симпатичная личность с хорошим чувством юмора, не лишенная самоиронии и ... как советский миф.

Наглядным воплощением этой мистериальной составляющей пьесы стал «белый балет» - когда умершие соратники Лепешинской в виде духов места, то есть в белых одеждах, приходят, чтобы поздравить Ольгу Борисовну с присуждением ей Сталинской премии... В этом месте историческая комедия переходит в мистерию, а гротескный балет Лепешинской и старых большевиков становится кульминацией спектакля.

В отличие от Ольги Лепешинской фестивальный зритель наблюдал рождение живого эксперимента из живой «материи» театра. За пять дней экспериментов на фоне пермского ландшафта было сделано немало открытий. Например, такое: «эксперимент», фонетически созвучный «экспириенсу» (впечатление, жизненный опыт), в условиях ландшафтного фестиваля дает уникальный опыт чувствования. Быть может, в этом и заключается одна из тайн притягательности фестиваля.

Фотографии Марины ЛЬВОВОЙ

Фотогалерея