Ставрополь

Выпуск № 6-126/2010, В России

Ставрополь

 

Премьера спектакля «Герой нашего времени» в постановке Юрия Еремина (режиссура и сценарий) по одноименному роману М.Ю.Лермонтова открыл афишу нового сезона в Ставропольском академическом театре драмы. Этот смелый проект, потребовавший достаточных, в том числе и материальных, затрат, должен стать первой ступенью в подготовке к 165-летию театра, носящего имя Лермонтова и ведущего свою историю с 1845 года. В общем, солидный повод и дальний прицел «капитальных вложений», личность режиссера и масштаб замысла - все вместе привлекает к спектаклю пристальное внимание зрителей. Важности добавляет заявленное режиссером в интервью ставропольской газете желание руководства театра «выпускать каждый год спектакль по произведениям Лермонтова вплоть до 2014-го, когда будет 200-летний юбилей поэта. Причем в разных жанрах ? поэзии, прозе, драматургии...». Перспектива начинаний театра вызывает уважение, но есть в этом лукавство, по-моему. Шесть спектаклей по Лермонтову в репертуаре одного провинциального театра должны каждый вечер находить своего зрителя... Но оставим сомнения и будем верить в лучшее, тем более, что премьера «Героя нашего времени» действительно событие на ставропольской сцене.

Основное мое положительное переживание после спектакля - благодарность режиссеру от человека, любящего театр и считающего, что театр требует, кроме желания им заниматься, больших знаний. Режиссер Юрий Еремин — профессионал, офицер «старой гвардии», человек, слава которого - плод верности своему делу, а не дань медийной истерике. Режиссеры такого масштаба редкие гости на Ставрополье. Из удачных проектов вспоминается лишь «Анна Каренина», поставленная Леонидом Белявским по собственной инсценировке. В «Герое» во всем видно мастерство, ведь инсценирование - наиболее частый путь для Ю.Еремина. Четкость, лаконичность смысла, умение безжалостно отбросить лишнее ради выбранного основного ? почерк Мастера. Жесткость конструкции спектакля, красота мизансцен - большая редкость в мире недоучек, которыми полна театральная действительность.

Теперь о спектакле, странная гармония которого — в невозможности чувств. Уже сценография Валерия Фомина не допускает интимности - пространство решено холодно и жестко. Почти зеркальные поверхности отражают друг друга. Прямоугольные подвесы бесконечно поднимаются и ложатся на пол в первом акте, ограничивая актеров. Свет, холодный и точечный, оставляющий в полумраке большую часть сцены, яркими мазками выхватывает лица героев, постоянно меняется и помогает создавать впечатление отрывочности воспоминаний. Усиливая его, вспыхивает экран, на который, сменяя друг друга, проецируются виды Кавказа, иллюстрации лермонтовских мест, а во втором акте слайды, аккуратно датирующие события. Некоторая кинематографичность и признаки литературного театра - известные спутники инсценировки произведения, где мало диалогов и много авторских размышлений, излишне выпячиваются этой «высокой» технологией. Не хочу сказать, что это плохо, наоборот, видеоряд усиливает атмосферу холодной отстраненности, заданной режиссером. Музыкальное оформление дополняет ее. Все очень грамотно, только лишней стала узнаваемая тема из известного сериала, некстати вызывающая в памяти образ комиссара из вечного города в помятом льняном пиджаке.

В инсценировку, сделанную специально для театра, вроде бы вошли все главы романа, кроме «Тамани», и события отражены практически все, но сопричастности, чувства сопереживания и понимания героя, какая есть у читателя, у зрителя не будет. Возможностей оправдать поведение Печорина инсценированный вариант оставляет очень немного. Его цинизм, гордыня, равнодушие, даже жестокость - вот те черты, что наиболее ярко проявляются в действии. Игорь Барташ в роли Печорина - очень точное попадание в замысел режиссера. Актер - практически совершенный инструмент, высокоточный проводник смысла и духа данного спектакля. Им любуется режиссер, за ним пристально наблюдаем мы. Но не получаем удовлетворения. Никак не можем «зацепиться» сердцем. Сочувствие вызывают лишь немногие моменты, когда зрительская душа согласна многое простить герою за каплю человеческого. В результате - крохи зрительского сотворчества. Реальность Печорину для меня в этом спектакле вдруг вернуло замечание «от автора», воплощением которого стал персонаж под литерой М.Л. (Денис Криштопов). Он походя упоминает о четырех строках многоточий в дневнике Печорина, появившихся после последнего свидания с Верой. Эта уцелевшая тонкость романа открывает глубины смысла. Появившаяся вдруг интимность и искренность чувств на мгновение дарят ноту человечности образу, получившемуся, в общем-то, лишь отрицательным.

Первый акт более походит на литературный театр. Так продиктовано первоисточником. В нем мало действенных диалогов, что определено структурой романа. Это не завязка действия, это развязка событий, ведь хронология в романе сознательно нарушена Лермонтовым. Все, что уже произошло, - произойдет во втором акте, а Печорин первого акта предстает перед нами призраком из памяти любящего друга, Максима Максимовича. Его очень проникновенно и точно играет Владимир Зоря. Вот, пожалуй, единственный персонаж, с которым даже Печорин иногда вступает в подлинные взаимоотношения. Вызывая из мрака закулисья участников истории о погубленной черкешенке и ее разоренном родовом гнезде, Владимир Зоря - Максим Максимович бережно и с чувством обыгрывает с каждым свои диалоги, хотя это и очень непросто, ведь все они - тени, иллюстрации происходящего. Человечность этого персонажа, конечно же, заложена в романе, но заслуга исполнителя бесспорна и ценна. Он не марионетка, он живой и чувствующий. Ему, одному из немногих, сопереживаешь. Вообще, два акта отличны друг от друга не только по смыслу и месту действия. Первый акт — законченное произведение, не требующее продолжения. Его очень украшает национальный колорит. Непродолжительные танцевальные номера, черкесская речь, музыка, костюмы героев и ставшая настоящим украшением спектакля Бэла (Карина Фейзиева, молодая танцовщица ансамбля кавказского танца, выходящая на сцену по договору). Выразительны декорации, к месту слайды. Но второй акт невнятен с точки зрения исторической достоверности. Ставки декораций, как мавр, сделавший свое дело, возвышаются некрасивыми грудами. Узнаваемые проекции здания ресторации и Эоловой арфы в Пятигорске, пожалуй, единственное, что можно назвать попаданием. А так: футбольное по разметке и биллиардное по цвету ярко-зеленое сукно, затянувшее сцену, немыслимые кегельные клюшки, некрасивые платья... Но главное - ходульность персонажей второго действия — результат сокращений текста, вызвавших искажение смысла. В известной мере ошибочен выбор исполнительницы Мери (Ольга Буряк). Княжну играет молодая актриса-травести, внешние данные которой соответствуют подростку 13-14 лет. Естественно, трудно оправдать поведение Печорина по отношению к ней. Что может заинтересовать в этой девчушке зрелого мужчину и за что так жестоко и грубо он наказывает ее? Никаких мотивов, причин зритель придумать не может и опять не получает возможности проникнуть в характер героя. В результате - раздражение. Как я уже говорила, в спектакле очень мало, что рождает сочувствие. Это ? Максим Максимович, его отношение к Печорину и Бэле в первом акте. Во втором - Грушницкий (обаятельный и молодой, честолюбивый и глупый, такой, каким его сыграл Илья Калинин) и упомянутые уже многоточия дневника. Точкой сочувствия могла бы стать Вера (Елена Днепровская) - талант актрисы виден в каждом эпизоде, но этот сложный, трагический и такой важный для романа образ пал жертвой жесткой структуры инсценировки, попав в разряд третьестепенных персонажей.

Основной недостаток инсценировки романа и в итоге спектакля, и более всего второго акта, на мой взгляд, - обеднение образа Печорина, обеднение многослойной и психологически сложной полифонической системы взаимоотношений всех персонажей с главным героем. Взаимоотношений, проявляющих его характер. Вновь и вновь жадно вглядываются зрители в Печорина. С напряженным вниманием слушают его. Вот-вот он объяснит нам хоть что-то. И мы поймем, наконец, что он виновен, но не в том, в чем обвиняется на сцене. Но нет! В страхе смерти разбросаны страницы дневника. Убит Грушницкий, уехала Вера - лишь жесткая ухмылка на губах героя. Все. Финал.

Понятно, что режиссер не романтик. Он и сам не отрицает этого. Думается, что именно материал инсценировки в процессе работы продиктовал ему такой выбор, но акценты слишком однополярны! Где он, герой, о котором так много думает и говорит не одно поколение? Тот Печорин, которому хотелось подражать и самому Еремину, как он говорит в упомянутом интервью? Печорин - герой своего времени, сложный и противоречивый, но такой увлекательный персонаж. Он и воплощение пороков и жертва своего века. Или мне привиделась эта часть смысла романа?

Поиски смысла - вечная забота русского человека. Одно из величайших произведений русской классики, ставшее в свое время предвестником нового жанра, выведено на сцену. Для того чтобы сказать, что Печорин - подлец? Результат не удовлетворяет, простите. Столько сил, чтобы отточить грань жестокости? Сцена ? трибуна, с которой иногда лучше промолчать. Да, очень, очень непросто перенести на сцену литературный шедевр, но что делать, если думается, что цель не стоит усилий.

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.