Калининград

Выпуск № 7-127/2010, В России

В Калининградском областном драматическом театре на малой сцене предприняли попытку постановки новой драмы. Спектакль по пьесе Николая Коляды «Нюня» стал первой премьерой нынешнего сезона.

Режиссер Евгений Мышкин предваряет спектакль небольшой речью перед пока что закрытой дверью в малый зал, подготавливая зрителя к не совсем обычному театральному действу. Тут же раздается несколько самодельных программок: прочитаете – передайте, пожалуйста, другим. Дверь открывается, и под живой звук лаунж джаза – музыканты расположились вдоль задника сцены – режиссер и актеры помогают зрителям рассаживаться. Собственно, спектакль уже начался – а вы и не заметили? Евгений Мышкин объясняет одному из актеров, какие именно ему нужны котята. Переизбыток зрителя частенько случается на малых сценах, людей усаживают на дополнительные стулья практически на территории сцены. Граница между зрительным залом и сценой условна, все оказываются вовлеченными в процесс. В таком театре чувствуешь себя защищенным. В таком театре уютно, как дома.

…Один старик приходит к другому по объявлению: «Отдам котят в хорошие руки». С этого начинается пьеса – разговор двух далеко не молодых людей, варьирующийся от выяснения отношений и чуть ли не драки до взаимной исповеди. Они абсолютно разные, но в одном возрастном контексте: предчувствуя скорый уход, хочешь не хочешь, а оглянешься назад – прожитая жизнь (или близкая смерть) требует осмысления и подведения итогов.

Первый старик (Юрий Харламбов) – хозяин квартиры и беременной кошки Нюни, одетый в домашнюю растянутую кофту непонятного цвета и дешевые спортивки с вещевого рынка. Его одежда, как и вся прожитая им жизнь, - жизнь бедного, но гордого в этой бедности человека, жизнь с маленькими, копеечными, но настоящими радостями, не понятными Второму старику (Василий Александров). Наряд Второго, кстати, тоже весьма точно его характеризует: пестро-серый костюм, рукава пиджака закатаны, розовая рубашка, черная бабочка и такого же цвета жилетка, на голове – спортивная шапочка с какой-то надписью. А когда он снимает пиджак, сзади на жилетке оказывается: «I love ny». Второй старик богат, он опирается на дорогую красивую трость и уверен, что кошки Нюни не существует, а объявление о котятах – всего лишь способ заманить его сюда с неблаговидной целью…

Но все-таки он сюда приходит – и начинается самопознание двух одиноких душ. Старики как бы прощупывают друг друга, устраивая – каждый свое – представления, пытаясь понять реакцию противника. Они ступают по этому пути неуверенно. Каждый боится, что границы его личного одиночества будут нарушены, а ведь это последнее, что у них осталось. И вдруг впадая в воинственность, они встают на стражу этих границ. Вроде и одиноки – а уже, наверное, никого рядом и не надо. Вот только Нюню… Ну, или котенка от нее…

Сценографическое решение спектакля скупо и точно. Из мебели – единственный стул на помосте. На стенах детские и юношеские фотографии Юрия Харламбова и Василия Александрова – как «группа поддержки» в смелой попытке актеров старой гвардии выйти на естественное общение со зрителем. Окошки операторской превращены в экраны телевизоров: один дает звук, другой показывает картинку, они живут своей жизнью, поэтому включаются/выключаются, когда захотят. Первый старик получил их от сердобольных людей. Недавно ему предложили нормальный телевизор, но - и в этом нам тоже видится резон – он посчитал, что третий будет уже лишним…

Придуманная кошка – точка отсчета. Рядом со стариками уже нет ничего живого, родного, близкого. Жена Первого (тоже Нюша, Нюня) умерла, у Второго ни семьи, ни кошки вообще никогда не было. Поэтому для них так важны вещи – и старики пытаются наполнить их жизнью, которой в их одиноких душах и телах и так-то осталось немного. Вещи живут – и рассказанная с их помощью история становится сверхпроникновенной. Например, платье умершей жены Первого старика – любимое платье, темное в белый горошек, с короткими рукавчиками, в таком хоронить нельзя, но оно ведь ее любимое. Платье ждет своего часа: тогда его с благоговением снимают с вешалки, целуют, оплакивают (Первый старик) – и в ярости швыряют, потом подбирают, бережно складывают, передают как символ внутреннего единения, равенства перед бездной грядущего небытия и признания, что Нюня все-таки существует (Второй старик)… Или ранее уже упомянутая трость: сначала это знак принадлежности к определенной касте, потом – залог вдруг возникшей симпатии (но подарок отвергнут), чуть позже – реальное орудие в потасовке двух агрессивных одиночеств… Или не совсем свежий носовой платок грязно-розового цвета. Первый старик складывает его и гладит, рассказывая, как складывала и гладила умершая жена его рубашки, плача над ними и зная, что скоро мужа покинет. Сложенный платок он передает Второму старику – тот, и впрямь подумав, что убил Первого тростью, горюя, покрывает этим платком его голову…

В финале Второй старик, уходя, раздает зрителям объявления о котятах. А Первый радуется, что, наконец, пришла Нюня (не важно, кошка или косиножка – душа умершей жены), и идет открывать ей дверь – на ослепляющий свет многоваттной лампочки в проеме задника сцены… И свет внезапно гаснет…

Если на этом спектакле вы будете смеяться и плакать, не цинично реагировать на новодрамовские приемы, а в конце вам захочется, чтобы Нюня непременно появилась, и, выйдя из театра, вы приклеите на первый же столб оказавшееся у вас в руках объявление о котятах, - значит, с вашей душой все в порядке.

Фото Алексея Иванова

Фотогалерея