Когда замысел ясен, но темы не узнаны

Выпуск 3-123/2009, Проблема

Заметки завлита о начале театрального сезона

Именно на пороге нового театрального сезона, наверное, стоит подумать о его направлении и наполнении. Речь не о выборе: мол, что выбирать театру – овации восторга или глубокомысленные паузы сопереживания, низкие ли жанры для привлечения публики или редкости, опутанные лабиринтами интеллекта? Понятно, что альтернатива если и есть, то никак не в этом. Относительно реакции зрительного зала на спектакль эти понятия скорее синонимичны и мало чем отличаются от реакции на любое публичное представление. Аплодисменты, свист и крики восторга сливаются в единый экстатический гул, означающий благодарность за полученное удовольствие. И это совершенно естественно и вполне правомерно. Как писал поэт, «речь не о том, но все же, все же, все же…» Сетуем на размытость критериев и продолжаем их размывать. В применении к драматическому театру восторженное буйство зрительного зала после спектакля вряд ли является показателем успеха, хотя актерам уж наверняка сердца щекочет. Думаю, впрочем, что отнюдь не всем. Потому что актеры любят работать в содержательном материале, как ни банально это звучит. Они, конечно, не прочь погрузиться в омут рукоплесканий, но глубинное или просто вдумчивое освоение хорошей драматургии согревает их гораздо больше, а сценические паузы, подхваченные напряженной тишиной зрительного зала, для них существеннее. Не стоило бы, право, и упоминать о вещах, столь на театре драматическом очевидных, если бы не новоявленные тенденции считать успехом бурные эмоциональные изъявления публики сразу после спектакля. Словно мы забыли, что впечатление от спектакля длится во времени и отражено в таких неуловимых вещах, как последействие и послевкусие. И по поводу репертуара, как показывает опыт, мы очень заблуждаемся.

В этой связи хочу поделиться одним впечатлением. Минувшим летом мне посчастливилось посмотреть предпремьерный показ спектакля «Прекрасное воскресенье для разбитого сердца» по пьесе Т.Уильямса «Прекрасное воскресенье для пикника» в Малом драматическом театре – Театре Европы в постановке Льва Додина. Это был интересный, внятный спектакль без режиссерских изощренностей и «понтов», с четырьмя привлекательными героинями. Не стану называть имена известнейших исполнительниц – я не об этом сейчас. Сквозь напряженный драматизм событий со сцены изливались в зрительный зал какие-то потоки чистой игровой радости. Постановка была динамичной и сегодняшней, хотя ни одна из актрис не обнажалась, не вставала на голову и не играла на публику. Зрители приняли спектакль прекрасно, правда, «Wow!» никто не кричал. Мне спектакль тоже показался очень живым, а расценивать или не расценивать его как шедевр, и в голову не пришло. Но вот уже более двух месяцев я постоянно возвращаюсь к нему и все стремлюсь разгадать какую-то тайну. Не театральную, нет! Тайну жизни, загадку женской судьбы вообще и своей собственной, в частности. Вот в этом-то и проявляется подлинная магия театра. И не только знаменитого, столичного. Любого! Если это театр, конечно.

Понятно, что содержательная сторона спектакля может быть любой – от самой легкомысленной до утонченно интеллектуальной. И объектом театрального высказывания может быть все, что привлечет взгляд режиссера. Проблема не в этом. Формируя репертуарную афишу и приглашая режиссеров на постановки, сегодня важнее всего избежать театральной попсы, в эпоху которой мы давно уже живем. Гламур и бульварные ценности, увы, идут стеной не только на ТВ, музыку и литературу, чудовищная аудиовизуальная смесь заполонила не только эстраду, она проникает и на сцены драматических театров.

Сезон в Новокузнецком драматическом театре открылся двумя премьерами, адресованными взрослой и детской зрительской аудитории. Музыкальную комедию «Примадонны» по пьесе американского драматурга Кена Людвига в постановке Анны Бабановой из Омска можно было бы отнести к коммерческим проектам, транспортирующим эстраду на театральные подмостки (бурлеск, кульбиты, гэги, совершенно не связанные с действием гламурные дивы кабаре), если бы не фантастическая, реактивная легкость перевоплощения исполнителей и их мощный молодой энергетический посыл зрителю. Очень кстати в минувшем сезоне театр испытал вливание свежей крови: в труппу пришли молодые воспитанники красноярской театральной школы Полина Зуева и Андрей Грачев, выпускница Новосибирского театрального института Мария Захарова и студент Кемеровского университета Евгений Лапшин. Все они как раз играют главные роли и своим молодым задором обнаруживают смысловой центр спектакля в самой природе игры, прозвучавшей истинным гимном театральности. А наблюдать за доктором Майерсом в блистательном исполнении Андрея Ковзеля – удовольствие, мало с чем сравнимое. Артист мастерски демонстрирует преображение своего героя, получившего наконец возможность не просто переодеться, а обрести свою личность с помощью внутренней трансформации.

В связи с этими наблюдениями не отпускает мысль о режиссерских предпочтениях: режиссеры сегодня выберут скорее классический мировой репертуар или заведомо растиражированную сомнительную драматургию, чем остро современную, не говоря уж о «новой драме». Не уверена, впрочем, что причина только в режиссерах. Есть в современной драматургии и давно уже не новой «новой драме» (я не об ибсеновской) нечто настораживающее и режиссеров, и театры. Мерзость и вакханалии нашей злосчастной жизни, отраженные этой драматургией, и не снились «всему Расину и всему Шекспиру», но масштабы зла как-то суетно мелки, внутренний хаос превосходит внешний, а преодоления нет. Нет боли сопричастности, есть садистическое муссирование ужасов. Бога там не просто нет, но и не было никогда. Почти два века назад В.Вейдле в книге «Умирание искусства» связал это явление с упадком религиозного отношения художника к миру и исчезновением способности к преображению действительности. Все повторяется. Отсюда и тяга современной драматургии к документу или его имитации: мы вам, дескать, факт проконстатировали, а вы уж сами разбирайтесь. Да и к самой драматургии есть вопросы. Многие критики этих драматургов превозносят, престижные жюри награждают, а режиссеры, как правило, не ставят, театры сторонятся. Уж лучше отразят боль современных проблем через классику. Или порадуют зрителя хорошо проверенными средствами, увы.

Премьера нынешнего сезона для самых маленьких – «Праздник друзей» – некий парафраз Ольги Гущиной (Новосибирск) на широко известные сюжеты о Лунтике. Слагаемые театральных радостей, адресованных детям, – добро и свет. Автор сценического эквивалента сказки уверена, что в детстве с каждым из нас все происходит впервые, самые простые события, понятия и явления приобретают новизну большого чуда. Таким неведомым чудом стал праздник для главного героя спектакля – трогательно наивного Лунтика (Людмила Адаменко). Ольга Гущина увела своего героя из привычной сказки и сочинила для него непривычную, совсем новую, окружив событиями и героями, полными озорства и неожиданности. Театральной «фишкой» этого спектакля оказалась его колоритная, объемная во всех смыслах ансамблевость. Возрастные артисты работают рядом с молодыми, и каждый из них неповторим. Остроумная сценография и радужные силуэты костюмов в исполнении художника Романа Ватолкина довершали иллюзию красочного альбома детских рисунков.

Репертуарный портфель нового сезона Новокузнецкой драмы заполнен и открыт эксперименту. Огромный это риск – загадывать и планировать. Но выбрать замысел и следовать ему – во имя сохранения самой природы драматического театра – дело благородное. Будем надеяться.

Фото Егора Чувальского

Фотогалерея