Казань

Выпуск № 6-126/2010, В России

Казанский академический русский Большой драматический театр им. В.И.Качалова открыл 219-й сезон премьерой «Великий комбинатор» по роману Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев».

Вряд ли в далеком 1928 году можно было предположить, что роман двух молодых авторов переживет и их, и страну, в которой был рожден, и, став любимым не для одного поколения граждан этой страны, будет растаскан на цитаты. Не приходило в голову современникам, что задуманный второстепенным персонажем Остап Бендер «нагло ворвется» не только в сюжет романа на главную роль (как это случилось в процессе написания), но и превратится из героя литературного в героя «народного». Между тем, все это случилось, и многолетняя народная любовь парадоксально сыграла с романом злую шутку: комедийная составляющая напрочь затмила его трагический смысл, а герои покрылись водевильным лоском.

Постановщик спектакля Александр Славутский в своей сценической версии (он и автор инсценировки) отказался от известного каждому названия романа и соблазнительного определения жанра как комедии. Режиссер не купировал ни одной сюжетной линии, сохранил практически всех персонажей. И создал динамичное «кинематографичное» зрелище с огромным количеством коротких эпизодов, мгновенной «сменой кадров», с парадоксальным смешением трагичного и смешного в одной сцене, с переходом от «общих планов» массовых сцен к «крупным планам» главных действующих лиц.

А.Славутский рассказывает историю о страшно одиноких людях, посвятивших свою жизнь, свой талант погоне за мифическим счастьем. Каждый из них - «великий комбинатор», только их «гениальные» операции никак не могут завершиться успешно. «Чужие на этом празднике жизни», они бродят по огромной стране, по замыслу художника Александра Патракова сплошь состоящей из дощатых заборов и мостов, на которых, как сквозь мутное стекло, просвечивают реалии эпохи: трамвайчик, женщина с веслом, герань, дирижабль, таблички с названиями контор и организаций…

Движение заборов вверх-вниз отделяет, отсекает, как гильотиной, одну сцену от другой, а вращение накладного круга создает ощущение беспрерывного и стремительного потока событий, мест, людей.

Многоуровневая конструкция то и дело заполняется персонажами, вещами, мебелью. История погони за сокровищами вписывается в не менее увлекательный рассказ о проносящейся мимо жизни. Люди любят, ревнуют, работают, интригуют, творят, мошенничают – одним словом, люди. Фрагменты их жизни мелькают, как слайды, и, сыграв свою роль в сюжете о бриллиантах, снова вливаются в массовку «праздника жизни» дворник Тихон и Альхен, Коробейников и Полесов, Елена Станиславовна и мадам Грицацуева, Лиза с Колей, инженер Брунс с супругой, Эллочка, Изнуренков, Ляпис-Трубецкой…

Постепенное накопление для зрителя их биографий и характеров рождает в финале не безликую толпу, а своеобразный коллективный портрет эпохи, давая ту «полномасштабную картину жизни», о которой авторы говорили как о главной цели романа.

Среди этих людей и разыгрывает свои блестящие комбинации Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей, сын турецкоподанного. Илья Славутский снимает с Бендера налет водевильности, отказывается от образа обаятельного мошенника-балагура и предъявляет нам малознакомого великого комбинатора. Его Остап холоден, расчетлив и циничен, чаще мрачен, чем шаловливо весел, и все его молниеносные импровизации – не что иное, как плод непростого жизненного опыта. Он разговаривает отрывисто и резко, в его прямой спине, быстрой уверенной походке и напряженных мускулах – готовность в любой момент отразить удар: судьбы или реального противника. Обаяние Остап «включает» (зря свои чары не растрачивая) только для дела, «выстреливает» им, как из ружья, в Грицацуеву, Эллочку-людоедку, барышню на аукционе. От поэтической души художника у Бендера-Славутского – склонность к эффектному воплощению идей, стремление к успеху у публики и мечта о Рио-де-Жанейро. А вообще – он человек действия.

Человек действия, безусловно, здесь и Киса Воробьянинов в исполнении Михаила Галицкого. Правда, Киса не так умен и талантлив, и Остап держит его возле себя в первую очередь для того, чтобы тот один, самостоятельно, не успел испортить игру главного великого комбинатора. Но все-таки Киса в этом спектакле во многом похож на Остапа: так же беспощаден, эгоистичен и деловит. Мечтая, они оба произносят, как заклинание, одно и то же: «белый пароход, платиновые зубы, лакей-японец и обеды на чистом животном масле». Только для Кисы это символы достатка, а для Остапа – свободы.

Илья Славутский и Михаил Галицкий ведут сюжет в бешеном темпе постоянно меняющихся обстоятельств, выстраивая эволюцию взаимоотношений своих героев. Если в начале пути к сокровищам концессионеры осторожно приспосабливаются друг к другу, огрызаясь и переругиваясь, то в Пятигорске и в Васюках, не сговариваясь, как по нотам, разыгрывают и трусливого Кислярского, и доверчивых шахматистов, которые в этом спектакле не разрозненная кучка любителей шахмат, а идеально организованная команда в клубной форме, сопровождающая все свои действия и эмоциональные выкрики отработанными спортивными приемами и громыханием фигур в закрытых шахматных досках.

Под стать концессионерам и главный их конкурент, отец Федор - Марат Голубев. Молодой, энергичный, одержимый мечтой о свечном заводике, он с чемоданчиком в руках до поры до времени бодро перебегает с моста на мост, проскальзывает между заборами и пишет-читает свои письма к матушке Катерине Александровне. Эти письма и выстраивают перед нами его путь от надежды и уверенности к отчаянию и сумасшествию. От письма к письму вид его становится все изможденнее, фразы посланий короче, интонации резче, в глазах появляется фанатичный блеск, а в пластике – нервозность. В финале Марат Голубев приводит своего отнюдь не трагического героя к трагическому осознанию потери смысла жизни. Сцена сумасшествия отца Федора с его отчаянной молитвой – одна из лучших в спектакле.

В финале, оставшись один в темном пространстве, откуда-то совсем из другого мира произносит великий комбинатор свой монолог о том, что нет ни белого парохода, ни платиновых зубов, ни лакея-японца, ничего нет, а жизнь – это сложная штука, которая открывается просто, как ящик. Только в этой жизни не нашлось места ни потерявшему рассудок Федору, ни ставшему убийцей Кисе, ни Бендеру, «умершему на пороге счастья, которое он себе вообразил».

Спектакль Александра Славутского, сделанный по одному из самых, казалось бы, веселых романов ХХ века, оказывается неожиданно грустным и горьким.

Фотогалерея