Предъюбилейное настроение/XIX Международный театральный фестиваль "Балтийский дом"

Выпуск №4-124/2009, Фестивали

В следующем году фестивалю «Балтийский дом» исполнится 20 лет. Много ли это? Мало? Для человеческой жизни, конечно, это очень юный возраст. Для театрального фестиваля – солидный.

За 19 лет существования «Балтдом» стал для города чем-то вроде приметы осени. Проходит месяц после открытия сезонов большинства театров, и театр «Балтийский дом» принимает гостей из самых разных уголков земного шара. Если по рождению фестивалю была уготована судьба форума стран Балтии, то, взрослея, он проявил собственный характер, пригласив в Россию театры, находящиеся и за пределами карты балтийского региона.

Так, к примеру, на «Балтийском доме»-2009 присутствовали театры не только из Литвы, Латвии, Эстонии или Польши, но и из Италии, Румынии, Южной Осетии и даже из Канады.

Сразу оговорим: спектакль из Канады заслуживает упоминания только благодаря географическому положению театра «СТО Юнион» из города Уэйкфилда. Воспоминания о хипповской молодости, курении марихуаны, свободной любви и прочих «особенностях» 1960-70-х, рассказанные двумя артистами, были идеальным спектаклем для домашнего театра, в котором собрались бы друзья. На большее, впрочем, эта постановка и не претендовала.

Симпатичным и обаявшим публику (приз зрительских симпатий) оказался спектакль «Пиноккио» итальянского Театро дель Каретто. Разочаровали артисты из Польши. Эта страна, славная своей театральной школой и историей, позволяла надеяться на нечто интересное. Скучнейшими оказались «Бесы» краковского театра «Сцена СТУ», сдобренные церковным пением и запахом ладана, доносившимся из кадила, которым «освящали» сцену. Ожидаемого психологизма, проработки характеров персонажей не случилось. Постановка больше напоминала грустный водевиль. Второй спектакль, который показали поляки, – «Большая проповедь отца Бернарда» того же режиссера Кшиштофа Ясиньского, мне посмотреть не удалось...

Сильной тоской по канувшей в Лету эпохе был пронизан спектакль старейшего режиссера Латвии Ольгертса Кродерса «Вишневый сад». Латышу Кродерсу уже за 80 (!), а он продолжает ставить свои лирические, с налетом «ретро» спектакли. Этот чеховский опус прозвучал как печальный и прощальный привет из прошлого, которого, увы, не вернуть. Юмор и печаль, так тонко и витиевато переплетенные в латышской постановке, удивительно перекликались с иронией и тоской самого Чехова, создавая в итоге нужный зрителю и режиссеру резонанс.

Большое политическое и социальное значение имело появление в нашем городе, в нашей стране спектакля Тамерлана Дзудцова «Юлий Цезарь», поставленного режиссером на сцене Государственного драматического театра им. Косты Хетагурова Республики Южная Осетия (Цхинвал).

«Балтийский дом» от России и от себя лично делегировал спектакль «Лерка» в постановке Андрея Прикотенко по пьесам Василия Сигарева. Также Россию представлял другой петербургский театр – Театр на Васильевском (бывший Театр сатиры на Васильевском). Он показал «Даниэля Штайна, переводчика» в постановке Анджея Бубеня.

Три спектакля показали выпускники курса Римаса Туминаса 2008 года и шесть петербургских молодых режиссеров из молодежной театральной режиссерской лаборатории «ON. ТЕАТР».

А хедлайнерами «Балтийского дома» стали Эймунтас Някрошюс, Оскарас Коршуновас, Тиит Оясоо и Андрей Жолдак.

«Идиотом» театра «Мено Фортас» фестиваль открылся. Някрошюс, наконец, представил России свой новый спектакль, который он не выпустил в прошлом сезоне, перенеся премьеру на год и сыграв ее летом в Италии.

За «Идиота» на мэтра литовской режиссуры посыпались не только восхищенные эпитеты, но и шишки. Восхищение вызывала «упоительная узнаваемость», у бросавших камни это называлось «самоповтором». Правы обе стороны. Някрошюс действительно соткал спектакль словно из расчлененных своих же собственных старых постановок. В нем можно было узнать ряд сцен, полностью, без купюр, перенесенных из предыдущих работ в новую. Как всегда идеально играли его артисты. Знакомые уже петербуржцам, такие как Сальвиус Трепулис или Витаутас Румшас, и новые для нашего города – например, исполнитель роли князя Мышкина, вчерашний студент мастерской Римаса Туминаса Даумантас Цюнис, молоденький, взъерошенный как воробышек, с огромными глазами, не столько испуганными, сколько изумленными. Цюнис сыграл, «поборов» всех своих хрестоматийных предшественников, простого человека, попавшего в странную, нелепую, совершенно непривычную для него жизнь. Не было в этом молодом актере стремления играть Миссию, не было натужного морализаторства. Этот Мышкин ошибался и совершал глупости в точности так, как и другие персонажи драмы. А именно драмой представляется Някрошюсу история Рогожина (Сальвиус Трепулис), Настасьи Филипповны (Эльжбетта Латенайте) и Мышкина.

Някрошюса можно поймать только на одном: на непопадании в литературный материал. Он всегда, даже когда Отелло душил Дездемону, держался стороны Отелло. Он не оправдывал его, но понимал. Потому что любовью по Някрошюсу можно объяснить и оправдать все на свете. В романе Достоевского любви нет. Есть идеи, сверхъидеи и страсти, которые, как бесы, крутят всех вокруг Мышкина, а после – и его втянут в свой безумный хоровод. Но Някрошюс словно отказывается читать то, что написано. Взяв за основу текст Достоевского, он создает абсолютно автономное произведение. И оно – посвящено любви. В финале, когда прекрасная Настасья Филипповна, кружась с подвешенным к потолку зеркалом в руках, напорется на нож, напорется сознательно, от невозможности найти любовь в этой жизни, победа Някрошюса пусть даже над текстом Достоевского, становится совершенно очевидной.

Второй литовец, присутствовавший на фестивале, – молодой режиссер Оскарас Коршуновас, приверженец откровенной театральности, гротеска, острой формы, показал свой новый спектакль – «Гамлет» ТОК/Городского театра Вильнюса.

Постоянные зрители «Балтийского дома» помнят «Гамлета» Някрошюса, сыгранного в 1997 году. То был спектакль-откровение, светлый, тоскливый и все-таки с надеждой на спасение душ всех убитых по велению фантазии Шекспира. «Гамлет» Коршуноваса эмоционально не менее силен. Но страшен как ночной кошмар. От таких спектаклей испарина на лбу. У Коршуноваса нет жалости ни к кому. За исключением Гамлета, которого он делает мужчиной средних лет, то и дело прикладывающимся к бутылке с чем-то, по цвету напоминающим виски (Дариус Мешкаускас). Далеко не рефлексирующим мальчишкой, коим все привыкли видеть Принца Датского. Со сценами литовец обращается так же лихо, как с трактовкой образа главного героя. Легко меняет эпизоды местами, а то и вовсе пускает одну сцену по два раза. Так, только что утонувшая Офелия является жива-живехонька к Гертруде потрепаться о своем, о женском. А королеве, властной даме в чулках и кожаном платье, совсем не до девчачьих «глупостей». Она отмахивается от утопшей в прошлой сцене девушки: «Оставь меня!». И этот жест, это действие – все порождает второй смысл. Происходящее с каждым – его самые страшные упреки совести. Каждый в спектакле Коршуноваса виноват перед другими. И это мучает их, не дает дышать, жить, любить. Оттого так истово они вглядываются в зеркала гримировальных столиков, ряд которых представляет собой основную декорацию к спектаклю, и пытаются ответить на вопрос, который в самом начале задает Гамлет: «Кто я?».

Ответа Коршуновас не находит. И в этом трагедия не только Гамлета, но любого, кто потерял коренное человеческое свойство самоопределения.

«Как объяснять картины мертвому зайцу» – страшно смешное театральное сочинение одного из ведущих режиссеров современной Эстонии Тиита Оясоо и его театра «099». Этот трехчасовой скетч построен на импровизации. Тема – отношения художника и власти. Любого, абстрактного художника и такой же, безотносительной власти.

Особенная шутка заключается в том, что нынешний министр культуры Эстонии носит фамилию, которая в переводе на русский язык звучит как «заяц». Однако создатели спектакля настаивают на том, что «все персонажи вымышлены и совпадения случайны».

«Как объяснять картины…» сделано той же компанией, что привозила в прошлом году на «Балтийский дом» постановку «ГЭП (горячие эстонские парни)». В этот раз молодая команда продолжает обсуждать острые, болезненные, по большей части социальные темы. В прошлом году в поле их зрения находился демографический вопрос Эстонии, в нынешнем – что современная эстонская культура может получить или потерять благодаря своему правительству.

Спектакль представляет собой ряд сцен, где из одной в другую переходит связующий персонаж – министр культуры Эстонии, симпатичная женщина с короткой стрижкой, похожая на Валентину Матвиенко и всех остальных женщин от политики по всему миру. У нее стандартная для этой должности крепкая фигура, стандартная стрижка, стандартная смена одежды (на футбольный матч – спортивный костюм, в театр – аккуратный костюм с розочкой, на политическое мероприятие национального толку – национальный эстонский костюм). И говорит эта дамочка стандартными речами (речи, кстати, подлинные, взятые с сайта правительства Эстонии). Одно только но: понятно, что женщине-министру порой непонятно, где она – на матче или на представлении. Начав жизнерадостно поздравлять «футболистов», она, получив намек, что дело происходит в театре, моментально и так же бодро заменяет слова «матч» на «акт», «перерыв» на «антракт», а «игроки» на «актеры». И все вроде бы нормально, актеры «съели» невнимание и вопиющее равнодушие власти. Однако финальным аккордом спектакля становится зарисовка под названием «Конкурс писунов» (на эстонском название звучит много «крепче» и беззастенчивее). Участники соревнования делятся на пары, с одним из молодых людей в пару становится «министр культуры». Задача – попасть струей мочи (вода, набранная в клизмы) в ведерко, которое держит с завязанными глазами партнер участника соревнования, стоящий напротив него. Все с азартом принимаются попадать и ловить жидкость, летят брызги, раздается хохот зрителей и участников. Но когда дело доходит до пары «актер-министр», где с завязанными глазами и ведерком в руках оказывается последний, надо видеть, с каким наслаждением молодое дарование, даже не думая попадать в ведерко, направляет струю «мочи» прямо в лицо стоящему напротив функционеру от министерства по культуре.

Хохот смолкает, когда, поняв ситуацию, министр стягивает повязку с глаз и пытается сохранить улыбку. Боль, обида, понимание и непонимание одновременно – все блестяще отыграно актрисой Марикой Ваарик. Но самое страшное, что совершенно ясно в этом смешном спектакле одно: никогда не будет найдено точек соприкосновения для художника и власти, как бы искренне ни стремились к этому обе стороны.

И еще одной болевой точкой прошедшего фестиваля «Балтийский дом» стала постановка Андрея Жолдака в румынском театре «Раду Станка» «Жизнь с идиотом», по одноименной повести Виктора Ерофеева. Этот спектакль открыл для многих нового Жолдака, который, при всей своей циничности, угрожающе-агрессивном и разрушительном мышлении, оказался способным и на лирику, и на психологизм. И никакие «примочки» современного европейского театра, подцепленные им в разных странах, приемчики вроде трансляции на экранах посредством камеры того, что в данный момент происходит на сцене, не убили в этом спектакле жизни. Подлинной, страшной, погубленной жизни трагикомического трио супругов и идиота Вовы. Даже потрясшие особо чувствительных гигантские фекалии, прилипшие к потолку квартиры, где живут герои, не помешали прозвучать теме, как ни странно, любви. Странной, уродливой, невозможно отвратительной, но любви. Жолдак неожиданно оказался большим мудрецом, который вдруг признал: «Чего только не бывает».

В качестве off-program «Балтийский дом» предложил два финских спектакля, которые, как и в прошлом году, игрались для гостей фестиваля и критиков прямо в Хельсинки. Известный уже в театральной России Кристиан Смедс и еще не так хорошо известный Эса Лескинен поставили спектакли «Сумасшедшая Финляндия» и «Шинель» соответственно.

Спектакли эти сделаны совершенно по-разному. Смедс в своей привычной манере использовал экспрессивные выразительные средства, метафоры, театральные гиперболы. Эса Лескинен более сдержан. Но при этом не менее остроумен. Свой спектакль он создал как оживший комикс. Одни рассказывают, другие показывают. При всей внешней разности у обеих постановок одна тема – современное финское общество. Как говорилось на конференции, которую театр «Балтийский дом» провел с финскими коллегами в Хельсинки, театр Финляндии сегодня очень политизирован и социализирован. Острые и даже резкие критические высказывания в свой адрес финское правительство не только не запрещает, но и поощряет субсидиями. Как это возможно? По мнению финского парламента, у каждого жителя этой страны есть право на свое мнение и на высказывание его. И театр в Финляндии этим правом пользуется очень активно.

Режиссер-хулиган Смедс маленькую и дикую, по его мнению, Финляндию противопоставляет всем остальным чистеньким и аккуратненьким странам Евросоюза. Лескинен на примере гоголевской «Шинели» размышляет более конкретно: не о народе вообще, а об одном из граждан Финляндии, загнанном жизнью до смерти.

«Шинель» понадобилась этому молодому режиссеру только для того, чтобы обозначить тему одиночества современного человека в быстро меняющемся мире. Современный финский Акакий Акакиевич – банковский служащий, который ради неожиданной любви отдает все сбережения на пальто от Армани (чтобы произвести впечатление на возлюбленную). Но во времена наступившего мирового финансового кризиса он теряет работу, его обирают до нитки уличные подонки, крадут пальто и как итог – он сходит с ума.

На материале русского классика Эса Лескинен придумал собственный сценический текст, где перед глазами зрителей проходит вся жизнь Финляндии в ХХ веке. Мы видим, как в Финляндии провели Олимпиаду, как не стоял на месте прогресс и печатные машинки заменялись ЭВМ-ами, а затем современными компактными лэптопами. Как менялись прически и одежда жителей этой небольшой северной страны. Как в их жизнь вошли мобильные телефоны и электронная музыка. Как начали возникать по американскому подобию финансовые корпорации. Как европейцы подсели на успокоительные таблетки, потому что психика среднего человека перестала успевать за темпом мчащейся безоглядно жизни. И как в один миг все рухнуло с силой, грохотом и пылью человеческих судеб, сродни силе, грохоту и настоящей пыли, поднятой рухнувшими башнями-близнецами. Лескинен абсолютно уверен: мировой финансовый кризис – такая же катастрофа, как сбитые террористами небоскребы. И психологические последствия обоих событий равны. Фактически, Лескинен даже не пользуется метафорами. Да, главного героя зовут чудным именем Акакий Акакиевич. Но если бы его звали Миккеле, Йоэлем или любым другим финским именем, ничего бы не поменялось. Хотя чувства юмора Эсе Лескинену не занимать. Ему ничего не стоит превратить министра финансов в ночного сторожа своего же министерства. И, надо сказать, не только публика, но и сами финские власти дружелюбно и с пониманием относятся к подобным провокациям.

Финская публика не только умеет смеяться и сопереживать. Она не просто терпимо, а с воодушевлением относится даже к экстремистским провокациям в духе Кристиана Смедса, который позволяет себе (как сделал это в прошлогоднем спектакле «Неизвестный солдат») расстрелять портреты политических деятелей страны, от министров до президента.

В спектакле «Mental Finland» (что правильнее будет перевести как «Чокнутая…», «Долбанутая…», хотя «Сумасшедшая Финляндия» звучит, конечно, корректнее) Смедс предельно критичен по отношению к соотечественникам и Родине. Страны Евросоюза у Смедса – симпатичные мальчики и девочки в голубых трико и пачках, танцующие на небесно-голубом же фоне прелестные хореографические этюды. В один не прекрасный день небеса разверзаются, обрушив на их головы гигантский мусорный контейнер, из которого высыпаются оборванцы, помоечники и алкаши. Они и есть, по мнению Смедса, жители Финляндии.

Режиссерской волей он противопоставил весь «хороший» мир плохой стране «Суоми». Год, о котором говорит Смедс, условный 2069 (то есть будущее, но не такое уж и далекое). В этом будущем (что мы наблюдаем из разрозненных театральных картин) чистенькие европейские страны «выстраиваются» с защитными щитами против «Финляндии», в дырявых колготках и с чумазым лицом, швыряющейся банановыми корками и, спустив штаны, пускающей газы. В этом будущем на пленку снимаются и транслируются в эфир страдания матери, которая пытается спасти своих тонущих детей. Крупным планом даются на экране, подвешенном на заднике сцены, ее слезы, искаженное от боли лицо. А потом надпись: «Эмоции, скорбь, любые человеческие чувства – все можно купить». Есть в этом спектакле место и волнующему современных финнов вопросу эмигрантов из так называемых стран третьего мира, и сексуальным извращениям, которым находится место в жизни кажущейся тихой и скромной Финляндии, и убийству, после которого Смедс направляет камеру, которую держит в руках один из актеров, в зал и на экране отражается публика, призванная в немые свидетели преступления.

В жизни Кристиан Смедс – невысокий, крепкий, по-северному суровый молодой мужчина. На вопросы он отвечает настолько честно, что может даже обидеть такой своей откровенностью. Спектакли он создает по тому же принципу. Задеть чьи-то чувства – национальные, материнские, сыновнии – он не боится. Не очень его заботит и общественное мнение. Тем более, как я уже говорила, общественность Финляндии поддерживает его театральные безобразия (правда, достаточно правдивые). Кристиану Смедсу очевидно несимпатичен этот мир, где возможна ситуация, когда детки, напоив Санта-Клауса водкой и спустив с него штаны, обливают расхристанного дедулю кетчупом как кровью и распинают на кресте, оголтело хохоча беззубыми ртами. Дети с кривыми рожами, у которых нет детства, – не дети. А мир, в котором нет нормальных детей, – не мир. Смедс в этом уверен. Он зажигает на заднике сцены цифры «2069», обозначая тем самым время действия всех этих безобразий. Однако ясно, что речь идет и о сегодняшнем дне. И о том, каким будет завтра, если мы, наконец, всем миром, не переменимся, не одумаемся, не остановимся и не изменим что-то. Если мы не нажмем кнопку «стоп» – будущего у нас не будет.

Но все-таки будем оптимистами. До 2069 года у нас есть еще полвека, чтобы что-то исправить.

Таким стал предъюбилейный «Балтийский дом», фестиваль, на котором гармонию поверяют алгеброй режиссерской фантазии. Он имел подзаголовок «Живой театр». И все две недели участники, гости и зрители этого форума задавались вопросами о самом живом, о самом трепетном: о том, кто мы и зачем мы. Ответить на них невозможно. Но почему бы хотя бы их не сформулировать?

Фото предоставлены Театром-фестивалем «Балтийский дом»

Фотогалерея