ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД. Зрительское счастье

Выпуск №5-265/2024, В России

В моей личной копилке зрительских сокровищ давно хранятся два «островских» спектакля, которые и по прошествии времени вспоминаются наиболее живо и с удовольствием: «Доходное место» Юрия Смирнова-Несвицкого (Санкт-Петербургский театр «Суббота») и «Свои люди, сочтемся» Егора Равинского (РАМТ). В начале этого лета пара обернулась троицей: в компанию принят «Правда - хорошо, а счастье лучше» Валерия Маркина со сценографией Екатерины Чазовой в Новгородском академическом театре драмы им. Ф.М. Достоевского (премьера состоялась к самому финалу сезона 2022-2023).

Произведения классика русской драматургии, юбиляра 2023 года, не просто прямо адресованы его историческому современнику, но и сохраняют активность обращения к зрителю нынешнего века. И, как бы ни старались постановщики купировать эту особенность драматургического текста, Островский всегда провоцирует впасть в грех «зрительского спектакля» и намекнуть на традиции Малого театра. Режиссерская творческая индивидуальность нередко принимает сей вызов напрямую, и свои отношения с автором выстраивает буквально как «иду на вы». Само по себе это скорее хорошо, чем плохо - ибо испытание классикой позволяет узнать истинную цену таланту и мастерству, даже если конкретный талант и мастер воспринять такую оценку не готов (к пишущим рецензии это относится почти в той же мере, что и к ставящим спектакли). А у зрителя - своя правда, и отказываться от нее ради счастья прослыть искушенным эстетом... В год Островского как-то не очень уместно.

Посему рискую расписаться в ретроградстве: сходу подкупает и очаровывает решение авторов новгородского спектакля не воспользоваться набившим оскомину переодеванием героев в офисное или армейское, перемещением их в хайтек интерьеры, и т. д., и т. п. (далее по списку). В здании театра идет ремонт, спектакль выпущен на сцене Новгородской филармонии, имеющей свои сложности в плане акустики и организации игрового пространства. Но декорация-павильон-трансформер, мгновенно переносящая действие из одного места в другое, успешно обустраивает неродную для артистов площадку. Преобладающая в сценографии фактура - дерево, холст - не поражая роскошью или смелостью, эклектично-гармонично сочетается с обрамлением классицистского филармонического портала. И даже пресловутые, многократно на всех сценах употребляемые яблоки в ящиках и без оных, здесь и оправданы текстом пьесы (а заодно напоминают о ее исходном названии «Наливные яблоки»), и композиционно-визуально уместны. «Островско-купеческая» атрибутика представлена в тщательно организованной стилизации, на фоне которой органично звучат и «фирменная» замоскворецкая речь, и громовые раскаты на фонограмме (рефрен неизбежного рока и остроумная аллюзия на самую знаменитую пьесу того же автора), и частушки с переплясом в исполнении «комических слуг».

Существование актеров организовано в грамотном балансе психологической органики с ироническим остранением. Они вполне увлеченно «купаются» в диалогах и характерах - представая и узнаваемо «островскими», и в меру злободневными персонажами, не нуждающимися в дополнительных пояснениях о природе их чувств и мотиваций. Конечно же, эта история - не «про купцов», а, как всегда у Островского, про нас. «Про любовь», «про деньги», «про отцов и детей» - темы воистину универсальные и вневременные, безусловно близкие зрителю XXI века, чутко следящему за развитием действия. Это ведь особое зрительское удовольствие, которое ныне, в эпоху правления авторского начала и стилевого многообразия, гарантирует далеко не каждая интерпретация классической пьесы: наблюдать движение сценического текста во взаимоотношениях героев, создающих те самые «кружева» эмоциональных связей, чей целостный рисунок сплетается и предстает во всей полноте к финалу. В новгородском спектакле это движение обеспечивают актерские дуэты: бабушка и внучка, мать и сын, барышня и ее возлюбленный, барыня и ее наперсница, и так далее. Все они очень живы, хороши великолепным чувством партнера, мастерски держат зрительское внимание - и это несомненно уже в премьерный период, когда спектакль очевидно еще имеет некоторый потенциал роста (не сомневаюсь, что замечательные новгородские артисты освоят весь его объем).

Татьяна Каратаева пишет свою Мавру Тарасовну во всем богатстве красок и оттенков (чему способствуют и ее колоритные купеческие туалеты, сочиненные Светланой Чазовой): в диалогах с нянькой Фелицатой (Лилия Сергеева) - нарочито «старомодный» шарм, в общении с челядью - привычно властная уверенность в своем праве, а в воспитательных беседах с внучкой властно-менторская интонация не вполне и не всегда скрывает беспокойство за судьбу внезапно выросшей в строптивую барышню девчонки, взрослеющей без матери. Давно привыкшая править и управлять, еще полная сил, эта бабушка наверняка примеряет на Поликсену опыт собственной непростой судьбы и видит свой долг в том, чтобы не допустить его повторения. А между тем, Мавре Тарасовне уже приготовлена встреча с роковым героем ее молодости, и «ундер» Сила Ерофеич Грознов явится вслед очередному грозовому раскату.

Анатолий Устинов в этой роли очень убедительно играет главное качество своего героя: невозмутимую уверенность в себе и своих силах. Отставной военный, хоть и из нижних чинов, но ничего от «маленького человека» нет ни в его почти вальяжной повадке, ни в ровной, полной достоинства интонации. Ветеран Крымской кампании, «мужчина бравый», обладатель не только боевых наград, но и довольно циничной деловой хватки - таким предстает Сила Ерофеич на новгородской сцене, чтобы составить дуэт-поединок с Маврой Тарасовной.

Контраст этой паре зрелых людей, прошедших огонь и воду, научившихся обуздывать свои страсти, играет пара, неискушенная в любви и премудростях жизни. Поликсена (Валерия Горелкина) и Платон (Ян Цыбульский) - также обладатели сильных характеров, и, по меркам времени создания пьесы, люди вполне взрослые (она уже пятый год в невестах, а он успел выучиться и держит ответ за долги покойного родителя). Они, безусловно, неопытны, и в глазах своих родителей еще остаются детьми - но было бы ошибкой приписывать им инфантилизм. Робость, доходящая до комизма, которую они проявляют, оставшись наедине, не отменяет для них сознания ответственности за собственную судьбу и готовности бороться за право быть вместе. Эти характеры совсем не просты, тем более - для молодых артистов, которым может быть свойственно усиливать в героях те романтически-идеалистические черты, над которыми так охотно потешаются возрастные персонажи. А между тем, «молодой специалист» Платон, хотя и с кудряшками над выпуклым лбом, и в очёчках - но все-таки «не интеллигент, а профессию имеет» более чем прагматичную, бухгалтерскую. Деятельному молодому человеку, вынужденному терпеть насмешки и угрозы старших вороватых коллег, не откажешь в мужестве. У Островского он вовсе не такой уж дурак-правдоруб (каким его зачастую трактуют). Будучи несомненным идеалистом, он последователен и готов принести своим убеждениям серьезные жертвы. И эти его качества видит Поликсена - не только нежная мечтательница с гладко причесанной русой головкой, она достаточно хорошо знает, чего хочет, и активно учится добиваться своего. Эти роли еще в процессе роста, где-то им не вполне хватает пластической убедительности, где-то - комический задор становится опасно схожим с жанром карикатуры, но артисты явно близки к созданию целостных, «неодноклеточных» образов. Об этом говорит сцена объяснения обаятельных в своей явной неопытности и неловкости влюбленных, ироничная и трогательная в то же время, вызывающая заслуженно живую реакцию зала.

Нельзя не заметить замечательную слаженность всего актерского ансамбля, в котором каждый из артистов и заметен, и созвучен общему «хору» (в том числе и музыкально, в исполнении городского песенного фольклора, очень грамотно вписанного в сценический текст). Достоверна в своей бытовой беззащитности Пелагея Григорьевна Зыбкина, матушка Платона (Любовь Лушечкина); органичен и колоритен возрастной «мажор» Амос Панфилыч (Павел Рудаков), привыкшие к безнаказанности жулик Никандр (Артем Символоков), нагловатый садовник Меркулыч (Юрий Ковалев). Тщательно выстроены и выходы слуг просцениума для перестановок открытым приемом. Заслуживает отдельного комплимента речевое мастерство актеров, самоотверженно преодолевающих акустические особенности площадки и, при очевидном уважении к классическому тексту, умеющих придать ему в меру современные интонации.

Бытовое и условное, народная песня и визг дворового кота, язык московского купечества и современное в своей живости движение - всё в этом спектакле точно сбалансировано, сшито без «белых ниток» и «грубых швов». Три часа пролетают на одном дыхании, а впечатления остаются надолго... Похоже, это будет очень «зрительский» спектакль, дающий ту самую, истинно театральную, возможность узнавать в сценических героях себя, верить их слезам, радоваться их счастью, задавать себе терзающие их вопросы и искать на них собственные ответы.

Фото Сергея СУФТИНА

Фотогалерея