Артист поневоле / Вспоминая Леонида Броневого (Москва)

Выпуск №4-264/2023, Вспоминая

Артист поневоле / Вспоминая Леонида Броневого (Москва)

В художественном фильме «Простые вещи» режиссера Алексея Попогребского народный артист СССР Леонид Броневой сыграл почти забытого старого актера, некогда любимого публикой. Человек настроения, своенравный и капризный, на первый взгляд, он постепенно открывается совсем с другой стороны и удивляет своей уязвимостью, открытостью и редкой бескорыстностью. Леонид Сергеевич всегда открещивался от попыток сравнить героя фильма с собой. Но одна фраза артиста Журавлёва заставляет задуматься о совпадениях с артистом Броневым не только в выборе жизненного пути, но и в характере: «Сколько можно?! Сыграл столько глубоких и интересных ролей, а помнят только...» Произнесенная с досадой и болью, она обнаруживает все «подводные камни» внешне привлекательной, но одной из самых эмоционально-затратных и несправедливых профессий.

Нельзя сказать, что созданный образ Генриха Мюллера, начальника тайной государственной полиции Германии в сериале Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» Леонид Броневой не любил. Нет. Он был ему благодарен, хотя у подавляющего большинства зрителей артист ассоциировался именно с руководителем гестапо. Сразу после выхода на экраны многосерийного фильма о столкновении двух разведок и двух мировоззрений именно образ группенфюрера СС получил самый большой поток критики со стороны руководящих органов и за совершенно несхожую внешность (Мюллер был брюнетом со злым лицом), и за острый ум «истинного арийца». Члену Политбюро Михаилу Андреевичу Суслову категорически не понравился фильм. «Там нет ни победы народа, ни победы армии», - возмущался он. На защиту встали самые влиятельные люди страны: министр обороны СССР, маршал Андрей Антонович Гречко и председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов. «Миша, - говорили они, - где народ победил - это тебе надо смотреть фильм «Судьба человека», где армия победила - «Освобождение». А это фильм о разведке, о людях, которые сделали не меньше, чем рядовые солдаты, а может и больше... Таких людей как Мюллер так и надо играть! Тогда мы показываем, что дрались с обаятельным, сильным и умным врагом. И мы его победили».

Броневой потом долгие годы сомневался, правильно ли он воссоздал образ Генриха Мюллера на экране. Режиссер Анатолий Эфрос упрекнул его в неправильной трактовке, в отсутствии обвинения актером роли, на что Леонид Сергеевич возмущенно отвечал, что Эфрос противоречит сам себе: «Вы учите никогда не обвинять, не быть прокурором роли. Вы мне напоминаете советского цензора, но вы же почти диссидент, как же вы так мне говорите?!» Броневой в итоге пришел к выводу, что в России нельзя играть обратным ходом, как Станиславский просил - ищи доброго, где он злой и наоборот. Надо играть прямолинейно.

Именно таким скрупулезным подходом к каждой роли, исключительной избирательностью можно объяснить небольшой список киноролей актера. Тем не менее телережиссер Александр Белинский называл Броневого «артистом первого разряда». И действительно, что ни роль в кино - попадание «в десятку» и многочисленные цитаты, уходящие в народ: «Штирлиц, а вас я попрошу остаться» («Семнадцать мгновений весны»), «а голова - предмет темный и исследованию не подлежит», «коли доктор сыт, то и больному легче» («Формула любви»), «Не знаете, что в однобортном сейчас уже никто не воюет? Безобразие! Война у порога, а мы не готовы!» («Тот самый Мюнхгаузен»), «"Аркадий Варламыч, а не хлопнуть ли нам по рюмашке?" - "Заметьте, не я это предложил!"» или «А кто не пьет? Назови! Нет, я жду! Достаточно! Вы мне плюнули в душу. Негодяи!» («Покровские ворота»).

А ведь советские кинозрители и любители театра могли так никогда и не увидеть фильмов и спектаклей с актером такого масштаба. Леонид Сергеевич Броневой пошел в эту профессию от безысходности. Клеймо сына врага народа закрывало ему двери почти во все вузы страны. Он не мог быть ни журналистом, ни дипломатом, ни военным. Лишь в Ташкентском «ГИТИСе» - Государственном институте театрального искусства имени А.Н. Островского (ныне Государственный институт искусств и культуры Узбекистана имени Маннона Уйгура) в анкете для поступления не было коварного вопроса: «находились ли вы или ваши родственники в заключении или на оккупированных территориях». Молодому человеку с горьким опытом ссылки из Киева в малоизвестный город Малмыж Кировской области было почти невозможно устроить судьбу, исходя исключительно из своих желаний. Условия переезда в срок в три дня поставили матери Леонида Броневого люди, забравшие в 1937 году его отца. «За троцкизм», - так говорилось в обвинении. Соломон Иосифович Броневой, оставшийся преданным Партии даже после окончания многолетней ссылки, служил заместителем начальника Экономического отдела киевского ОГПУ, в подразделении с причудливым названием «отдел по выкачке золота у нэпманов». Кто был тогда прав, кто виноват - потомки не могут разобраться до сих пор, спустя почти уже девяносто лет после тех страшных событий.

Жизнь в Ташкенте не была сладкой, впрочем, как и везде в послевоенном Советском союзе. Он подрабатывал диктором на радио, переводил стихи с узбекского, брался за любую черную работу. После окончания вуза попал по распределению в Магнитогорский драматический театр имени А.С. Пушкина, затем в Оренбургский областной драматический театр имени М. Горького. Денег едва хватало на еду, крупных ролей ему тогда никто не давал...

Уже в преклонном возрасте, оглядываясь на всю свою прошедшую жизнь, Леонид Сергеевич с горечью признавал, что все годы с ним всегда было два чувства - вечного страха и вечного голода.

Уже после первого признания Броневого как актера, когда он был представлен к званию «Заслуженного артиста», после оглушительного успеха в роли Ленина в спектакле «Семья» по пьесе И.Ф. Попова, Леонид Сергеевич решается написать письмо в Москву, артисту Художественного театра Алексею Грибову. Он увидел его в роли Луки в телеспектакле «На дне» по М. Горькому и был потрясен. «Я хочу держать экзамен в Студию при Художественном театре», - писал уже дипломированный артист Броневой. «Приезжайте, посмотрим», - ответил Грибов.

И приехал, даже не подумав, что время приемных экзаменов давно закончилось, не думал, где будет жить и на что есть - «голодранец с деревянным чемоданчиком». Собранные Алексеем Николаевичем Грибовым с подмосковных дач педагоги Павел Владимирович Массальский, Александр Михайлович Карев, Сергей Капитонович Блинников, Василий Осипович Топорков выслушали эмоциональный финальный монолог Тараса Бульбы и взяли молодого артиста сразу на третий курс. Занимательный факт: именно в то время, но, правда, со второго курса Петра Фоменко отчисляли за хулиганство...

Так и хочется провести параллель, что Алексей Грибов, первый актер, воплотивший на сцене МХАТа образ Ленина в спектакле «Кремлевские куранты» по Н. Погодину увидел в молодом Броневом своего единомышленника, что бы это ни значило.

Вскоре, чтобы дать молодому голодному провинциалу заработать, и просто не умереть от голода, Грибов придумал поставить на сцене рассказ А.П. Чехова «Злоумышленник». Полтора года артисты путешествовали со спектаклем по стране. Леонид Сергеевич не просто зарабатывал деньги, он приобретал необходимый опыт, ведь удача работать плечом к плечу с таким Мастером как Алексей Николаевич Грибов выпадала далеко не каждому.

Долгие годы, прежде чем вся страна узнала и полюбила артиста Леонида Броневого пришлось ему накапливать и опыт, и навыки, и знания, и, что самое сложное, проходить самые тяжелые испытания, которые только могут выпасть на долю человека.

Москва его не приняла сразу. После окончания Школы-студии Броневого распределили сначала в Грозный, потом он переехал в Иркутск, потом был Воронеж... Удивительно, но когда он пришел показываться в «Современник», где уже служили его однокашники и соседи по общежитию Игорь Кваша, Галина Волчек, Олег Табаков, Броневого не взяли с формулировкой «нет личностной темы». Что это значило, ни сам Броневой, ни лукаво улыбающийся в одном из интервью Олег Павлович Табаков объяснить не смогли даже через много лет. Интересно, как бы это объяснил Олег Николаевич Ефремов, руководивший тогда театром и проводивший набор?..

Осенью 1962 года Леонид Броневой был принят в Театр на Малой Бронной, где проработал долгих 25 лет. Здесь он сыграл ряд ролей, которые обеспечили ему известность и признание как публики, так и критиков. Режиссер Андрей Гончаров (в ту пору руководивший театром) ввел Броневого в спектакль «Мятеж неизвестных» по пьесе Г. Боровика, но самой заметной стала роль Илла в «Визите дамы» Ф. Дюрренматта.

Россыпь самых разных характеров последовала затем в спектаклях Анатолия Эфроса, сменившего Гончарова на посту художественного руководителя. Незабываемы до сей поры теми, кто видел, роли Чебутыкина в «Трех сестрах», Капулетти в «Ромео и Джульетте», Блохина в «Сказках старого Арбата», Полуэктова в «Человеке со стороны». У режиссера Александра Дунаева Леонид Броневой представал в роли Мундира Государя, ведущего диалог с декабристом Михаилом Луниным в спектакле по пьесе Э. Радзинского и в роли первого секретаря крайкома партии Шахматова. Того самого Шахматова в «Равняется четырем Франциям», о котором восторженно писали: «Обладая по тексту пьесы гипнотическим воздействием на персонажей, Броневой сильно действовал своим гипнозом мастерства не только на партнеров, но и на зрителей. Это было прямо противоположно тому несомненному гипнозу, которым Броневой завораживал и в «Лунине, или Смерти Жака»...

В 1988 году уже гремевший на всю Москву режиссер Марк Захаров умыкнул Броневого к себе в Ленком. Зазывал, не слушая ничьих советов о тяжелом характере артиста и невозможностью найти с ним диалог. Леонид Сергеевич удивлялся, что Захаров соблазнил его далеко не соблазнительной ролью Крутицкого в спектакле «Мудрец» по пьесе А.Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты». «Разве приглашают в театр на роль Крутицкого? - возмущенно спрашивал Броневой Марка Анатольевича. - Приглашают на Отелло, на Короля Лира, на Арбенина...» - «А Вы приезжайте в театр, расскажу». Броневой был поражен видением роли режиссером. В голове всегда был образ Крутицкого в исполнении К.С. Станиславского со старых фотографий - ну полный маразматик и идиот. Видел такого же «очень важного господина» и у Николая Плотникова, и у Евгения Лебедева, но у Захарова Крутицкий был «опаснейшим человеком, страшным консерватором, которого сами консерваторы отправили на пенсию, потому что он был самым агрессивным из них. Самый умный, всё соображает, все финансовые нити у него в руках, Глумова раскусил с первой секунды. Здесь усложняется и задача Глумова - нельзя подхалимничать в открытую».

Спустя годы Леонид Броневой называл работу в Ленкоме подарком судьбы. «Захаров - совершенно замечательный. Обычно один режиссер владеет формой, а другой силен в содержании. Вот Любимов был, в основном, силен формой, а Эфрос - разбором содержания. У Захарова же - нет режиссерского амплуа. Он может поставить мюзикл, рок-оперу, «Три девушки в голубом», Чехова...»

Любимой, по признанию самого артиста, стала роль Дорна в спектакле «Чайка» по самой загадочной и самой трудной пьесе А.П. Чехова, которую Марк Захаров поставил в Ленкоме в 1994 году. В интервью Ирине Корнеевой для «Российской газеты» Леонид Сергеевич разоткровенничался и рассказал историю: «Когда мы стали репетировать "Чайку", Захаров рассуждал: "Я думал, кто такой Дорн. Это - дьявол". Я удивился: "Откуда вы это взяли? Почему дьявол?" - "Он виновник гибели Треплева". - "Но это, как говорил Гончаров, телеграмму надо в зрительный зал давать. Иначе никто не поймет. Нет, я не согласен, и как это играть, я не знаю".

Прошло двенадцать лет. Спектакль всё это время шел. И через двенадцать лет Захаров зашел в мою гримерную: "Вы знаете, я ошибался. Конечно, Дорн не дьявол". Я говорю: "Конечно, не дьявол. Он просто постаревший Треплев. Только у него, в отличие от Треплева, не хватило сил уйти самому... Наоборот, он очень болеет за этого человека. Но помочь ничем не может. Потому что тут дело не во врачевании, а в том, что помочь талантливому писателю невозможно"».

Пересматривая архивные спектакли и старые интервью уже ушедших от нас и Броневого, и Захарова, каждый раз ловишь себя на банальной мысли, что все-таки постепенно проходит время, когда творцы так глубоко могли рассуждать о произведениях, годами думать о правильности того или иного подхода к роли, к спектаклю. Спорить, негодовать и быть творчески неравнодушными по отношению и к своим партнерам и, что самое важное - к себе. Не в этом ли главный секрет удачи, в которую всегда верил Леонид Броневой?..



Фото из открытых источников в Интернете



Фотогалерея