ТАМБОВ. И будет великий пост

Выпуск №6-266/2024, В России

Премьеру нынешнего сезона «Город М» Тамбовский драматический театр посвятил 200-летию со дня рождения великого драматурга А.Н. Островского, произведения которого неоднократно здесь ставились. Правда, «Не всё коту масленица», а именно эта пьеса скрывается под названием «Город М», давненько не появлялась на тамбовских подмостках. Последний раз в середине 1950-х. В театре и решили сдуть с нее полувековую пыль, тем более, сегодня обнаружилось, что разговоры о капиталах, векселях, долговых обязательствах, процентах и прочем, как никогда актуальны. Они еще и идут на фоне до сих пор неувядаемой дилеммы: выйти за нелюбимого богатого или за бедного любимого.

Осуществить в Тамбове постановку классики вновь пригласили режиссера Челябинской драмы Романа Чиркова. В прошлом году его премьерный спектакль «Летели качели» стал победителем регионального фестиваля «Итоги сезона». Поэтому театр возлагал надежду на то, что и новая постановка станет неординарным явлением. По признанию самого Романа Чиркова, он, не воспринимавший ранее творчество Островского, сегодня пришел к понимаю: в произведениях драматурга очень много не только мудрого, но и современного. Главным для постановщика стало освободиться от набранных в театрах клише при воплощении пьес Островского.

Этим режиссер и занялся. Изменение заглавия - лишь небольшая деталь. Название «Город М» как бы выходит из подзаголовка «Сцены из московской жизни» пьесы «Не всё коту масленица». «Осовременивание» коснулось и костюмов, и декораций. Конечно, и это ныне уже далеко не новаторство, а скорее - клише. Если бы зрители увидели действие в антураже XIX века, это было бы чем-то свежим... Язык диалогов персонажей Островского Роман Чирков сохранил без изменения, даже знаменитое угодническое чиновничье «ерс» в конце слов оставил. Когда одетый по современной моде Ипполит начинает говорить: «виноват-с», «можно-с», «почтение-с» - это воспринимается поначалу довольно забавно. Но постепенно публика, которая все-таки представляет, в какое время жил автор пьесы, принимает такой режиссерский ход.

Когда действие разворачивается все шире и зритель углубляется во все перипетии происходящего, становится не по себе. Хотя язык XIX века для уха современников и архаичен, но суть текста, произносимого персонажами, за почти два века и не изменилась. И, надо сказать, что хай-тековое оформление и эклектичные костюмы (художник Елена Медведева) сильнее подчеркивают эту вечность человеческих отношений и проблем. Даже появляющиеся в середине спектакля угодливые официанты, нанятые Аховым, подаются как популярные ныне курьеры доставки, внося свою толику «осовременивания» Островского.

Бесспорной же удачей спектакля стал актерский дуэт Сергея Ильина (Ермил Зотыч Ахов) и Евгении Карчевской (Дарья Федосеевна Круглова). Их диалоги, поданные в начале как игра самовлюбленного кота и, казалось бы, покорной мышки, постепенно приобретают совсем иное звучание. Виртуозная игра актеров логично приводит персонажей к яркому финалу: одного к закономерному краху личных притязаний на исключительность, другую - к духовной победе над самодурством. Ведь, как верно отметил Александр Николаевич Островский, «не всё коту масленица, будет и великий пост».

Вдове Кругловой (и режиссер делает на этом акцент) удалось обрести душевную свободу и не допустить повторения для дочери своей судьбы, и всё благодаря ее большой любви к Агнии. Правда, появляющееся на финальном платье героини большими буквами слово «love», смотрится как-то излишне нарочито. Есть и другой весьма спорный момент. Большую часть действа Круглова одета в довольно нелепый халат, который постоянно соскальзывает с яркой рубашки, что раздражает не только зрителей, но и саму актрису. К тому же мешает вслушиваться в диалоги. Более того, как-то невозможно представить, что купеческая вдова будет принимать у себя в доме «хозяина жизни» Ахова в халате, да еще вечно распахивающемся. Это недопустимо было в XIX веке, но и сегодня воспринимается довольно однозначно. Режиссер показывает Дарью Федосеевну довольно разумной, и даже в бедности не опустившейся женщиной.

Другой линией, преобразующей силы любви в спектакле Романа Чиркова, являются взаимоотношения дочери Кругловой Агнии (Александра Мандрикова, Варвара Морозова) и родственника Ахова приказчика Ипполита (Владислав Гречишников). Режиссер наделяет Агнию повадками лихой современной девушки, которая подвижна как ртуть. Неустанно передвигаясь по сцене (а это позволяют и двухэтажные декорации, и всевозможные лестницы-переходы), девушка не просто спорит, а имеет свое собственное суждение каким должен быть молодой человек. Именно она подталкивает робкого Ипполита к действию. И такая режиссерская трактовка очень органична для текста Островского. За плечами актрисы Александры Мандриковой немало ролей рассудительных современных девушек, и она старается показать Агнию героиней XXI века, живущей одновременно и чувствами, и разумом.

Неплохо с ролью Агнии справилась и играющая в очередь с Мандриковой дебютантка Тамбовского театра Варвара Морозова. Иногда ей, правда, не достает актерского мастерства, но начинающая артистка компенсирует его задором и живостью характера.

Дебютировал в спектакле и Владислав Гречишников, выпускник Щепкинского училища, принятый в этом году в труппу театра. Он слишком старательно, но живо и верно ведет линию преображения силою любви трусоватого, подвластного хозяину приказчика в решительного и независимого человека. Особенно хорош Ипполит Гречишникова во втором акте, отстаивая свои права в сцене с Аховым. Весьма бурный диалог противоборствующих сторон оправдывают даже эффектно лопающиеся, как дутый авторитет купца, воздушные сердечки, которые Ахов готовил в подарок Агнии.

Если действия главных героев спектакля проработаны интересно, то встреча-диалог Кругловой и Феоны (Елена Кондрашкина, Ольга Моисеева) получилась довольно тяжеловесной. Сосредоточенная в одной точке сцены и словесно массивная, она давит своей громоздкостью, и публика теряется в словесной вязи. А как раз этот разговор очень важен, поскольку раскрывает деспотизм Ахова и крах его семьи. А вот сцена вакханалии гуляющих чиновников (Игорь Беляев и Егор Катушенко) и купца Ахова в стиле 1990-х с бутылками, лихими плясками и катанием Ермила Зотыча на огромной люстре выстраивается режиссером смачно, но неоправданно долго.

Появление колоритной кухарки Кругловой Маланьи (Дарья Мухина) перед каждой сценой с жизненными афоризмами, вложенными в ее уста режиссером, а не драматургом, смотрятся весьма уместно. Они как камертон происходящему, логически начиная или завершая действия. К тому же харизматичная Дарья Мухина в момент появления придает определенную выдержанность вечно бурлящему действу, как и сцена всеми покинутого и одиноко стенающего в кресле своего огромного пустого дома «раздавленного» Ахова. Финал, не прописанный Островским, но нередко встречающийся в различных театральных постановках, здесь логичен и оправдан.

Фото предоставлены театром

Фотогалерея